Запомните нас живыми
Шрифт:
Тем не менее успешность его тактики предопределила избрание Масхадова на пост президента Чечни после гибели Дудаева в марте 1996 года. Вырос ли он при этом до политика – вопрос спорный. Удельная партизанщина («каждый сам защищает-освобождает свой чечен-аул») привела к явочной суверенизации каждого района-аула и раздроблению далеко не монолитной дудаевской элиты. Образовался конгломерат эмиров-князьков, действовавших от имени всей Чечни, но командовавших максимум двумя сотнями земляков-соплеменников. Воевать так можно. Но что при этом построишь? Вероятно, правы те, кто считал Масхадова одним из наиболее внятных и договороспособных руководителей на время признанной Москвой Ичкерии. Внятным – на фоне оголтелых Яндарбиева, Басаева, Радуева. Как правоверный суннит, он совместно с тогдашним муфтием Чечни Ахматом Кадыровым совершает хадж в Мекку и принимает религиозное имя Халед. А потом узаконивает на чеченской земле ваххабизм как объединительную идеологию. К расколу чеченского общества по отношению к федералам добавилось религиозное противостояние, в свою очередь детализированное обострившимися межтейповыми противоречиями. Масхадов-президент становится не более чем комендантом собственной резиденции, не смевшим наведаться в Веденский район без разрешения его настоящего хозяина – Басаева. В ответ на попытки Масхадова установить связь с федеральным МВД «заслуженный бандит» Ичкерии Арби Бараев едва ли не церемониально
Следующим этапом сепаратистского движения при масхадовском руководстве стал набор протокольных титулов, пафосных директив «командующим фронтами» и расписок за получение кредитов. Масхадов оставался знаменем «национально-освободительной борьбы», но на фоне новых «героев антирусского сопротивления» – Гелаева, Абу Аль-Валида, Арби Бараева, Умарова – его авторитет померк даже среди вчерашних единомышленников. На импровизированных чеченских толкучках кассеты с воззваниями «эмира всех моджахедов» совершенно не благоговейно меняли (для новой записи) на номер «СПИД-инфо», не говоря о пачке сигарет. Далеко не профедеральные чеченцы относились к нему с элементами пренебрежения и сочувствия. Если Дудаев – в народно-базарном восприятии – первый лидер свободной Ичкерии, Басаев – лихой мститель-абрек, то Масхадов – скорее неудачник, ввергнувший чеченцев в национальную трагедию. Подтверждением тому – страницы семейных альбомов с вырванными фотографиями родственников-кровников. И все же. При проведении летом 2002 года в Ножай-Юрте всечеченского форума «Единой России» глава чеченской администрации Ахмат Кадыров по-русски весьма жестко характеризовал Масхадова как преступника, вероотступника, наймита и прочее. Не преминул при этом добавить, что в Мекке Масхадов вез получившего травму ноги Кадырова на тележке-коляске. Но в его речи по-чеченски явственно прослеживалась мысль: если Масхадов явится с повинной, то будет прощен. Об этом едва ли не напрямую Ахмат-хаджи говорил накануне своей гибели 9 мая 2004 года. Не потому ли он погиб, что в Масхадове-сепаратисте были заинтересованы «вкладчики» в дело «освобождения Кавказа», а гипотетическая связка недавних хаджи обещала завершить кровавый кавказский круг? Не исключено, что на возвращение блудного сына исподволь рассчитывали и сами федералы. Конкретные факты, по понятным причинам, никто не приведет, тем более осведомленные. Так или иначе, жена Масхадова Кусама долгое время получала полковничью пенсию мужа. Как бывший советский полковник стал главным врагом российского федерализма – тема другого разговора. Еще менее предметен спор, являлся ли Масхадов сторонником, тем более вдохновителем терроризма. Как номинальный лидер сепаратистских сил, он должен был нести ответственность за все, что от их имени происходило. И за «Норд-Ост», и за Беслан. Столь же скользок вопрос о его личной приверженности переговорам. По сути он всегда предлагал одно и то же – признать независимость Чечни и вывести из нее федеральные войска. Как на мирных переговорах в Хасавюрте в 1996 году, обернувшихся нападением террористов на Дагестан в 1999-м. На такой основе серьезную политику не ведут. 8 марта 2005 года Масхадов погиб в результате хорошо спланированной операции федеральных сил. Как до него погиб и Дудаев. Произошло то, что произошло…
Басаев: «доигрался, подлец!»
