Зарево. Пекло

Безлюдье ощущалось кожей.

– Я могу обойти заправку и магазин кругом, – бросила Тарэну, проводившему манипуляции со шлангами и канистрами, в которые я не особо-то и вникала, и тот поднял на меня глаза.

– В этом нет необходимости. Место хорошо просматривалось, пока мы сюда шли.

– Слепой участок все равно есть, разве нет?

– Журналистское любопытство играет? Хочешь еще парочку разлагающихся тел найти? – я пренебрежительно сощурилась, глядя на Стэна, но ни в голосе его, ни на лице не было ни ехидства, ни сарказма (которые обыкновенно лились из Льюиса). Тарэн словно действительно был участен к моему эмоциональному состоянию, а потому желания сострить в ответ не возникло (в отличие от диалогов, опять же, с Крисом, зачастую превращающихся в негласное соревнование за лучшую колкость). – Там фура на стоянке брошена, да разбитый мотоцикл. Не думаю, что найдешь что-то интересное, а опасное уже нашло бы нас само.

–Просто уточнила, – ответила, пожимая плечами.

Стэн сменил канистру. Топливо шумно заполняло вторую емкость, пока горгоновец с силой закручивал крышку на первой.

– Впрочем, – прокряхтел мужчина, – если не хочешь стоять, можешь пойти осмотреть машину, – я поморщилась, вспомнив транспортное средство и тело рядом с ним; дернула плечами рефлекторно. – Посмотри, есть ли ключ зажигания. Было бы просто отлично, если бы мы смогли на этой развалюхе хотя бы часть пути проехать.

Медлила, мучительно подробно воскрешая в памяти разложившийся труп, стремясь тем подготовить себя к созерцанию его вблизи. Видя мое замешательство, Стэн пробурчал себе под нос что-то невразумительное, затем громче сказал мне остаться и дозаполнить канистры, мол, дождь моросит, нечего промокать, да и труп я не осмотрю на наличие ключей. Он как-то взвинчено выпрямился (мне показалось, что горгоновец злится), но затем выдохнул спокойнее, подбадривающее похлопал меня по плечу и направился прочь из-под навеса.

Первой мыслью на реакцию Стэна было: "О, Небеса и Богиня Матерь, он серьезно на меня злится?"; но махнула головой, понимая, что лишь накручиваю себя и пытаюсь увидеть то, чего нет, и приписать человеку эмоции, которых он не испытывает.

По правде говоря, значительно позже я узнаю, что в какую-то секунду Стэн в самом деле разозлился от моей заминки и нерешительности; разозлился равно до того момента, пока не поднял глаза, и не увидел перед собой меня – Шайер, – журналистку и ни разу не горгоновца, который (при всем омерзении, нежелании, страхе или неприятии) делал свою работу, до автоматизма довел поведение в определенных ситуациях и не ждал объяснения каждого необходимого к выполнению приказа.

Горгоновцы настолько привыкли быть сами по себе и сами с собой, что порой забывались, не замечали, что рядом с ними гражданские, а не боевые товарищи – мне так казалось, потому как от меня постоянно ждали каких-то действий, решений, со мной говорили жаргонизмами, шутили профессиональные шутки, и каждый раз "принимали за свою". Поначалу, слишком погруженная в мысли, анализирующая происходящее внутри себя и снаружи, я и не замечала, что с Сэмом подобных ошибок горгоновцы не допускают. Может, сам Сэм старался дистанцироваться (а отчасти так и было); может, его поведение перманентно напоминало военным об их чисто вынужденном сотрудничестве. А может, был прав Роберт, говоривший об "особенном горгоновском духе", который (якобы) читался в моем поведении. Однако же, единственным горгоновским духом, истинно в себе ощущающим, я могла назвать лишь желание Льюиса "захлебнуться в кофе и проспать три года, не поднимаясь с кровати" – такое стремление действительно поддерживала всеми фибрами души.

Пока Стэн осматривал машину, я набрала бензин. Итого три канистры по тридцать. Тарэн после поисков обнаружил ключи от машины, зажатые в закостенелых пальцах трупа. Я вовсе не смотрела в ту сторону – сразу подкатывала сильная тошнота, горечь заполняла рот, и голова шла кругом.

Пока мы находились в доме на поляне – минутами забывалось о происходящем вокруг. В отдельные моменты притуплялось восприятие, и, конечно, с сенсорной деривацией это не сравнишь, но сознание шалило не меньше. Действительность воспринималась странно, ужасы захлестнувшей страну эпидемии походили на галлюцинации. Отсутствие связи, замкнутое пространство, неизвестность и потерянность. Не верилось, что мы стали непосредственными участниками разворачивающегося коллапса. Не верилось, что смогли вырваться из клетки пылающих городов. Не верилось, что попали в вакуум – вокруг горело, полыхало и бомбило. А мы ждали в клетке леса божественной помощи или быстрого избавления. Ждали хотя бы чего-то.

