Записки военврача. Жизнь на передовой глазами очевидца

Сейчас готовлюсь к очередной поездке, но это будет лишь после первого марта. На горизонте командировка в Уссурийск на поиски фотографии или родственников погибшего солдата. Уже сделал пробное мероприятие, заикнувшись комбату о своей заинтересованности в этом вопросе.

28.02.2002 г., Ханкала

У нас сейчас эпидемия гриппа, и я практически поселился в своём медицинском пункте батальона. Отчасти мне это даже нравится – я всегда в курсе происходящего.

Шесть месяцев учился в Ростове-на-Дону на базе окружного военного госпиталя на специальность «психиатр». Пообещали перевести меня на эту должность в Ханкалинский госпиталь, но пока всё откладывается.

В очередной раз «добиваю» командира, чтобы он подписал мне представление на перевод в госпиталь на должность начальника психиатрического отделения. Провёл эксперимент под названием «Как покончить жизнь самоубийством?». Вывесил на доске объявлений способы и методы суицида, скачанные мною из интернета. В них предлагалось выпить восемнадцать литров воды или проглотить сто таблеток аспирина, поесть крысиного яда… При этом красочно описывались мучительные картины смерти суицидента. Резонанс получился широкий. Дошло до главного «политолога» дивизии. Написал объяснительную, что подобное «просвещение» лишь уменьшает суицидальную напряжённость в воинском коллективе. Это базировалось на опыте американской армии. Убедил. Сейчас провожу анти-эксперимент по «сохранению жизни». Всё объясняет одно загадочное, таинственное и поэтому пугающее слово «психиатр». Давно у меня не было столько полномочий.

Вчера мы отмечали День защитника отечества. Начали по-военному – пятичасовым праздничным построением с раздачей медалей, грамот, подарков, визитом командующего СКВО Трошева с командой и прочими атрибутами подобных мероприятий. Иногда мне кажется, что сила нашего солдата – это в умении пять часов неподвижно простоять на плацу. Мой личный рекорд – это восемь часов с тридцатиминутным перерывом на обед.

Продолжили праздник визитом на Рампу железнодорожной станции Ханкала. Наш рынок разогнали, что связано с годовщиной депортации чеченского народа Сталиным, а на полуразрушенной станции можно втридорога купить почти всё: от анаши, золота и телевизоров до сосисок и окорочков. Конечно, заключаются сделки и посерьёзнее, но о таких не напишешь.

Здесь меня, наверное, из-за моей трезвой внешности задержал ОМОН и препроводил в комендатуру: по официальной версии эта территория является закрытой для посещения (можно прийти лишь пьяным и с оружием). Для меня всё закончилось благополучно, и через час я уже выкладывался на тренировке, сбивая накопившееся. Странно, что слоняющихся там пьяных контрактников и офицеров не трогали.

Затем сходил на концерт московских артистов, которых накануне хорошо разогрели в офицерской столовой дагестанским коньяком – лучшее профилактическое средство от стресса и холода. Выступали «Русские пряники», Дана из «Армейского магазина» и Татьяна Овсиенко. Руководил шоу Валдис Пельш. Ему и Овсиенко командир дивизии по окончании концерта вручил медаль «За боевое сотрудничество». Концерт многим понравился, снял напряжение у солдат и офицеров. Таня Овсиенко выступала в кожаном бюстгальтере, короткой юбке и ботфортах. Я заметил, что комдив, когда залез на импровизированную сцену из бортов автомобилей, слегка растерялся – не знал, на какую часть её гардероба вешать медаль. В итоге кто-то из смельчаков крикнул: «На бретельку!» – и он под смех зрителей подцепил её на тонкий кожаный лоскут.

Вечер завершился праздничным ужином (сейчас мы вдевятером живём в моей бывшей квартире). Вместе с ребятами приготовили салаты оливье и с крабовыми палочками, взяли ящик пива и проболтали почти всю ночь. Правда, меня дважды вызывали для консультации и госпитализации больных, но настроение это никак не изменило. В целом, праздник в дивизии прошёл почти спокойно, за исключением бытового убийства женщины офицером в Шалях.

У нас уже тепло. Днём я бегаю в спортивных шортах и майке, заодно принимаю солнечные ванны. Пыли пока ещё нет, поскольку ночью и утром всё прибивается густыми туманами. Готовлюсь к первенству округа по военному пятиборью, которое состоится в начале апреля. Огорчает, что комдив продолжает травить гарнизон дымовыми завесами. Говорит, что это спасает наши вертолёты.