Такими словами Сталин встретил известие о смерти Гитлера. Басаев не Гитлер: не будем все же демонизировать его личность – пусть и нарицательную в кавказской истории. Обойдемся и без плясок на его обугленных костях. Биография Басаева мельчит подробностями его злодеяний, но цельной картины не содержит. Более того, зияет черными дырами. Из них веет мифотворчеством. С ним и поборемся…
Он родился в 1965 году в горно-чеченском селе Дышне-Ведено в семье колхозного служащего. Неправда, что сама история его рода подвигла Шамиля к продолжению дела его знаменитого аварского тезки. Многое говорит за то, что по дальнему происхождению он русский. Во всяком случае его пращуром мог быть заложник или беглец из армии генерала Ермолова – по фамилии или прозвищу Босых или Босой. В неприметном музее города Георгиевска среди борцов за советскую власть на Северном Кавказе упомянут некий полурусский-полуосетин Босаев, который приходился родственником Шамилю. Его отца – Салмана – это от депортации не спасло, но затем помогло ему куда-то там избираться. А вот характеристика, данная ефрейтору Ш. С. Басаеву, солдату пожарной команды военного аэродрома: «Толковый, цепкий, очень спортивный парень, лидер от природы, но какой-то утрированный чеченец». Его призвали в армию как целинника – до этого он с отцом поднимал земли в Волгоградской области – фактически шабашил. Представители не менее известного в России клана Хасбулатовых, куда более родовитых конкурентов Басаевых по тейпу беной, напрямую называли его неофитом, силившимся доказать, что он больший чеченец, чем все остальные. Касаясь легендарной причастности Шамиля Басаева к российским спецслужбам, поясним: почти сразу же после срочной службы он действительно проходил сборы запасников на базе разведбата мотострелковой дивизии: если кто-то считает, что бывший пожарник за тридцать суток становится рэмбо, – армейским пиарщикам делать нечего. В 1987 году с учетом ныне забытых льгот – нацкадр из здоровой советской среды и с комсомольской путевкой целинного совхоза, к тому же спортсмен – он поступает в Московский институт инженеров землеустройства. Там его преподавателем информатики становится доцент по имени Константин Боровой, умевший просвещать молодежь – по крайней мере политически. В марте 1996-го эта история получит драматическую развязку: Константин Натанович станет последним телефонным абонентом Джохара Дудаева, с которым за пять лет до этого познакомился не без участия Басаева. Но еще до окончания первого курса Шамиля отчисляют из института – за хронические прогулы. До августа 91-го он вроде бы охранял кого-то из перестроечных неформалов. Доподлинно известно о его участии в обороне Белого дома от так и не напавших на него гэкачепистов. Вопреки опровержениям Хасбулатова, он мог быть одним из помощников его помощников: по тейповым законам конкуренция не мешает сотрудничеству. Но выполнения деликатных поручений Ельцина – Коржакова известная нам хроника не подтверждает, хотя сам Басаев на это намекал. Тем временем он возвращается в бурлящую Чечню, вооружившись ельцинский лозунгом дня: «берите суверенитета, сколько хотите». Чувствуя себя обстрелянным демократом, Басаев на тамошних президентских выборах противостоит просоветскому генералу Дудаеву, но с треском проигрывает.
