Запрещённый приём

Тем временем Мюриэль пыталась пнуть офицеров, которые ее вели. Они в ответ заломали ее так, чтобы она больше беспокоилась о том, как бы не поцеловаться с полом, чем о том, как бы навредить им.

— Ублюдки! Отпустите меня!

Могу поспорить, она понятия не имела, о чем просит, потому что если бы они ее сейчас отпустили, она бы проехалась лицом по полу прямо в наручниках, без шансов удержаться на ногах. Мюриэль много чего могла хотеть, но на самом деле ей бы не понравилось, если бы они ее отпустили.

Я увидела, как Ливингстон непоколебимой скалой возвышается среди этого хаоса. Суматоха его будто бы не затронула. Он был настолько спокоен, что это помогло окружающим держать себя в руках.

Интересно, где там Эдуард с Олафом пропадают? Я могла не заметить Эдуарда в толпе здоровенных и крепко сбитых копов, но Олаф по-прежнему был самым высоким из всех присутствующих, а я его нигде не видела. Мы с Ньюманом начали спускаться по лестнице. Он последовал за Дюком и за нашими подозреваемыми, закованными в наручники. Я направилась к Ливингстону, потому что хотя бы в этот раз не должна была следовать за преступниками. Я чувствовала облегчение, и не только потому, что теперь у нас было достаточно оснований, чтобы освободить Бобби Маршана.

— Капитан Ливингстон. — Окликнула его я, повышая голос, чтобы он услышал меня в этом бедламе. Ливингстон повернулся ко мне и опустил глаза, чтобы встретиться со мной взглядом. Он улыбнулся и кивнул.

— Маршал Блейк.

— И где же была заныкана варварская штуковина?

Он послал мне короткую улыбку.

— Слышали, да?

— Трудно было не услышать.

— В садовом сарайчике — в шкафу, среди грязных тряпок.

Он протянул мне пакетик для улик, и сквозь пластик я могла разглядеть призрачный силуэт из золота и драгоценностей. Предмет казался тяжелым, и даже при искусственном освещении он поблескивал. Мне захотелось попросить разрешения осмотреть эту штуку при более ярком свете, но это была не просто цацка с историей. Это было орудие убийства — как минимум, потенциальное. Полиции предстояло сравнить когти с ранами на теле. Потребовался бы очень хороший адвокат, чтобы на основании каких-то технических данных снять с этой штуки ярлык орудия убийства. Как только к делу подключаются юристы, обвинение и наказание не назначаются просто так, даже если речь идет об убийстве.

— Опасно прятать эту штуку снаружи. — Заметила я. — Что если какой-нибудь соседский ребенок случайно ее обнаружит?

— Мы едва не пропустили ее, потому что в шкафу среди тряпок она казалась просто мусором. Персонал, работающий в саду, мог просто выкинуть весь этот хлам из шкафа — вот тогда у нас были бы проблемы.

— Можете перевернуть, чтобы я увидела когти?

Ливингстон осторожно перевернул баг накх, чтобы я увидела металлические когти, которые должны крепиться к верхней части ладони.

— Форрестер и Джеффрис оба считают, что с отметинами на теле жертвы эти когти совпадут.

— Где они, кстати?

— Снаружи. Если бы у меня не было варианта получше, я бы решил, что Джеффрис огорчен, что теперь никого не надо будет казнить.

Предполагалось, что это шутка, так что я рассмеялась вместе с Ливингстоном, потому что, ну, разве это не смешно, что Олаф хочет кого-то убить? Обхохочешься.

69

Я увидела Олафа на краю двора — на границе с улицей, которую заняла вереница голубых патрульных машин. Толпа копов рассосалась, так что я заметила и Эдуарда рядом с ним. Я видела, что Олаф расстроен, хотя, если бы не знала его так хорошо, то решила бы, что он просто спокоен, как был спокоен Ливингстон. Лично мне спокойным казался Эдуард, хотя он явно пытался серьезно поговорить с Олафом. Их окружала толпа гражданских, которые начали кучковаться вокруг полицейских. Сперва я решила, что это соседи, но для такой маленькой улицы народу было слишком много. На месте преступления всегда больше народа, чем ты ожидаешь увидеть. Никогда не понимала, откуда они берутся, а ведь народ начинал толпиться на местах преступлений задолго до того, как появился интернет, который облегчил распространение слухов.

Крики Мюриэль доносились из одной из полицейских тачек — она прижималась к окну. Ее муж спокойно сидел в другой машине позади нее. Ньюман разговаривал с Дюком неподалеку. Они оба были напряжены, но спокойны. Злодеи были схвачены, так что я направилась к Эдуарду с Олафом, чтобы выяснить, могу ли я помочь ему успокоить большого парня или разговорить его и выяснить, из-за чего он там расстроился.

