Запомните нас живыми

Как тут было СССР не протянуть руку братьям по антиимпериалистической борьбе? Тем более что в той же эритрейской столице – Асмаре – с послевоенного времени исправно функционировал американский разведцентр. Да и соседняя с Эфиопией страна – Сомали – оказалась куда ближе к Москве, провозгласив антизападный путь развития. За что и получала не только моральную поддержку. И немалую.

В 1974 году в самой Эфиопии – одной из самых голодных, даже в Африке, стран, испытавшей до этого трехлетнюю засуху, произошел «демократический переворот недовольных полковников». Искать в нем аналогию со свершившейся через пять лет Саурской революцией в Афганистане не стоит. Члены недолго правившей военной хунты учились в США, Великобритании и Израиле и на Страну Советов смотрели соответственно. Совсем не так, как их подчиненные в званиях младших офицеров. Капитан-тыловик из 6-й дивизии по имени Менгисту Хайле Мариам уже в 1976 году назвал «полковничий переворот» эфиопской «февральской революцией». Тогда же, возможно, не без политического подтекста, половина «контрреволюционной военной хунты» была расстреляна в квартале от Русского леса – советского посольства в Аддис-Абебе.

Война за обе стороны

«Подлинно народная» революция 1976 года нашла сочувствие в Москве, поначалу не подкрепленное военной помощью. Необходимость последней вызывалась не столько «сопротивлением контрреволюции», сколько весьма энергичным наступлением сомалийцев на «ранее отторгнутую» от них императором-империалистом Хайле Селласие пустыню Огаден. Благоприятным моментом воспользовались и северяне – Эритрея с Тигре. Советскому Союзу пришлось выбирать между старыми и новыми союзниками. Выбор в конечном счете был сделан в пользу новых.

С лета 1977 года в Эфиопию пошли советские морские конвои, был налажен воздушный мост из 225 транспортных «Анов», по нарастающей стали прибывать военные советники и специалисты. Часто их размещали в «гостевых домиках», даже не прибранных после спешного отъезда американских предшественников. Последние ретировались из-за боязни оказаться в непредсказуемом по тому времени водовороте кровавых событий, вначале не определившись, кому следует помогать. Во всяком случае запчасти к F-5E и «Дугласам» для ВВС Эфиопии еще какое-то время шли из США. Но уже не они, а «МиГи», «Т-55» и «Грады» становились матчастью ожесточившейся войны за пустыню, а потом и джунгли. 12-тысячный кубинский контингент во главе с самым крупным в то время военным специалистом по Африке генералом Очоа (позднее расстрелянным на Кубе как наркоконтрабандист), а также советский советнический аппарат в сто офицеров с неистовым генералом Петровым – вот кто остановил, а затем и отбросил 70 тысяч неплохо подготовленных сомалийцев.

Остановили тогда, когда сомалийский лидер Сиад Барре отправил домой все две тысячи своих советских и 150 кубинских советников. Пожалуй, впервые и никогда больше в истории качество нашей военно-интернациональной школы прошло очную проверку встречным боем. Как бы иронично это ни звучало сегодня, но тогда, судя по результатам сомалийского наступления и эфиопского контрнаступления, Советский Союз выиграл, выступая за обе стороны одновременно. Но потом…

Памяти полковника Зайнуллина

С начала 1978 года главный и, как нам тогда казалось, бесконечный фронт сместился в Эритрею. По большому счету поражений у правительственных сил не было. Только с каждой победой сопротивление контрреволюционеров – вчерашних просоветских сепаратистов – нарастало. Стоит перед глазами пленный мусульманин-коммунист – четыре года учился в СССР, сбежал из полевой тюрьмы – зиндана. Раненному в печень далеко не уйти. На всю оставшуюся жизнь вопрос: «Что вас заставило сбежать?» – ответ остатками раздробленных челюстей, по-русски, на жаргоне курсов «Выстрел»: «А ты, сука, второй раз проживешь?» И совсем не киношный мотив «Интернационала» на амхарском. Чья-то команда: «Проветрите его». Выстрел…

Из почти забытой жизни советских интернационалистов в Эфиопии: дома – командир дивизии, а в Эритрее – советник командира эфиопского корпуса полковник Ильяс Абдулович Зайнуллин по восемь раз в день гонял штаб корпуса вверх-вниз по 300-метровой окрестной высоте. С подробными тактическими назиданиями. За что и получил кличку Инкуляль – «живчик» – «яйцо» – в небакалейном смысле слова. Полковник Зайнуллин дважды успешно поднимал фактически ему подчиненный корпус на штурм очередной безымянной высоты. Один раз – и, наверное, это прецедент в военной истории – практически без потерь. За что был представлен к званию Героя Советского Союза. Не дали: кто-то увидел Коран в нехитром скарбе полковника. Ограничились второй за Эфиопию Красной Звездой. В 1978-м среди 68 погибших в бою из состава поднятого им в очередной раз того же 17-тысячного корпуса оказался и советский мусульманин полковник Зайнуллин. Отправленный на родину в белом американском гробу. Со стертыми по бокам – «Армия США» и какими-то буквами-цифрами. Из наших трофеев с бывшей штатовской базы… Так продолжалось следующие двадцать лет.

