Запомните нас живыми

…нет этого городка, вальсирующего в дунайском прибрежье, с шагающим меж платанов бронзовым Тито… Есть Сталинград 43-го. Есть раздрай души. Мы уходим, уходим, уходим, уходим… Заблудившееся эхо афганского «прощай»… Уходим, как Тарковский, не оставив ни «Гамлета», ни «Бесов», оставив пастернаковскую неспособность к эмиграции. Дел не хватило ни во вселенной, ни в России… Запомнились пожаром на сцене. Шаровая молния отчаяния воспламенила синусоиду между двуглавой ладьей православного храма и субтильным минаретом с жестяным колпачком… …еще раз прокатилась по бетонным урнам бывших очагов: чем ближе к границе, тем с большей иезуитской назидательностью сровненных с землей. Allahu egber… Господу Богу помолимо… Опоздали… Мы уходим дорогой, уткнувшейся в рельсовый пюпитр станции Вуковар, загородивший аварийный выход. Мы уходим в бессрочье беловежского подполья, помечая на трофейной карте власовские комендатуры анэксимбанков. Товарищ, с Новым, 1942 годом! …я продолжаю свою войну — он пьет ракию и курит московскую «Приму»… …они бросили луковицу в котел с моей дщерью… Вуко вар = волчий бульон… Предел. Граница. Буквы ГРС на асфальте… Если точка после Г – граница Республики Сербской — Терпят… Если после ГР – Граница Сербии — Точку закрашивают Либо закладывают здесь фугас… Господи, ты-то нас уважаешь? …мы теряем и теряем… Время и достоинство. Самолеты и Севастополь… Пока работает телефон. Через линию фронта: – Завтра наступаешь? Нарисуй на башне скрипичный ключ… Чтобы не попал… — Точечное бомбометание. Крест-распятье под Добоем — «девятой гимназической» роте: «Жертвама бомбардованья НАТО». Прими, Господе, непогрешне деце твоjе… В белградской Святой Троице — приставлены к одной стенке – «Генералъ Врангель» и «Храбро пали, браче русима»: первые десять фамилий… Разметанные белыми стаями зимы Вуковара. Мы уходим. Уступая место удачливым и бессовестным, с остатками аристократического куража — чувствовать себя равными всем ушедшим. Может, когда-то потом из выжженной оркестровой ямы, будто из глубины души, послышится шепотом — НАШИ! Мы уходим, уходим, уходим, уходим, оставляя кресты, кресты, кресты, кресты: сифилис совести… …закатили рукава, все думали – ищут наркоманов… …заставили выпить по кружке спирта, …а потом скачали кровь… до последнего розового пузырька… …некоторые бредили… уже без крови… и вы хочете знать, почему они не шлепнули меня? Я – старый прозектор Додик, меня все знают… Бред – сюжет для сна: родился человек – посадили платан. Умер человек – все равно растет. В Вуковаре дольше домов горели деревья. Стыдили живых. Самая расцвеченная вывеска Вуковара: «Погребна опремье». Похоронные принадлежности. Полный аншлаг… А так хочется остаться: весело потрескивает концертный рояль, партитур хватит, чтобы запалить всю Европу. Как мазохистски послушна огню брошенная виолончель! Черным поясом отливает смычок на талии разошедшейся скрипки, рыжей и певуче-развязной, как маркитанка… Пятая оргия Чайковского? Друже команданте! Господин капитан! Отлучитесь от рюмки. …жизнь слишком коротка для земных утешений. Хотя бы зачеркните последнее «н» в слове «Таллинн». С нее начался Вуковар… Вы не глупее тех, кто сегодня наезжает миротворцами на Дунай, как когда-то гувернерами – на Фонтанку! Вы просто пьяны. Много спирта и крови… Успеете ли протрезветь, пока Гамлет еще в чем-то сомневается, пока бесы не скупили благословения, пока мы не успели возненавидеть Друг Друга. До пробуждения. Там, где заканчивается ВуковаР, продолжается Россия… Вуковар, бывшая Югославия, декабрь 1997 г.

Остров Кронштадт (славянская ЛюНависть)