За последние два месяца я пять раз был в различных командировках. У меня складывается впечатление, что командир меня побаивается или старается избегать.

И опять готовят в командировку. Попросился в счёт своего отпуска за 2001-й год съездить в Амурскую область, чтобы привезти гроб погибшего солдата. Нашёлся рядовой П., пропавший почти год назад, которого якобы видели в Грузии. Ездил для осмотра его останков в Ростов, в судебную лабораторию. Но опознать его было невозможно. Кучка из десятка костей с черепом да жетон с личным номером – больше никаких документов. На фоне двух сотен обгоревших десантников с недавно подбитой «коровы» он выделялся своеобразной белизной.

В феврале побывал в Кисловодске. Всё больше и больше влюбляюсь в этот уютный, так непохожий на всё северо-кавказское окружение санаторный городок. Пробыл здесь всего пять часов, но успел ощутить себя настоящим курортником. Сходил в театр, попил нарзана из естественных источников, посидел в кафе с тортом, чаем и бальзамом «Машук». Даже не верилось, что моя служба находится в пяти часах езды на электричках и тридцати минутах полёта. Какой она мне показалась далёкой, неправдоподобной и ирреальной… Уезжал из Кисловодска с грустью и тоской. Может, поэтому и нужно жить – чтобы иметь в арсенале и счастье, и минуты сожаления.

В промежутках между основной работой на общественных началах занимаюсь занятиями для души. Консультирую по вызову психических больных в медицинском батальоне и госпитале, участвую в заседаниях психологов дивизии. Планирую на днях провести для них лекцию на тему «Проективные методики» с показом техник и рисунков обследуемых.

Груз 200, история одной поездки (из письма отцу)

В часть пришла телефонограмма о том, чтобы направить похоронную команду из пяти человек (четверо солдат и один офицер). Ехать предстояло через Ростов-на-Дону в Амурскую область.

– Ты его опознавал, тебе и везти! – коротко сказал комбат.

Я был рад любой оказии, чтобы сорваться из части, так как последние несколько месяцев ожидал перевода в госпиталь на лечебную должность.

До Ростова мы доехали на электричках – поездов не было. Там я разместил солдат в частном секторе, благо деньги и сухие пайки у них были, да и жильё там стоило по 30 рублей с человека за ночь. Сам же остановился у друзей на квартире и начал собирать документы для отправки. В ростовском госпитале находится окружной морг, куда сводят всех погибших в Чечне и Северо-Кавказском округе. Здесь же опознают и наших врагов. Воюем по разные стороны, а ждём под одной крышей. Здесь же и криминалистическая лаборатория. Руководит службой мой однокашник по академии. Во время совместной посиделки в его кабинете и спальне я шутя сказал бывшему комвзвода:

– Юрка, в Чечне только и думаю, чтобы не попасть к тебе на стол раньше времени.

Посмеялись, выпили, и он стал хвастаться закромами морга. Морально я был не готов увидеть человеческие тела в таком количестве. Многие были неопознаны, особенно из сгоревших вертолётов. Хмель улетучился из мозга.

Через три дня все было готово. Под расписку получил в морге цинковый гроб, который, если верить афганской войне, прозвали «груз 200», так как весит он обычно около двух центнеров. В него срочники-санитары положили скелет, ржавый жетон с личным номером и новую военную форму. Внутри я плакал. Это больно. Я так и не вспомнил его лица. Он прослужил в нашей части всего три месяца. Ребята хотели поменяться с ним кителем, тельняшкой и берцами. Дескать, зачем добру пропадать? Всё равно запаяют и земле предадут. Я не разрешил. Вдруг родные вскроют цинк? Да и кощунственно это.

Затем цинк поместили в деревянный, из свежих некрашенных досок, ящик с опилками и заколотили. Ни флага, никакой иной военной эстетики. Не умеют у нас провожать в последний путь.

Оказалось, что на самолёте разрешается сопровождать груз 200 лишь одному человеку (по распоряжению коменданта города), и я передал солдат в одну из близкородственных частей, находящуюся в пригороде.

В аэропорту меня проинструктировали, чтобы на каждой станции обращался в комендатуру, и мне будут помогать за казенный счет.