Здесь, на заправке, и остатки самообладания как-то подрастерялись. Накатила дрожащая паника – насколько бы ты не был хладнокровным, рациональным или стойким человеком, ужас оказывался сильнее и разрушительнее – вокруг не разруха; вокруг смерть.

Дождь то прекращался, то начинал. Пока Стэн погружал канистры в багажник машины, я побежала к Саре и Норману сообщить радостную новость – у нас нашлось средство передвижения. Вышли из магазинчика с переполненной тачкой, набитыми рюкзаками, несколькими пакетами и еще парой канистр с водой. Грузились быстро, поглядывая с опаской по сторонам, но абсолютно довольные добычей. Сара вновь связалась со Сбортом, сказала, что все идет по плану, даже чуть лучше.

– Хвала Небесам, что нам не придется топать пешком, – Норман захлопнул багажник. Звонким эхом разнесся хлопок по округе. Я оглянулась вслушиваясь… Дождь. – Кто поведет? – Стэн молча покрутил ключи в своих руках. Сара юркнула на переднее пассажирское сиденье, Тарэн залез на водительское место, мы с Норманом смиренно распахнули задние двери.

Стэн завел машину, мотор жалобно загудел, захрипел; автомобиль дернулся несколько раз и заглох. Тарэн грубо выругался, вновь поворачивая ключ зажигания, я обернулась к окну, смотря на засохшие кровяные потеки на стекле. Вспоминались те автомобили, которые мы встречали на трассе в бесконечные часы дороги из °22-1-20-21-14 к Старым рубежам (тогда мы еще все были уверены, что сможем до Рубежей добраться, и что там нас ждет спасение). Вспоминались и клубы дыма, объявшие города и населенные пункты; и красные вспышки, озаряющие темные ночи, и грохот, сотрясающий землю, когда очередной авиаудар разбивал высотки и жилые кварталы. Багряные небеса вспоминались. И кислая вонь… Уверена, что все те дни не крик ветра, и не свист шин ударял по моим ушам – но крики и вопли тысяч и тысяч людей, оказавшихся в ловушке и молящих о спасении.

К всеобщему удивлению дверь таможенного поста оказывается заперта. Замок слишком изощренный для такого допотопного места: Роберт вызывает Стивена, тот приходит к нам с целым набором отмычек. Никогда в жизни не видела столько разнообразных и хитроумных вскрывателей: всех форм, размеров, да исходных материалов, которые только может представить человеческий мозг. Дэвис тратит на замок не больше минуты. Деликатно вскрывает дверь, а я сама думаю о том, что, даже потеряй я ключ от сейфа Гивори, его все равно без проблем бы смогли открыть.

Да и сколько еще сейфов, замков и дверей можно вскрыть? Сколько можно узнать, в какие тайны можно забраться с такими умениями? 

Видимо глаза мои слишком горят, когда наблюдаю за Стивеном, потому что Роберт по-доброму смеется, подталкивая Льюиса локтем.

Когда дверь распахивается, Стивен возвращается в машину. В таможенном домике нас встречает тьма коридора и все та же удушающая кислая вонь: на полу и стенах тянутся кровавые следы. Давно уже засохшие. В первую секунду хочу развернуться и броситься прочь; сердце стучит в горле, и руки мгновенно становятся влажными и холодными. Но Льюис с пистолетом и фонариком в руках продвигаться вперед. Следом за ним, почти даже расслаблено, следует Роберт. Достаточно тихо… И я иду следом. Холодный голубоватый круг света от моего фонарика подрагивает: на стенах развешаны информационные баннеры, напоминалки, медицинские рекомендации и правила досмотра людей, багажа и машин. На одной из стен, прямо поверх агитационной иллюстрации Трех, баллончиком написано: "ЭТУ СРАНЬ УНИЧТОЖИТ ТОЛЬКО БОЛЬШАЯ ЖОПА. ДА ЗДРАВСТВУЮТ МЕРТВЫЕ, ДА ПРИДЕТ ИЗБАВЛЕНИЕ". И огромный глаз, окруженный изогнутыми переплетенными лучами, формирующими ромб по форме.

Замираю, всматриваясь в неровные буквы. Символ кажется смутно знакомым…

Когда за моей спиной раздается резкий звук, почти отпрыгиваю: оборачиваюсь, вижу Льюиса, открывающего шкафчики. Роберт тоже занят осмотром полок, загороженных столами и стеллажами. Оба сосредоточены. Движения угловатые, резкие. Фонарик Льюиса лежит на столе, и белый круг света направлен на длинный коридор с закрытыми дверьми.

Никогда бы не подумала, что эти посты такие обширные внутри.

Выдыхаю сдавленно. Принимаюсь рыться в бумагах на столе: много документации таможенных перевозок, еще больше – анкет и ксерокопий удостоверений. Целыми пачками лежат пропускные бумаги (не удивительно, когда для получения единичного таможенного пропуска требовали папку из десятка подписанных и заверенных документов). 

Больше чем бумаг здесь только крови. Она везде. Как на скотобойне. По стенам, по столам, на полу. Но нигде нет тел. Выпрямляюсь, вновь смотря по сторонам.