Заполье

— Так как-кого же чёрта всё на них тогда валить, на якобы падших — без воли на то самого хозяина?! Да ведь и знавших, кстати, чем для них этот бунт на корабле кончится, им да не знать всемогущества шефа… ну, не идиоты же они законченные, в самом деле! «И бесы веруют и трепещут»… — передразнил он с чем-то большим, чем презренье, в тяжёлом лице. — Старая гнусная басня, для отвода глаз… От кого зло, первопричина зла — вот вопрос вопросов! Но не для меня!..

А что ж яришься тогда, можно было б спросить, — коли уж не веруешь? Или же остаточные какие иллюзии питает на сей счёт? Непохоже, но ведь и наверняка не скажешь.

— А Денницу — отчего б и не понять? «Есть упоение в бою и мрачной бездны на краю» — это же-ж про него прежде всего… — Мизгирь уже явно отвлекал себя, успокаивался, занявшись опять аппаратом своим, чашками, усмешку привычную полупрезрительную держа как окурок на несколько выпяченной нижней губе. — Против жития-бытия такого, от злобного ханжества его — восстанешь, не хватит и ангельского терпенья. А в монахи — не от ненависти к миру этому идут, пусть и безотчётной чаще?.. Впрочем, мы-то одну только версию слышим, а возможны и варианты, почему же нет? Ну, скажем, что творец — не самая высшая инстанция. Даже и средь людишек подразделено: есть строители, а есть и архитекторы ведь… Тогда Денница никакой не идиот, а бунт обретает смысл — как апелляция, хотя бы… к кому? А вот это, признаю, вопрос. По крайней мере, не скучный. Не пошлый. В этом направлении тоже искали, и не без успеха.

— Ещё дальше от человека, выходит…

— Ну, расстояния тут, полагаю, отнюдь не линейны. Как и сама иерархия, быть может; и что оно, расстояние, для могущества? Всё связано со всем, а значит и обратные связи работают, срабатывают неявно, и земное влияет на небесное. Нет, всё и здесь, и там в принципе вариантно, причём в диапазонах самых широчайших… так можно представить, если в формате теизма рассуждать. Уж на что стадны люди и так их нивелируют успешно, но ведь и меж них разброс вариантов шире некуда, от вполне натуральных скотов до редких особей, о которых и сказано: человек — это звучит гордо!.. Что вы… надулись? Пешкова не жалуете?

— Горько-сладкого… Лгал и извивался, извивался и опять искренне лгал. Имитации. Долгался до оптимизма исторического всякого, в него и влип — как муха в мёд.

— Сурово, однако, вы… Нет, зачем же, дела-то делал — и немаловажные же, — с некоторым упрёком сказал, голову наклонил Владимир Георгиевич,

тонзуру показав. — Нет-нет, зря вы. Хотя… Бойтесь оптимистов, ибо их оптимизм, скорее всего, за ваш счёт. Афоризм, увы, мой…

— Увы?

— А как иначе? Из ничем, увы, не подслащённого опыта личного. И знаю, что одному не выстоять. Как и вам, как газете нашей. В известности ли вы, что к губернатору запрос от депутатов поступил, от ваших весьма ревнивых и говнистых коллег тоже — на закрытие? Не знали?

— Знаю теперь — от вас, спасибо. И насколько серьёзно это, по-вашему?

— В суд, разумеется, готовят дело — за разжиганье социальной и прочей розни, охранку пытаются подключить… ну, по суду пока вряд ли у них выгорит, есть у меня в знакомцах стряпчий один — зверь! Обвиненью хребет ломает, сразу. Но крик подымут, возопят, готовьтесь. И лучше бы упредить — обвиненьем встречным, подумайте. Однако, надо ж и понимать, что это лишь начало… Нет, кучковаться надо, силы собирать. А товариществом, как братья-хохлы кажуть, и батьку бить… э-э… сподручней. Впрочем, батьку если, то братством.

— Уж не масонским ли?

