Запятнанная репутация

— Значит, ты действительно испытываешь ко мне какие-то чувства?

— Только осознание того, что ты очень хорошо целуешься. — Она вытерла руки о передник и снова наклонилась над ящиком. Если она выйдет из комнаты, ни за что не сможет вернуться, а работа все же отвлекает ее от опасных мыслей. — Думаю, ты много практиковался. Или возможно, это я такая неопытная, а ты целуешься вполне заурядно.

Эш не удержался и фыркнул:

— Если я начну страдать от переизбытка самодовольства, ты, Филлида, — отличное средство от этого недуга.

Она сняла упаковку со стопки хрупких вустерских фруктовых тарелок, поджав губы и удерживаясь от еще более резкого комментария. Через некоторое время, не дождавшись от него ни слов, ни действий, спросила:

— Ты хочешь, чтобы твои любовницы питали к тебе чувства? — Ее взгляд стал непроницаемым. — Вероятно, очаровываешь их разговорами о любви? — Своим язвительным замечанием она хотела выказать пренебрежение к тому, как он говорит о чувствах, в то время как всего-навсего хочет затащить ее в постель, однако выражение его лица вдруг стало ранимым. На секунду ей показалось, что его передернуло. — Эш? Что я такого сказала? — Филлида поняла, что задела его чувства.

— Я больше не намерен совершать таких ошибок, — сказал он строго.

— Ты любил свою любовницу? Что с ней случилось? — Спросив это, Филлида посмотрела в его потерянные, потускневшие холодные зеленые глаза и все поняла. — Она умерла.

— Да. — Эш отвернулся и притворился, что изучает фарфор, который она выставила. — Все это привезено из Европы. Тут есть что-нибудь стоящее?

— Это отличная работа. — Если он хотел таким способом перевести разговор на другую тему, у него ничего не выйдет. — И стоит хороших денег. Но это не имеет значения. Расскажи мне об этой девушке.

— Думаю, она была моей единственной любовницей, — произнес он, пытаясь сконцентрировать внимание на фигурке из мейсенского фарфора, которую держал в руках. — До нее были лишь… физические контакты. После нее — связи. Я хорошо усвоил урок с Решми.

— Она была индианкой? — Филлида осторожно взяла статуэтку из его опустившихся рук. — Расскажи мне.

— Ее имя в переводе означает «шелковая». Она была куртизанкой при дворе моего двоюродного дяди. Красивая, очень милая, нежная. Особенная. — Почувствовав укол ревности, Филлида заметила, как Эш прикрыл глаза, отгородившись от нее темными густыми ресницами. — Я позволил себе влюбиться в нее, но, что еще хуже, позволил ей влюбиться в меня. Хозяйка женского дворца поговорила с раджой, и он дал мне понять, что я поступаю нечестно по отношению к Решми, и это должно прекратиться.

— Но почему? Вы же любили друг друга?

Эш открыл глаза и горько улыбнулся:

— Двоюродный дядя напомнил мне, что я наследник титула маркиза и мне скоро придется уехать в Англию. Он спросил, неужели я собираюсь тащить бедную необразованную индийскую девушку через весь мир, чтобы держать ее в любовницах до тех пор, пока не разлюблю ее? Я запротестовал и сказал, что люблю ее и женюсь на ней. Он попросил не говорить глупостей, подумать об этом. — Филлида наблюдала, как он прошелся по комнате, подошел к очагу, положил руки на каминную полку и заговорил, стоя к ней спиной. — И я подумал об этом. Моя мать наполовину индуска, образованная, жившая во дворце, обученная тому, как управлять большим домом, уверенная в себе и привыкшая к европейскому обществу женщина. Но и она, насколько мне известно, боялась переезжать сюда, несмотря на то что пыталась это скрыть. Как я мог оторвать дочь крестьянина от всего, что она знала и к чему привыкла, и к тому же подвести своих родителей под скандал таким неравным браком?

— Как она на это отреагировала? — спросила Филлида, боясь услышать ответ.

— Она плакала и умоляла, а потом, когда я стал непреклонным и жестоким, потому что очень тяжело было говорить с ней об этом, взяла себя в руки, поклонилась и пробормотала, что если этого желает ее повелитель, то так и будет. Она вышла в сады у подножия замка, я отпустил ее, подумав, что ей надо побыть одной, успокоиться.

— Эш, она же не наложила на себя руки.

— Нет. Я все время пытаюсь убедить себя в этом. Она наступила на крайт — маленькую смертельно опасную змею — и умерла в муках.

«О боже». Филлида пыталась подобрать правильные слова, но ничего подходящего не приходило в голову. Эш оттолкнулся от камина и подошел к ней.

— И когда я прекратил тонуть в бесконечной пучине своего горя, понял две вещи. Во-первых, женюсь на девушке, которая идеально подходит на роль маркизы и станет поддержкой и опорой для моих родителей, а не поводом для смущения и источником проблем в их и без того нелегкой жизни. Во-вторых, отброшу глупые детские мечты о любви, прежде чем я причиню боль кому-либо еще.

— Эш, любовь — это не просто детские мечты, она на самом деле существует. — Она взяла его за руку, будто могла таким образом заразить своей верой. — Неужели твои родители не любят друг друга?

— Любят. Страстно, без остатка. Такая любовь подобна удару молнии и встречается нечасто. — Чувства и боль исчезли из его глаз. Он резким движением вырвал руку. — Все, хватит. — Он не будет больше открывать свою душу. Пока не будет. Филлида выбила его из колеи, и он сожалел о том, что дал волю эмоциям и обнаружил свою слабость.

Если хочешь помочь мне, начни распаковывать эти ящики, — резко сказала Филлида, будто не хотела жалеть его и ту несчастную девушку. «И себя. Ты никогда не сможешь стать для него кем-то большим, чем просто любовницей».

— Острота твоего языка не может меня не радовать, — заметил Эш, сменив тон настолько, что Филлида от неожиданности чуть не выронила набор каминных приборов, который обнаружила на дне ящика.

— В таком случае должна признать, в женщинах вас привлекают самые неожиданные черты характера. — Судя по выражению лица, Эш пришел в себя, и это не могло не беспокоить Филлиду. На самом деле он, скорее всего, поглубже спрятал свою боль.

— Кто бы ни упаковывал эти вещи, он явно имел странные представления о том, что можно складывать вместе, — заметила Филлида и начала оттаскивать пустую коробку к двери.

— Позволь мне. — Эш подошел к ней, поднял коробку, отбросил ее туда, где стояли пустые ящики, и взял зубило, которым Филлида поддевала крышки. Почему лакеи тебе не помогают?

— Я отправила их двигать мебель в гостиной, что бы там можно было помыть пол.

— В таком случае садись, — приказал он, приставляя стул к столу, снимая пальто и закатывая рукава. — Я буду подавать тебе вещи.

— Хорошо, — покорно согласилась Филлида. Ноги ее слегка устали, к тому же, доставляло удовольствие наблюдать за тем, как Эш работает, независимо от того насколько не подобает женщине восхищаться игрой мышц на спине и плечах и тем, как узкие брюки обтягивают восхитительные ягодицы, когда он нагибается. Похоже, от работы ему становилось легче.

Желание увидеть его обнаженным, дотронуться до него пробежаться пальцами по мускулам, по этим твердым ягодицам смешалось с потребностью обнять и утешить. На первое он, без сомнения, согласится, о втором же не стоило и мечтать.