Запретные дали. Том 1

Патрик озадаченно нахмурился, но после непродолжительных размышлений принял прежний ехидный вид.

– А я так не думаю, – язвительно подметил он, – узнав, какая честь выпала их нерадивому сыночку, они только обрадуются.

В ответ на это Мартин лишь трагически закатил ярко-синие глаза, тем самым раззадорив любопытство Патрика, который всецело проникся мыслью о родителях своего «племянничка» из «Нижних Верклей».

– А они у тебя где? – вдруг спросил он с детской любознательностью.

– Далеко, – уклончиво парировал Мартин, устремляя ярко-синие глаза куда-то в потолок и лукаво заулыбался, – весьма далеко…

– А пускай приезжают, – с несказанным радушием произнес Патрик, – я им лично все объясню и разъясню!

Сделавшись бледнея бледного, Мартин испуганно дрогнул и протестующе замахал руками.

– Не надобно их сюда! – заверезжал он, – Они весьма заняты! Слышите? Занятые они весьма!..

– Напиши им, – перебил Патрик, – как-никак их родительское благословение тоже нужно.

– А по воскресеньям почта не работает, – лукаво-учтивым тоном парировал Мартин и кротко улыбнулся.

– Раз так, – участливо сказал Патрик, – то можешь завтра взять отгул… до обеда.

Заслышав это, Мартин просиял и со всех ног помчал за прикоридорную шторку, а вскоре вернулся, вооруженный чернильницей и большой стопкой листов писчей бумаги. По-хозяйски разложив данную канцелярию на обеденном столе, он с видом прилежного школьника принялся размашисто корпеть на бумаге, высунув от усердия кончик языка.

С нескрываемым интересом Патрик глянул ему через плечо и не смог разобрать ни буквы в витиеватой галиматье нечитаемого почерка, к тому же Мартин воровато прикрыл написанное локтем.

Писал свою галиматью Мартин долго и упорно. Стефанида с Патриком даже переглянулись, наблюдая за все прибавляющимися и прибавляющимися рукописными листами.

Накатав, наверное, целый трактат о своей жизни, Мартин, отерев пот с лица, наконец-то, бросил перьевую ручку в чернильницу и перевел дыхание, а после с самодовольным видом посмотрел на Патрика, и умчал вместе со своим талмудом за прикоридорную шторку.

Тем временем, несказанно обрадованный внезапным полным одиночеством, а главное в полной темноте, Себастьян впервые за эти месяцы спокойно заснул, однако празднику недолго было продолжаться.

– Себастьян, – выпалил с порога Мартин, бесцеремонно зажигая лампу на всю мощь, – а ты знаешь, что на самом деле, представляет из себя истинный Ад?

От странного вопроса сон как рукой сняло. Ошарашенный Себастьян вскочил с кровати и озадаченно уставился на «синеглазого черта».

– Если тебе когда-нибудь пренепременно захочется воочию узреть истинный Ад, – продолжил Мартин крайне раздраженным тоном, – то обязательно посети званый ужин у Семейства Старины Фрэнки!

Далее он во всех подробностях принялся делиться своими впечатлениями о проведенном вечере, не скупясь на экспрессивные фразы, подкрепленными бесовскими громогласиями.

С явной неохотой слушал все это Себастьян, то и дело, позевывая, и лишь приличия ради, прикрывая рот рукой.

– А самое возмутительное заключается в том, – заявил Мартин, – что они постоянно прятали свои глаза! Представляешь, все до одного они упорно смотрели вниз!

Вкладывая весь свой артистизм и харизматичность живой натуры, «возмущенная врачебная интеллигенция» наглядно продемонстрировала, как обитатели дома Старосты Фрэнка прятали глаза.

– Вот именно так все они и сидели! – не скрывая раздражения, продолжал Мартин, а посмотрев прямо в глаза Себастьяну, истошно завизжал, – Упыри растреклятые!.. Хотя нет, судя по волчьему аппетиту, то были истинные вурдалаки! Вурдалаки они, понимаешь?! Скопище кровожадных вурдалаков!..

В столь поздний час Себастьяну совершенно не хотелось слушать очередную «страшную сказку», внезапно сочиненную бредовым воображениям «мастера литературного творчества».

– Мартин, – жалобно простонал он и с видом мученика уронил голову на мягкую подушку, – да Бог с ними, с упырями и вурдалаками!.. Давай спать, прошу тебя!..

Мартин только рукой махнул, выражая явную обиду на своего неблагодарного слушателя, и уселся за письменный стол.

– Весьма странные они какие-то, – берясь за книгу, произнес он вполголоса, – не по себе как-то от всего этого…

– «На себя посмотрел бы вначале», – сердито подумал Себастьян и попытался заснуть, однако стоило ему погрузиться в дрему, как «строгая врачебная интеллигенция» поспешила огорошить новым внезапным открытием.

– А известно ли тебе, бестолочь моя истерическая, – таинственным голосом произнес Мартин, страшной черной тенью склонившись над Себастьяном и устремляя прямо в лицо ярко-синие фонари нечеловеческих глаз, – что ты, оказывается, мой семиюродный братик?

Далее послышалась речь возмутительно-визгливой природы, касаемая того, что Мартин родом из Нижних Верклей, а «горячо любимая маменька» Себастьяна является ни кем иным, как семиюродной сестренкой «горячо любимой маменьки» Мартина.

– Хорошо-хорошо, – застонал Себастьян, хватаясь за голову, – я понял… Клянусь, что в Воскресенье я обязательно порадуюсь тому, что ты мой братик… Прости, Мартин, но мне сейчас правда не до того… Работаем не разгибая спины и не покладая рук… До кровати бы доползти…

Однако «синеглазый черт» лишь с удвоенным рвением вперил в него свой страшный светящийся взор.

– Мартин, миленький, – взмолился Себастьян, вспомнив волшебное обращение, – дай, пожалуйста, поспать!..

«Синеглазый черт» резко изменился в лице и принялся озадаченно хлопать длинными изогнутыми ресницами, а нахлопавшись вдоволь, презрительно фыркнул и побрел прочь к письменному столу, то и дело, бормоча о каких-то загадочных перекурах, а после грянул страшную песню о какой-то несчастной наречено-обреченной на смерть.

Вникая в бредово-устрашающий песенный напев, Себастьян решил, что Мартин поет о безжалостном жертвоприношении и уже всей душой проникся к судьбе несчастной девушки, но заслышав о том, что стались в крови рукава, сразу понял, что Мартин просто поет о своей врачебной работе, и тут же перестал проникаться всей душой, порешив, что «строгая врачебная интеллигенция» за работой это вовсе не тот случай, выразил свое отношение к услышанному брезгливым фырканьем, затем демонстративно заснул.

На протяжении всей этой ночи, Себастьян то и дело просыпался от громогласных фраз и нецензурных ругательств, которыми возмущенный донельзя Мартин щедро подкреплял озвучиваемые вслух события «званого ужина», а вконец замучив «братика» и заслышав неспешные шаги по коридору отправился не давать покоя уже хлопочущей за утренними делами Стефаниде.