С досады – на одном демократическом порыве – угоняет самолет Минводы – Анкара: душа требовала признания. Отдышавшись от не самой шустрой погони, сначала воюет за Азербайджан в Карабахе. Потом – это уже серьезнее – учится в талибской школе в Пакистане. Но уже весной 92-го около двадцати северокавказцев перешли из чечен в абхазы. До того захватив автобус с заложниками – в ответ на попытку задержания по самолетно-минводовскому делу. Защитник свободной России, не став политиком, эволюционировал в уголовника, а затем в боевика-террориста. За полгода Басаев пережил больше, чем граф Монте-Кристо за всю жизнь…
Что
же до Абхазии – из песни слов не выкинешь. Война против грузинских уголовников и местных шеварднадзевских приспешников прибила в абхазский стан и преданных «нерушимому Союзу» (преданных «новой Россией»!) прибалтийских омоновцев и казаков – как патриотов, так и авантюристов. Время подскажет, к кому отнести уже упомянутого нами отчаянного казачьего атамана-рубаку, называвшего себя Валерием Павловичем Луспекаевым (сына?). Между боевыми порядками местных ополченцев (кстати, почти на четверть – тоже грузинами) и пришлых интернационалистов нашлось место и воинству «Конфедерации народов Кавказа», выдвинувшего своего командира в замминистры обороны Абхазии – по добровольцам. Оценки полководческого дарования тогдашнего Басаева расходятся. Остановимся на бесспорном: не щадил ни себя, ни своих, ни чужих. Но перевес абхазов над грузинским воинством, рекрутированном, напомним, из руставской колонии, обеспечили все же местные пассионарии, импортировавшие ельцинский лозунг в доселе изнывавшую под тоталитаризмом страну пицундских пляжей и сухумских мандаринов. В феврале 1994 года Басаев во главе 500 – 600 боевиков из «абхазского батальона» вернулся в Чечню, закрепив связь с освобожденной Абхазией, в том числе сыном от гражданского брака с абхазкой из Гудауты Индирой Джения.Северокавказские рыскания Басаева известны по прямому эфиру. Напомним лишь некоторые штрихи. Летом 1994 года его батальон сыграл решающую роль в отпоре профедеральному формированию Лабазанова, по неизвестной причине остановившемуся в двухстах метрах от грозненского Дома правительства. С этого времени Шамиль становится вторым после Дудаева лидером Ичкерии. Но друзьями они никогда не были: не только из-за оскорбительной для Дудаева предвыборной агитации Басаева в 1991 году. Первого президента Ичкерии откровенно раздражали его волчьи повадки. Даже на заседание правительства он мог прийти за пять минут до его завершения или уйти на второй минуте. Впрочем, эта сверхподозрительность до времени спасала ему жизнь. Хотя… К июню 1995 года худо-бедно освоившиеся в Чечне федералы по существу разгромили его группировку в две тысячи боевиков. 3 июня прямым попаданием ракеты в родовой дом Басаевых были убиты большинство его близких родственников, в том числе жена и дети. В Чечне говорили, что без наводки со стороны «товарищей по движению» дело не обошлось.
Так или иначе в ответ Басаев проводит тот самый рейд. Его конечной точкой должна была стать вертолетная база. Басаев по срочной службе считал себя специалистом «авиационного» профиля. Но поворот на базу проскочили. Впереди высились корпуса районной больницы Буденновска. 14 июня 1995 года из телефонного диалога Басаева с Черномырдиным мир узнал о «чеченском сопротивлении». Но совсем не в том ракурсе, на который рассчитывал Дудаев. Уничтожение авиабазы статусно уравнивало бы его с федералами. Захват больницы превратил сепаратистов в террористов. Басаева повысили из «подполковников диверсионно-разведывательной службы» в «бригадные генералы». И от греха подальше назначили комендантом Веденского района. 3 августа 1995 года в туннеле на грозненской площади Минутка басаевцы взрывают уазик командующего федеральными силами. Генерал Романов, возможно, ближе других продвинулся к сколько-нибудь приемлемому перемирию с Дудаевым, который действовал через Масхадова. Впрочем, тогдашний муфтий Ичкерии Кадыров впоследствии это отрицал. Но с тех пор Дудаев с Масхадовым становятся для Басаева почти предателями. Ибо в мирной Чечне места для Басаева не было. Весной 1996 года он пытается устранить президента Ичкерии, но его опередил телефонный звонок Константина Натановича Джохару Мусаевичу. Впрочем, похабный Хасавюртовский мир – в августе 1996-го – все же подпишут. После контрзахвата Грозного, в котором преуспел скорее Масхадов, «дальновидно» поручивший Басаеву подготовку Хасавюртовского договора.