— Совсем даже необязательно, — живо отозвался тот и подвинул ещё раз чашечку ему. — Совсем нет! Пейте кофе, остыл же… Форм товарищества как такового более чем достаточно. Про масонские точно не знаю, хотя… Рациональные стороны и там есть, опыт у них, судя по всему, немаленький, но больше просвещенческий… так, нет? Подвернулась как-то книжка одна, читал-с, но что-то уж больно заумное, да и ритуалы эти… Нет, всё надо использовать. Уметь сами принципы использовать организационные, проверенные, долговременность обеспечивающие. Смею сказать — догматы: неизменность традиций, хорошенько продуманных, устава, дисциплины чёткой и… И, понятное дело, неуязвимость от внешних сил, от чуждого и враждебного, чего сейчас у нас, как видите, более чем; а это во все времена дать могла только самая безусловная тайна. Да, тайна, иной гарантии нет.

— Но вот вы говорите о том здесь, в помещении, а…

— Слесаря вызывали? — Глаза Мизгиря смеялись. — Компьютерного, на днях?

— Да, программу новую Дима ставил с ним…

— … и целый вечер проковырялись они, после работы — так? Был жучишко, как не быть… Но всё чисто теперь, не извольте беспокоится, Иван Егорович; и детектор на стрёме, тут где-то. Терпеть не могу посредничков.

— Новостей вы мне подкинули… Но цель этого… организации этой? Ведь любой инструмент под дело создаётся, а не наоборот, — в чём она, цель?

— Да хоть в самом товариществе, в человеческом, я вам скажу, неодиночестве, как самоцель — разве мало? А трансформация вот этого всего, — он мотнул головой за окно, — безобразия во что-то имеющее смысл и перспективу — не задача? Газета — да, но это лишь первый, лишь маленький самый шажок: ну, подзудим, разъярим эти самые массы, ну стряхнут они, уронят эту власть глупцов и мошенников — а кто её подымет, болезную? Второй ли, третий эшелон таких же мошенников наготове там, уж будьте уверены, это же почти ж закон. Старое радикальней некуда сломали, это у нас умеют, а к новому даже и на дальние подступы не подошли, да и с чем? Тупы же и корыстны, спинного мозгу больше у конкретных пацанов, чем головного, вот и рвут властёшку наличную, бабки пилят, собственность… кому там думать, бузотёру этому? Так у него только и хватает, что корму свиньям этим делить, на том и держится пока. А поделят — и его выбросят, ещё увидим, полюбуемся. И начни у них сейчас власть силой отнимать, они не то что дом тот белый — страну всю с четырёх углов запалят, не задумаются… А нам это, спрошу, надо — в горелой хате жить опять начинать? И потому отнюдь не захват, а перехват власти, и по возможности мягкий и основательный, без потрясений и случайностей всяких, у дураков совсем не случайных, а закономерных скорее… — Мизгирь с раздумчивой твёрдостью говорил, от недавней полуистерики и следа не осталось. — Переходная бодяга эта на десятилетье-другое, может, растянется, и возьмёт верх то, в конце концов, что будет по-настоящему делаться, расти и развиваться. Тут, в провинции нашей бездонной под шумок расти де-факто, жизнь под себя, знаете, выстраивать… Де-факто газеты с телебаченьем, банки и отрасли целые, акционированье с приватизацией по-нашему, а не по дяде Сэму, свои люди в депутатах, в судах и заповедниках административных… огромная черновая работа! А там ещё и набело суметь переписать, де-юре… Ты не успел — товарищ успеет, ученик, которого ты к этому приуготовил, посланец наш. Так и только так дела настоящие делаются ныне, а не митингами полуторатысячными, детским криком на лужайке… Смысл ещё имели бы сверхмассовые демонстрации, заварухи с самыми решительными целями, в блокаду всего и вся переходящие, — а где они? Кроме октября позапрошлого, не было и вряд ли будут теперь — мы не поляки, к позору нашему, и даже не румыны… Молчит богоносец, кряхтит только.

— Зато автоматчиков поразвелось…

— Кого, позвольте?