Историческое резюме

С начала 1990-х правительству социалистической Эфиопии пришлось положиться на себя. Не побежденные, но и не проигравшие сепаратисты нашли других, как оказалось, более благополучных арабских спонсоров. Это произошло после отзыва – в начале девяностых – советских советников. С новыми спонсорами-посредниками бывшие сепаратисты, потом – контрреволюционеры, ныне – патриоты-автономисты вместе с федералами достигли, как считает ООН, консенсуса: Красноморское побережье – Эритрее, остальное – «неделимой» Эфиопии.

Двадцативосьмилетняя война унесла почти 600 тысяч из 60-миллионного населения. Около миллиона выехали из страны. 12 миллиардов долларов невозмещенной советской помощи остались на совести преемников Менгисту. Сам Менгисту живет в Зимбабве. К 200-летию Александра Сергеевича вместо приличествующего случаю поздравления получен ответ в том смысле, что Аддис-Абеба не интересуется эфиопскими корнями иностранных граждан – вне зависимости от их статуса. Впрочем, когда-то подаренный Аддис-Абебе бюст Пушкина вроде бы цел. В отличие от гигантского Ильича на центральной площади страны, провозгласившей строительство неидеологизированного общества. Но среди эфиопских переселенцев, прибывших недавно в Израиль, одиннадцать молодых людей заявили о советско-интернациональном происхождении по отцовской линии.

Хануме Душанбе

На том стою и не могу иначе.

М. Лютер

Рассыпавшиеся ониксы сорванных бус — с самых величавых женщин Союза. Дрожащие капли веером обтекают ветровое стекло, мечутся перед гибельным росчерком, чтобы в следующее мгновение жадно броситься на безвинных соседей и, обнявшись, развеяться в свисте времени. …Узкий полиэтиленовый пакетик с дурманящим насваем * между двух рядов переключателей, надставленных остывшими гильзами. Вечерний троллейбус рассекает пелену дождя в несмываемом пространстве дымящейся памяти. …Площадь Шахидон… Как эхо: Аллах Акбар – клокочущая толпа. Белые повязки. Мелом по стене: «Ребята, я с вами. Вова». Вовчики. ** …Ты знаешь, с тех пор боюсь спуститься в переход. Там везде лежали трупы. Вошедшая на остановке грациозно стряхивает промокший зонтик, изящно сбрасывает капюшон. Таджички почти не седеют. Хануме Душанбе. …Театр Маяковского… Сюжет незавершенного фарса с трассерами в ночи. …Два флага: зеленый – врачи – вовчики, красный – больные – в массе юрчики… Красные пятна на утреннем зеленом газоне. Психиатрическая больница 1992 года: автоматные очереди, заточки из ложек. Кто начал первым? …Из шести ответит один. Будет клясться хлебом, матерью, женой… Хануме Душанбе. Лилит… Площадь Озоди – Свободы… Да здравствуют умершие рано… Шальная пуля из прошлого: Раис, что там нашли? …откопали в клумбе у фонтана… …кресты алюминиевых бутонов – как модель молекулы. Слезы? Шатающиеся бытовики из 201-й дивизии собирают и закапывают тех и других. Вовчики? – как щелчок затвора. Послушай, ако, это – Юрчик, он – Юра, а я – Юрий Владимирович, как Андропов… Запомни, здесь все – юрчики. Горячая точка, расплывшаяся в горящее пятно Советского Союза. На нем – как кипящая краска – зеленые, белые, красные. Вовчики – юрчики. И только неизменна – в черном плаще Хануме Душанбе. То ли обгоняя БТР с эмблемой ГАИ, то ли пытаясь сбежать от навязчивой памяти, троллейбус ускоряет ход. Садитесь, ханум. Остудите лоб о стекло. Неужели даже из окна троллейбуса, как из иллюминатора вертолета, обречены думать о стингерах? Размытые силуэты пронесшегося мимо: сидящие вдоль улиц на корточках. Хорогские безработные. В 91-м году со всего Памира против Союза проголосовали человека три, вроде прибалты из местного погранотряда. Говорят, раньше таджички умели носить европейские платья, как в Париже. Когда кончится мода на черные плащи? Хануме Душанбе, России, Югославии… Вам не тошно? Где остановка? У недостроенной мечети? У сгоревшего райкома? Троллейбус – десять шагов освещенного тоннеля во мраке беспощадных струй. Как коридор рижского ОМОНа… Тогда было еще не поздно… …тетрадный листок среди поздравлений с Днем Красной армии: «Каждый выбирает по себе Слово для любви и для молитвы, Шпагу для дуэли, меч для битвы Каждый выбирает по себе». Вы выходите, ханум? Куда? Я мысленно целую вас через мокрое стекло. Боюсь увидеть вас на следующий день… …И какая-то печальная мелодия в ритме стихающего дождя. Апрельского. Весеннего. Таджикистан, апрель 1994 г.

*

Нечто среднее между тонизирующим составом и легким наркотиком.