В 1997 году Басаев еще померится с Масхадовым силами на следующих президентских выборах. Но став абреком общероссийского масштаба, он исключил себя из политиков даже в тогдашней Чечне. Ничего качественно нового в его биографию не добавили ни поход в Дагестан в 1999-м, ни еще 14 (!) организованных им громких терактов-нападений. От взрывов московских многоэтажек (в том же 1999 г.) до резни в Назрани (2004 г.) и Нальчике (2005 г.). Через «Норд-Ост» (2002 г.) и Беслан (2003 г.). Около двух тысяч только мирных жертв поставили его в один ряд с бен Ладеном.
Четыре увесистые сумки, захваченные в схроне, приоткрыли завесу над его личностью. Пунктуален, мелочно бережлив, сентиментален. Хранил справки о болезнях своих и родственников. Конверт со школьными аттестатами, сочинениями, рисунками: учился средне. Рисовал (перерисовывал или ему рисовали) терминаторов. Дневник за 8-й класс: благодарность за помощь в обеспечении порядка на конноспортивном празднике. Личная переписка – умел быть не по-горски лиричным. Перевязанные резиновым жгутом расписки – «Я – Ф.И.О. – поддерживаю кандидатуру Шамиля Салмановича Басаева на должность Президента Чеченской Республики Ичкерия и добровольно передаю в его пользу принадлежащий мне…» Далее – от холодильника до магазина. Ф.И.О. и заключительная подпись – часто неразборчиво. Зато – «передаю автостоянку с трофейными (!) автобусами. Сиденья украл…» – следует армянская фамилия. Пригласительные билеты в театр имени Нурадилова: карандашная пометка: «Д (Дудаева) – не будет». Снизу приписка: «Будет Алла и Кусама» (жены Дудаева и Масхадова) – в театр не пошел. Списки «предателей» и «преступников»: в их числе ряд известных российских журналистов (не будем их задним числом пугать). Варьируемые цены за голову. Арабские прописи и учебники – почти без пометок: филологом не был. Значки, повязки, ритуальные погоны – наградами и статусом дорожил. Тысячи групповых фотографий: семья, родственники, много узнаваемых лиц. Последние – в основном за период между двумя чеченскими войнами. Застольные встречи – скромные, внешне без спиртного. Несколько журналов по шахматам…
Свою партию он отыграл. Операция по его устранению продолжалась не один год. На авось действовать было нельзя, чтобы не начинать все сначала. И еще, при облаве на волка никогда не знаешь, на кого в конечном счете он выскочит: на главного снайпера или загонщика. Теперь это и неважно…
ХАНУМА ФАТУМ
Эфиопия: зигзаги интернационализма
Эфиопию редко вспоминают. Даже тогда, когда речь заходит об Африке. Однако именно наши с ней отношения во многом предопределили сегодняшний день родины кофе. До середины 1970-х эти отношения распадались на две, как оказалось, политически несоизмеримые части. С одной стороны, официоз – в виде очередного «Ила», дарованного Москвой императору Хайле Селласие I. С другой – до 1977 года наше участие в судьбе единственной на зеленом континенте цивилизации, близкой к православию, ограничивалось поддержкой оппозиционных императору сил. На что были политические причины.
Создав на континенте, избавляющемся от колониального наследия, Организацию африканского единства, эфиопский император стал флагманом всеафриканской борьбы за чуждые Москве западные идеалы. Но в самой Эфиопии зрели сепаратистские настроения. И зрели не только в мусульманских районах – на северо-востоке – в Эритрее и на юго-востоке – в Огадене, но и чуть к северу от столицы – в недовольной притеснениями центра этнически смешанной провинции Тигре. Под влиянием сепаратистов, небеспочвенно называвших себя друзьями Москвы, оказалась почти четверть империи, в том числе все жизненно важное для нее побережье Красного моря.