— Да это мы их так прозвали, — усмехнулся Базанов. — Эх, мол, дали бы

автомат — я бы всех их, гадов!.. А самим на митинг тот же лень прийти. Надоело, сказал как-то одному такому: автоматы не выдают — их берут. Как приднестровцы с абхазами, палестинцы. А выдадут если, то лишь тогда, когда вы по своим готовы пулять будете, с похмелюги пропагандистской…

— Ис-сключительно верно! А вывод?

— Он один: формы борьбы менять, — вынужден был признать Базанов. Вышло по-ученически, и пришлось добавить: — Уязвимое место у власти — в мнении народном, тут мы худо-бедно, а работаем. А вот в сферах, о которых говорите вы… Кто там действовать может, клуб богатых и сильных разве что? Или партия клуба этого, по меньшей мере…

— Ну, не такие, может, и богатые мы… средний класс, скажем, цели которого весьма расходятся с целями власти. Зато знаем, что делать. Да и вы сами — с газетой — не сильный разве? Любого богатенького или чинушу можем опустить, если с толком взяться. Номенклатура вшивая наша — она ведь разношёрстная по интересам, в соперничестве погрязла, в дрязгах разобщена, а если объединяется, то лишь в ответ на явную опасность, вроде протестантов этих, митингующих, которые по-настоящему-то и не опасны вовсе. Внутри гнила она, рыхла: сманивай, подкупай её, запугивай, каждый из них в одиночку — ничтожество, грязь… Думать не умеют, вот их самое-то слабое место, к прогнозу и неспособны, и не нужен он им попросту, к сиюминутному жадны слишком: на креслице удержаться, взятку хапнуть… И здесь-то они, учтите, менее всего ждут нас — со всеми преимуществами коллективного разума нашего, долговременности и даже, позволительно сказать, плановости действий. С рассчитанным соотношением средств и целей, с личным подходом к каждому, пардон, говнюку… изнутри, да, ибо внешнюю оборону со своим ресурсом административным они уже успели выстроить, окопались, не подступишься.

— Резон, конечно, в этом есть, — не стал спорить Базанов, хотя было о чём, о тех же средствах пресловутых, Мизгирём едва ли не предложенных; впрочем, и чистоплюйничать не приходится, слишком злой, решающий оборот приняло всё дело и запредельно гнусными были навязанные правила не борьбы даже — подавленья, избиения. — Но что-то я не представляю этого самого товарищества в политической реальности нынешней, не вижу…

— А его и не будет в ней, — заулыбался тот, совсем запрятав глаза в прищуре, погладил клочки бородки своей, — зачем?! Не в ней, этой помойке, а за ней… там, где оно только и может быть, существовать как нечто здоровое вообще. Совсем даже необязательно оформлять дело, действие любое заговором, некой организационной договорённостью субъектов. Всё можно сделать гораздо тоньше, изящней, я бы сказал… О сетевых структурах слышали? Надо лишь свести в одну пространственно-временную точку ряд выстроенных событий, а то и случайностей якобы, — и дело в шляпе. Вот в этой, — указал он пальцем на свою мятую шляпу чёрную, на колбу кофейного аппарата нахлобученную, и пальцем же в крутой бледный лоб постучал: — Только арифмометром прощёлкать, события и исполнителей, друг о дружке и о целях не знающих даже, надёжно… э-э… канализировать, направить. И главное — информация точнейшая: предупреждён — значит, вооружён. Тогда даже и точечные, незаметные уколы в болевые, в нервные узлы — да, как в иглотерапии, — поистине удивительный эффект дают. Нет, чудные бывают возможности, просто-таки, знаете, дивные, и как ими не воспользоваться?! А реальность политическая, она ж и любая другая… Вы, конечно, задумывались над судьбой идеала в так называемой жизни. И не могли не заметить, что доверять ей свои лучшие помыслы — всё равно что собакам выбросить… так у нас некогда говаривали. Много чести псам реальности… Так, говорите, есть резон?