Запоздалые истины
Шрифт:
Леденцов вскочил, поднял жалюзи и пошлепал к трюмо. В нем он увидел мускулистый торс, накачанный почти ежедневными упражнениями, — вот только ноги тонковаты, надо поприседать со штангой; увидел белую кожу, которую не брало ни одно солнце, даже среднеазиатское, — рыжие сгорят, но не загорят; увидел почти красные, почти огненные волосы, которые вздыбились от подушки, — не голова, а пионерский костер, хоть картошку пеки; увидел светлое лицо с рассыпанными веснушками, коротким прямым носом и глазами светло-коричневыми — тоже рыжими; увидел короткие трусики, модные, по белому полю зеленый горошек... Инспектор недовольно
— Худая корова еще не газель.
Он вернулся в свою комнату и нажал кнопку магнитофона. Диско-ритм ворвался сильно и зовуще. Леденцов вздрогнул, словно его прошил озноб, постоял бездыханно, к чему-то готовясь, — и вдруг сорвался в непонятном танце, похожем сразу на гопак, вальс и бег с барьерами. Он метался, рыжея головой везде, одновременно, и казалось, что углы комнаты лижет огонь. Постепенно его танец выровнялся, слился с ритмом музыки и потек в стиле диско почти красиво, будь Леденцов в подобающей одежде.
Музыка истощилась. Инспектор схватил гантели. Длинный час он жал их, работал с эспандером, делал упражнения по системе йогов, стоял на голове, ходил по комнате на руках... И когда его кожа стала красной, как и волосы, он тяжело вздохнул и пошел в ванную — на руках...
Потом он ел в любимой кухне, сверяя свои действия с запиской, оставленной матерью:
«Сперва налей... Потом подогрей... Не забудь положить... А сверху посыпь...»
Леденцов допил кофе, вымыл за собой посуду, потуже запахнул мягкий халат и пошел к себе. И удивился — пятый час. Его выходной день безбожно иссякал. Он торопливо сел за стол и обозрел горы зарубежного детектива.
Доклад писался больше месяца. Почти все было прочитано, изучено и выписано. Перед ним лежал план главок, в которые уместится весь собранный материал. Он еще раз просмотрел их. «Сыщик — супермен». «Преступник — гнилозубый злодей». «Героиня — секс-бомба». «Трупы, кольты, доллары и виски». «Кого защищает супермен?»
Но чего-то не хватало, чего-то связующего и оригинального. Философской подкладки? Своего взгляда? Или сравнительного анализа? Леденцов вздохнул, открыл книгу и продолжил чтение.
«Бюстгальтер соскочил с нее, как кожура с банана.
— Я красивая, правда?
Он глянул на нее поверх дула револьвера:
— Как филиппинец в субботний вечер».
Инспектор задумался, не представляя, как выглядит филиппинец в субботний вечер...
В передней зазвонил телефон. Леденцов пошел, придерживая свободные полы халата. Звонит, разумеется, маман. Посыпал ли, посолил ли и поперчил ли...
— Я у трубки.
— Здравствуйте, Боря...
— О, Наташенька, привет, — отозвался он как ни в чем не бывало.
— Боря, как вы поживаете?
— Как филиппинец в субботний вечер, — брякнул он загадочную фразу.
— А что делаете?
— Принял ванну, выпил кофе и теперь в белом халате читаю импортный детектив.
— Боря, хотите со мной встретиться?
Голос убитый, виноватый, чуточку напряженный. Болеет за вчерашнее. Пусть-пусть. Страдания женщину красят.
— Наташенька, конечно,
хочу.— Моя подружка собирает гостей... Идемте? Потанцуем...
— Наташа, то-то мне петух приснился.
— Какой петух?
— Красный. Это к танцам.
— Я у нее буду раньше. Приходите прямо по адресу. Запишите.
— Пишу, — соврал он, перенявший петельниковскую привычку все запоминать.
— Улица Юности, дом десять, квартира двадцать семь. Жду к шести. Не опаздывайте.
— Наташа, а почему голос как у отчисленной?
Но трубка уже пищала. Леденцов опустил ее, раздумывая о странностях женского характера. Еще ведь толком не знакомы, а психологические трудности уже завихряются. Как там... «Французский парень, сказавший «Ищите герлу», был чертовски прав».
До шести оставалось полтора часа. Инспектор вернулся к столу поразмышлять о субботнем филиппинце. Видимо, тот в субботу напивался и делался страшным. Это открытие навело инспектора на новую главу: «Сыщик — белый, преступник — цветной».
В шестом часу он начал собираться. Выбор одежды никогда не затруднял его — лишь задумался, когда извлек из шкафа зеленый галстук, который смотрелся на груди крокодильчиком, подвешенным за хвост. Но зеленое шло к рыжему.
Без пяти шесть Леденцов оглядел старинный дом номер десять по улице Юности. Двадцать седьмая квартира оказалась на последнем этаже. Инспектор поправил галстук-крокодильчик, отцентрировав его за хвост, и нажал кнопку. Но звонка не расслышал. Теперь делали звонки тихие, музыкальные и вообще бесшумные. Он надавил кнопку еще. Ни звона, ни шагов, ни музыки... Тихо.
Леденцов легонько тронул медную позеленевшую ручку. Дверь бессильно подалась, словно висела не на стальных петлях, а на тряпичных лямках. Он открыл ее и шагнул внутрь неуверенно, будто сомневался в крепости пола. Тишина и запах штукатурки встретили его.
— Есть кто? — крикнул он и пошел по коридорчику на свет, падавший, видимо, из кухни.
Сзади скрипнула дверь. Леденцов обернулся удивленно — она ведь на тряпичных лямках. Дверь медленно закрывалась. Инспектор хотел...
Удар и звук — так стреляет на реке лед в сильные морозы — разбились о его череп. Инспектор успел лишь подумать, что обвалился потолок, — ведь пахло штукатуркой...
И все исчезло.
8
Голод напомнил о себе тоской в желудке. Петельников глянул на часы — четверть одиннадцатого. Но был еще один подопечный. Инспектор, как врач по вызовам, не мог отказаться ни от единого визита. Этот пациент не давался, и отыскивать его приходилось по телефону. Инспектор еще раз посмотрел на часы — удобнее было бы развалиться в кресле и названивать, но пока доберется до дому, стукнет одиннадцать.
Петельников нащупал несколько двушек и пошел, высматривая телефонную будку. Она приткнулась к безоконной стене древнего дома, стоявшего в белом воздухе, как заиндевевший утес.
В записной книжке было пять номеров приятелей и знакомых того, искомого. Петельников завертел диск. И на третьем адресе вдруг повезло — за искомым куда-то пошли.
— Я у телефона, — услышал он почти дамский голос.
— Привет, — отозвался инспектор.
— С кем имею честь?
— Со мною, — буркнул Петельников, давя раздражение.