Я уже была на полпути к ним, когда в толпе гражданских началось какое-то движение. Высокая женщина пыталась протолкнуться за полицейское ограждение. Она была в белом, из-за чего выделялась на фоне толпы и казалась еще более высокой. В смысле, она не была такой же высокой, как Олаф, но она явно была выше шести футов (182 см. — прим. переводчика). На ней были большие и круглые солнечные очки в белой оправе — они закрывали ее лицо, так что я не сразу ее узнала. Только когда толпа рассосалась, выпустив ее, и она наклонилась к полисмену, который ее выслушивал, я поняла, что это была Джоселин Маршан. Честно говоря, если бы много лет назад в моей голове не отпечаталось лицо ее матери, я бы вряд ли ее узнала, но темные очки скрыли ее карие глаза, так что она выглядела в точности как призрак ее матери, одетый в белое.

Шериф Ледук, очевидно, тоже ее узнал, потому что он направился в ее сторону. Он без слов велел офицеру, который ее удерживал, отпустить ее. Она выступила вперед на своих шпильках, которые придавали ее точеным бедрам игривое покачивание, и это заставило короткую юбку колыхнуться, очертив ее размашистый шаг. Тот факт, что я видела ее в больничной койке, абсолютно не подготовил меня к тому, какими стройными и длинными были ее ноги. Обычно я на ногах внимание не заостряю, но они так четко вели к этой бессовестно короткой юбке, акцентирующий внимание на изгибах ее бедер и остальной части ног, мелькнувшей под узкой и танцующей кромкой ткани. Джоселин плыла по улице, а я вдруг поняла, что дело было не только в одежде, макияже и прическе. Она знала, как добиться максимального эффекта при помощи своих движений. Не одна я проводила ее взглядом до тех пор, пока она не поравнялась с шерифом на тротуаре.

На каблуках она была настолько высокой, что ей пришлось наклониться к нему, чтобы тихо поговорить. Лица Джоселин я не видела, но заметила, как напряглись ее плечи, так что могла бы поспорить, что ее глаза за темными очками раскрылись шире. Она посмотрела в сторону коповских тачек, в которых сидели ее дядя с тетей, после чего раскрыла свой идеально напомаженный рот и закричала:

— Тетушка Мюриэль, как ты могла это сделать? — Она неуверенно шагнула к машинам. — Дядюшка Тодд, как ты мог убить папу? Как вы могли подставить Бобби? Из-за вас я считала, что это он убил нашего отца!

Она шлепнула рукой по стеклу машины, в которой сидел Тодд, и он вздрогнул, как будто этот удар действительно его коснулся. Если мы разделим их с Мюриэль, он заговорит. Он уже чувствовал себя виноватым, а это заставляет тебя совершать всякие глупости — например, говорить с полицией без своего адвоката.

Джоселин направилась к тачке, в которой сидела Мюриэль. Та и виду не подала, когда Джоселин шлепнула рукой по стеклу ее машины. Я не видела ее лица, потому что она смотрела на свою племянницу. Хотелось бы мне его увидеть, потому что, каким бы ни было ее выражение, оно заставило Джоселин прижаться ладонями к стеклу и наклониться ближе, как будто она хотела просочиться в салон к этой женщине.

— Я знала, что ты хладнокровна, Мюриэль, но как ты могла убить своего собственного брата? Как ты могла лишить нас отца? И подставить Бобби, злобная сука!

Мы все наблюдали за этим спектаклем, но оскорбление в адрес Мюриэль как будто бы оживило Ледука, так что он приблизился к Джоселин и попытался успокоить ее, или хотя бы увести подальше от машин. Он взял ее за локоть и отвел на тротуар, чтобы тачки могли отъехать. Чете Бабингтонов предстояло путешествие в место куда менее дружелюбное и куда более просторное, чем скромная тюрьма Ханумана.

Шериф все еще придерживал Джоселин за локоть, как будто не был уверен, что она не побежит за машинами или не кинет в них что-нибудь. Трудно было ее винить. Я направилась к ним. Не знаю, почему мне хотелось поговорить с ней, но я не понимала, почему она наврала о своих отношениях с Бобби. Это заставило меня подозревать ее в убийстве, но, может, мои претензии основывались на том, что она пыталась газлайтить Бобби (газлайтинг — форма манипуляции, при которой человека убеждают в том, что он что-то делал или не делал, хотя на самом деле имело место обратное — прим. переводчика)? Я действительно хотела понять, почему она так поступила, но теперь это меня уже не касалось. Мы схватили злодеев и отправили их в тюрьму. Передо мной стояла восхитительная лгунья, и мне абсолютно нечем было ее прижать с точки зрения закона.