Запределье. Осколок империи

Вскоре возле малинника, распугивая лесную живность, весело застучали топоры…

* * *

— Могу вас обрадовать, господа, — вышел на крыльцо больницы к ожидавшим его вердикта крестьянам Привалов. — Вы убили не человека.

— Слава богу! — бухнулся на колени и принялся истово креститься на купол больничной часовни Дормидонт Савельев. — Ни в жисть теперь ружье в руки не возьму! Гори оно синим пламенем!

— А кто же это? — настороженно спросил Филимон Веревкин.

— Кто? Кто? — поддержали товарища остальные мужики, заметно повеселевшие: кто это начальство знает — взяли бы вдруг да и записали всей компанией в сообщники Дормидонтовы? — Кто такой?

— Увы, ничего конкретного пока сказать не могу, — развел руками ученый. — Но то, что данное создание природы не принадлежит и к одной из человеческих рас, — гарантирую.

— А не леший часом? — прищурился Семён Косых.

— Никоим образом. И вообще, господа: лешие, русалки, водяные… Все эти существа — не более чем персонажи детских сказок. Стыдно в вашем возрасте верить в подобное.

— Как же не верить, барин, коли на самом деле они есть? — не выдержал молчавший до сих пор Варсонофий. — Кто в позапрошлом годе на озере Федьку Савушкина под воду утащил? Русалки защекотали и утащили.

— А водяной на болоте ночами ухает, — поддержал приятеля Веревкин. — Стало быть, и лешак должон быть!

— Сказки все это, — поморщился ректор Новороссийского университета, снял пенсне и принялся его протирать платочком. — Фёдора Савушкина, скорее всего, подвела судорога. Такое случается и с самыми умелыми пловцами. И вообще: кто же в здравом уме купается в конце апреля?

— Не купался он, — буркнул кто-то из толпы. — Сети ставил. Вот еще баловство — купаться! Мальчонка он, что ли, сопливый?..

На болтуна тут же зашикали: всем было известно, что после неудачного похода атамана Коренных генерал-губернатор строго-настрого запретил крестьянам появляться в окрестностях Врат. А озеро, до сих пор остающееся безымянным, попадало в запретную зону. Чем черт не шутит: утопленнику, конечно, не поможешь, но вот на головы живых ослушников беду накликать вполне возможно — не один он тогда на озере-то был… Но рассеянный профессор совсем не обратил внимания на слова крестьянина.

— Что до уханья на болоте, — авторитетно заявил он, вновь нацепляя пенсне, — то могу заверить вас, господа, что ни к каким проявлениям потусторонних сил это явление отношения не имеет. Скорее всего, эти звуки издает выходящий на поверхность болотный газ… И вообще: стыдно, господа, верить в такое — в двадцатом веке живем. В ближайшее время будет организована лекция, разоблачающая все эти суеверия, и милости прошу вас всех прийти, послушать, сделать выводы…

— А, кроме того, — ротмистр Манской вышел на крыльцо следом за ученым, нахмурив брови, оглядел крестьян и сурово спросил: — Разве сегодня праздник или воскресенье? Ну-ка по домам и делом займитесь! И чтобы больше — никаких самочинных облав. Объявится медведь или иной хищник — извольте сообщить властям. Не мужицкое это дело…

Офицер еще не закончил свою речь, а задние мужики уже потихонечку-потихонечку двинулись восвояси. К чему лишний раз начальству на глаза попадаться? От власти подальше — оно и спокойнее…

— Вот так с ними надо, Модест Георгиевич, — обернулся Сергей Львович к Привалову, когда больничный двор опустел. — А то затеяли тут лекцию… Мужицкое дело — пахать да сеять! В лишнем знании — лишние хлопоты.

— Вы не правы, Сергей Львович, — запротестовал ученый. — Темного мужика легко может ввести в заблуждение любой складно говорящий грамотей. Хотя бы и большевик. Мы все это отлично видели совсем недавно. Наша цель просветить мужика, научить его задумываться…

— Ну да, — нехорошо улыбнулся ротмистр. — Сперва задумываться начнет, а потом «Капитал» Маркса откроет… А кто, спрашивается, землю пахать будет?

— Землю пахать будут трактора, Сергей Львович, — от волнения щеки Привалова пошли пунцовыми пятнами: этот спор был далеко не первым и скорее всего не последним. — А образованный крестьянин будет ими управлять. Да-да, Сергей Львович! Образованный крестьянин-с. Как в Северо-Американских Соединенных Штатах. И пахать землю не по народным приметам, а по всем правилам агрономической науки. И наш с вами долг, господин Манской, вырастить этого образованного крестьянина, дать ему образование, научить всему. Если не из этих темных мужиков вырастить, — кивнул он в сторону ворот больничного двора, — то хотя бы из их детей. Да-да, не спорьте! Среди крестьянских детей встречаются ничуть не менее способные, чем среди детей чиновников или офицеров. И это я заявляю вам авторитетно!

— А потом кухаркины дети полезут управлять государством, — скривил губы в иронической улыбке офицер. — Уж не социалист ли вы часом, Модест Георгиевич?

— Ни в коей мере, — смешался ученый. — И вообще: какое отношение имеет народное образование к социализму?

— Самое прямое… Но извините, профессор, — Манской решил не углубляться в дебри политики. — Я хотел спросить вас вот о чем…

— Конечно, Сергей Львович. Я весь внимание.

— Вот этот… субъект, — кивнул офицер на обитую крашенной суриком жестью дверь морга. — Неужели это разумное существо?

— Увы, — развел руками Привалов. — Я не могу в полной мере оценить умственные способности данного представителя приматов. Может быть, при жизни он имел некоторые интеллектуальные способности, а может быть — был не умнее африканской гориллы. Имея единственный мертвый экземпляр, судить об этом трудно. Крестьянин даже не мог толком объяснить, как двигался этот примат, — прямо, как человек, или опирался руками о землю, как человекообразная обезьяна…

— А не может это быть… гм-м… проявлением мистических сил?

— Сергей Львович! Мне стыдно за вас! Ну, ладно, простительно неграмотным мужикам верить в леших и прочую нечистую силу, но вы-то — образованный человек! Что вы нашли в этом бедном существе мистического? Вы же присутствовали при вскрытии!

— Я ничего такого не хотел сказать… — смешался смущенный таким напором Манской. — Да, вроде бы животное как животное… Но не смущает ли вас, профессор, череда странных напастей, обрушившихся на Новую Россию в последнее время? Саранча, засуха, мороз, детская чума… Это вот существо, по словам крестьян, убившее нескольких коров…

— Глад, мор и семь казней египетских! — сверкнул стеклышками пенсне Привалов. — Могу вас заверить, сударь, что никакой связи между всем перечисленным вами нет и никогда не было. Стечение обстоятельств — не более того!

— Как знать, как знать…

— И к тому же я не совсем уверен, что убийцей коров был именно этот примат! Строение его зубов доказывает, что существо это, как и человек, предпочитает растительную пищу.

— А клыки?

— Что клыки? Разве у нас с вами их нет? Да, обезьяны, как и люди, всеядны. При случае африканские бабуины могут убить и растерзать антилопу. Но чтобы целенаправленно охотиться на крупный рогатый скот… Скорее всего, это был обыкновенный медведь.