Говорят, русские читают стихи, как молитвы, и пишут их, чтобы сказать правду… Под поручнем каждого прута твоей лестницы — не потерявший краски лоскут ткани — символ мольбы… Земле отпущены века до Пришествия… …не разглядеть кого – в перекрестье глазка. А нам? Неодолима чувств природа: Ты видишь – я опять пришел. Твой телефон молчал три года. Тебе, я думал, хорошо. Сверстники из пятидесятых все чаще уходят, не развинтив цилиндрик валидола, не дожив до тяжких коньячных юбилеев, не допризнавшись, не допростив… Без покаянья… Зияет прошедшее странно и жутко, Как ниша бетонной стены, Храня до поры правду наших поступков, Былую реальность и сны. Хотеть не ЗА ЧТО, А КОМУ, КОМУ? КОММУНИЗМ чувств. Интернационал мольбы. Ее больше, чем въелось в известь старого храма. Мольбы… палившей райкомы и мечети Таджикистана, выбившей сердце сараевского Христа соборной мозаики. Может, Таджикистан и Югославия начались с самоубийства маршала Ахромеева? Без покаянья. В сараевских трамваях и душанбинских троллейбусах — фанерные двери гражданской войны. Мольбы… сквозь бойницы в бетонном желобе олимпийской трассы бобслея. На склонах Балкан, переходящих в кладбища, среди похожих на отчества фамилий на – ич — в кириллице – с полями вместо цифр: римских и арабских — Петр и Павел. Русские дуэлянты. С судьбой. З богом. Без покаянья. Нет ничего атеистичней смерти. «В России есть остров, большой, как Сараево. Кронштадт. Оттуда Павел. Петр – болгарин. Пел по-русски». Не осветить в души загашниках О прежних днях мои слова, Пока солирует «калашников» Калибром семь шестьдесят два. На всю Европу хватает римского Петра и лондонского Павла. Но каждой клеточкой сетчатки — Такая русская судьба — От Петербурга до Камчатки За нами смотрят сразу два. Она роняет седеющие волосы на свои черные колготки. 40 кг тротила. В своей квартире на первом этаже восьмиэтажки. И… Без покаянья. «Ко jе други моги прочитати твоje повесци, Сараjeву?» Острее ревности к любовнику — Коль Бог не дал судьбы иной — Бикфордов шнур на подоконнике — Давай огонь. Пошли с сумой. Пять лет в розыске. Террористка по имени Весна. * * * Все романтические истории завершаются сухим резюме, похожим на выходные данные прочитанного романа. И все-таки, как во сне под пятницу, найди меня на карте ночной Европы, где самые яркие точки – Москва и Питер. Большие, как остров Кронштадт. P. S. А покаянье – дьяволу в конверте Отправь, забудь и все-таки условь Нам дату, место встречи после смерти. Там Бог простит. Там русская любовь. Сараево, апрель 1997 г.

Солдатская лямка по-американски

Дополним балканско-миротворческие впечатления взглядом на американскую казарму. Причем не со стороны, а изнутри. Со вниманием к деталям, в которых вся соль. С дополнением общеизвестного личными впечатлениями. Без сусальной восторженности, но и без публицистического оплевывания по остаточному классовому или ура-патриотическому принципу. В жанре живого рассказа. Такую возможность предоставил почти двухлетний опыт службы российского представителя в американском штабе в Боснии…

Чем набор отличается от призыва?

Набор в вооруженные силы (ВС) США осуществляется через сеть recruiting stations – призывных пунктов (ПП), функционирующих из расчета: один на 70 – 100 тысяч городского населения и 15 – 20 тысяч сельского. ПП замыкаются на местную власть, но состоят в договорных отношениях с минобороны. Персонал ПП стимулируется призовыми баллами, начисляемыми по весьма сложной схеме. Она ориентирована на преимущественный набор наиболее подготовленных рекрутов, готовых служить в не самых престижных частях. К ним относятся прежде всего сухопутные войска (СВ). Ибо в пехоте меньше условий для приобретения навыков, полезных на гражданке. Поэтому за согласившегося служить на флоте или в авиации начисляется условно один балл, за пехотинца – три. За «образованного» (с ПТУ) сухопутчика добавляется еще один балл. Освидетельствование рекрута, достигшего 17 лет, осуществляется через тесты, соответствующие требованиям к выпускнику средней школы: число отжиманий за минуту, задачки про бассейн с двумя трубами и автотрейлеры (не поезда!), отправившиеся из пункта А в пункт Б, чейнворд – «танК» – «Кухня – …Север», диктант из местной газеты и «чем отличаются Ирак от Ирана или Персия от Пруссии?» По последнему – нужно угадать не менее четырех из десяти правильных ответов, ибо с кругозором – скажем позже – беда.

Начальную оценку качества призыва дает служба по подписанию контрактов (СПК) – первое воинское учреждение, куда попадает отобранный новобранец. СПК схож с нашим военкоматом, но через свои гарнизонные представительства сопровождает «джи-ай» (военнослужащего) в течение всего периода его действительной службы и в резерве. С СПК, минуя ПП, заключают контракты те, кто хочет и может стать офицерами резерва, а также унтер-офицерами и специалистами: прибавка к гражданскому доходу – в среднем 6 – 8 тысяч долларов в год. В резерв зачисляются лица в возрасте 22 – 55 лет, как правило, с высшим образованием и после 90-суточных сборов. Действительная служба резервистов (сборы, участие в учениях и живых операциях) – 30 суток, минимальная – семь суток в год.

СПК через более военно-ориентированные тесты повторно проверяет профпригодность и предлагает подписать первичный контракт на два или три года. По результатам тестов новобранца опять склоняют к непрестижной службе, ибо кандидаты для престижной – приходят чаще. Типичный новобранец – это вчерашний школьник (более 60 процентов), реже выпускник ПТУ или аналога наших кадетских корпусов. Но эти военизированные дублеры технических лицеев готовят скорее будущих курсантов, чем солдат-контрактников. Ибо находятся в ведении учебных командований видов вооруженных сил. Как и у нас – Суворовские училища. Правда, более половины сержантов – это бывшие кадеты-суворовцы, не поступившие в офицерские вузы, но сделавшие выбор в пользу службы.