**

Уличное самоназвание демоисламистов, противостоявших в гражданской войне в Таджикистане своим противникам, называвшим себя юриками.

30 минут послеSLAVия

…уже потом – стрелка на оторванном крыле сгоревшей «Заставы» – СРБIJA и закатанные рельсы социалистического пути на мертвом гиганте завода. Война началась с телекамеры на балконе. В 15.24. 15 мая 1992 года.

15.21: …фургоны – желтые, красные… Следим с балкона шестнадцатиэтажки… Поворот. Тузла. Босния. Еще существующая Югославия. Стоянка. Пешеходы. Отсвечивают зеркала «Златар-филигран». Не по-русски разноцветные футболки и коляски. Мороженое – «сладолед». Первые три светло-зеленых военных грузовика. Один похож на ГАЗ-66. Остановился. Его обходят. Из грузовика выскакивают трое военнослужащих. Куда-то исчезают. Грузовик разворачивается. Не вписывается в поворот. Развернулся. На балконе обсуждают: Мио, … Грузовик трогается. Появились два бронетранспортера. Тоже пытаются развернуться. 15.24. Первый заехал на газон. Два выстрела. – Мио, шта овде? – В чем дело? БТР сломал дерево. Гражданская машина развернулась и ушла. Исчезли люди. Пусто. Грохнул БТР. Стрельба, стрельба ужесточается… Еще одно дерево сбили… С балкона смотрят пригнувшись. Грузовик с разорванным кузовом. Крупным планом. Кто ранен? – Очереди. Пламя из кузова остановившегося грузовика. Маленькое, как туристский костер. Что-то вытекает из военного фургона напротив. Из другого тоже. 15.30. Пусто. Еще один грузовик едет по газону. Дым, потом пламя. Пламя поднимается выше. Пламя и над вторым грузовиком. «Пуцают!» – «Стреляют!» Военный медицинский фургон. Выехавшие на перекресток машины, встали. Два очага пламени. «Гробна тиш'uна». Звонит колокол. Что-то взорвалось. Машины горят тихо – слышен шепот на балконе. Редкие пистолетные выстрелы. Чья-то ругань. Горит асфальт под грузовиком. Кузов еще одной машины – в огне. «Одве рат». – Это война. Солнце и молитва: «Да светится имя твое, да живе королевство твое…» «Колы, колы»… «Машины, машины». Горящие машины столкнулись. Дрожит объектив. А может, кто-то знал, что это случится, и ждал на балконе? Сильный взрыв. Аминь. «Демократична дорожка». Артиллерия. «Наше трагичне живот… за наше Босне… укус слободе»… Дрожит объектив. Зеленые квадраты европейских газонов. Мелькает FS-3 – в правом верхнем углу. Стена огня – за левым поворотом. Черный дым. Желто-белое пламя. Горят задние колеса грузовика, похожего на КамАЗ. Никого нет. Цветы на балконе. Сквозь дым – присмиревшие легковушки – поодаль. Дым – выше 16-го этажа. Весь КамАЗ в огне. Пламя обтекает кабину. FS-3. «Демократична дорожка». Дым застилает весь перекресток. Вдали – стоящие светлозеленые грузовики. «Фронт слободы… само мало разума и мира»… Пять очагов огня. От четырех – дым. Глухие взрывы, как в горах. Их заглушают новые. Горящие песочницы. Жирные следы на сухом асфальте мостовой и тротуаре. Мат. Сильный взрыв на ГАЗ-66. Еще один. Фамилии на – ич. Грузовик «Камкон». «Хитна помоч» – скорая помощь. Взрывы, взрывы. Разбросало машину. Обломки долго висят в воздухе. Как конфетти из фольги. Перекресток был в дыму, а теперь в огне. Открылась дверь у красной легковушки. Два похожих на джиннов очага на огромном пространстве перекрестка. Ракеты. Салют кому? Частые глухие взрывы. Хлопушки с Нового года? Рвутся снаряды. Вот почему звучало: эксплозивы, эксплозивы. «Нови рат». 15.9.1992. 15.29, …30, 45, …51… Мелькают года: 93, 94, …96… Сплошной черный дым. Что-то типа самодельной петарды: растянутая письменная «м» – в воздухе. Продолжают рваться боеприпасы. Хорошо, что балкон огражден бетоном. «Марко, хвала, сигарету» – «Само изволте». Пять факелов. Виды города. Впервые видно солдат. За фургоном, поодаль. Звуки сирены. Взрывается еще одна машина. Рукав заслоняет камеру. Титр из другой передачи, наверное, более важной: тел. 239-07. Улица Югославской народной армии. …«температура – …», а где-то – «испод ноля». Сегодня не потемнеет. «Вечна спомен». Тузла, Босния, 1997 г.

Вуковар

«…пятнадцать минут назад в городской музыкальной школе прерван концерт памяти… …погибшего в Новый год при обстреле… лауреата премии Чайковского… Из-за прямого попадания … на сцене пожар… …требуется кровь и спирт… …городская радиосеть прерывает трансляцию из-за угрозы повторного артобстрела… …мы уходим в бомбоубежище…» Из программы «Радио Вуковар»