Отсев в ходе тестирования в СПК считается браком ПП и снижает баллы, по которым вербовщикам определяют тарифный разряд. Так поддерживается многосторонний баланс интересов между новобранцами и вооруженными силами. Обеспечивается первоочередной приток новобранцев в те части, откуда происходит их преимущественное убывание. Ныне в СВ США более 60 процентов «джи-ай» ограничиваются первичным контрактом – снижение за десять лет – по некоторым данным – на 20 (!) процентов.

Поиск и предварительная вербовка новобранцев осуществляются главным образом в школах и спортивных секциях. Бывают случаи одновременного рекрутирования целой спортивной команды – через посулы содействовать спортивному росту. В половине штатов США действует специальный закон о необлагаемой налогом рекламе вооруженных сил. Среди молодежи распространяются бесплатные абонементы на спортивные состязания, молодежные клубы здоровой направленности. Организуются экскурсии в воинские части, где дают попрыгать с парашютом, учат стрелять, водить автомобили, пилотировать воздушные суда. Некоторые вербовщики, а также состоятельные отставники-патриоты – особенно в глубинке – содержат собственные скаутские клубы (аналог наших захиревших военно-патриотических). С первых классов проводятся лотереи и конкурсы среди обладателей наибольшего числа предметов военной атрибутики, «умников и умниц» по военно-техническим дисциплинам. Вербовщики с гражданки (с «убыточных» по американским меркам предприятий) тем не менее считают, что привилегии их военных коллег пора подрезать законодательно.

Стимулы и соблазны…

Главный высказываемый довод в пользу службы – так называемый челендж – возможность себя проявить. С ним тесно связан реальный стимул – льготное или бесплатное образование, а также повсеместно ценимый на гражданке опыт военной службы: на контракте с Пентагоном состоят около 80 только высших учебных заведений, имеющих филиалы в гарнизонах. Есть и такие, кто пришел служить потому, что «в армии больше, чем на гражданке, порядочных людей и отношения чистые, как завещал Иисус Христос (много реже – Аллах)». Кстати, о защите Америки и демократии в самой армии говорят реже, чем вне ее. Кто побогаче и попроще – на первое место ставят тягу к путешествиям и новым впечатлениям. Иногда в армии ищут спутницу, чаще спутника жизни. Хотя число внутриармейских пар колеблется в пределах 5 – 7 процентов на все сухопутные войска. Скажем прямо: претендентов на конкурс красоты, в отличие от спортивных дарований, в армии найти непросто. Но про ЭТО – позже.

Чтобы мотивировать военнослужащего к продлению контракта, ему для начала предоставляют право учиться лишь в системе вечерних технических школ, нередко выхолощенных до приобщения к ПК или кассовым аппаратам. Доступ к высшему или иному дорогостоящему образованию военнослужащий получает не ранее чем через пять лет после подписания первичного контракта. Через такой же срок на «джи-ай» распространяется расширенный перечень – около двадцати видов – льгот – бонусы-алаунсы: санатории, путешествия, право на выбор гарнизонов и пр. Многие «джи-ай» предпочитают финансовые компенсации за них. Непосредственное вознаграждение – 1,5 – 2 тысячи долларов в месяц (в боевых условиях в три-четыре раза больше) при бесплатных столовой, медицинском обслуживании (в целом сопоставимом с нашим), а также спорткомплексах – о чем придется вспоминать еще не раз. Все это имеет ценность для не особо привередливых «низших середняков» и ниже.

С Америкой в нашем сознании ассоциируется жизнь равномерно динамичная и в целом благополучная. Далеко не везде и не для всех это так. Вот суммированный пример типичной истории: вырос в негритянском (вариант – латиноамериканском) квартале или в тоскливом американском урюпинске, пять-шесть братьев (сестер), кое-кто уже побывал в тюрьме… Варианты: «Мой отец был последним, кого в нашем штате посадили на электрический стул. Армия не только спасла от безработицы и наркотиков. Она дала мне шанс выбиться в люди». Другая – типично женская причина: «Я феминистка по жизни. Только в армии я чувствую себя человеком, а не, простите, телкой». Ну, и что дальше?

Дальше пример из жизни: прихватило как-то сердце у российского офицера в американском штабе. Уложили его прямо на пол. Вызвали медсестру – на две тысячи личного состава никого опытнее не нашлось. Ничего не скажешь – сестричка прибежала тут же. Семнадцатилетняя испуганная девчонка, только что получившая сертификат помощника эвакуатора. Не говоря о капельницах, даже в простейших пилюлях не разбирается. Зато с детской наивностью умоляет: «Держитесь, сэр. Если с вами что-то случится – мне конец». До госпиталя тащились целый час. Впрочем, там, скажем честно, и кардиолог, и младший медперсонал – все на месте. Первой подбежала шустрая негритянка: «Меня зовут Уинди (Ветерок). Правда, хорошее имя? Если что – прибегу сразу»…