Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Зарубежный экран. Интервью
Шрифт:

Безусловно, что итальянцы выступили агрессорами, а советские люди были вправе защищаться. И все-таки война есть война. Она должна быть осуждена как способ разрешения споров. Я понимаю, что эта идея не всем нравится. Но она отвечает моим взглядам на жизнь как художника и гражданина и я чувствовал душевную потребность выразить эту идею средствами моего искусства.

— Но почему вы выбрали для этого эпоху, отстоящую от нас более чем на два десятилетия?

— Да, фильм сделан на материале, ставшем уже историческим. Но история, вы знаете, часто оказывается злободневной, события прошлого помогают порой лучше понять не только настоящее, но и то, каким должно быть будущее. Поведение большинства итальянских солдат на русском фронте отличалось от поведения немецких солдат.

В десятках мест на Украине я спрашивал у крестьян о солдатах экспедиционного

корпуса. И везде мне отвечали: итальянцы — неплохие люди. Это исторический факт: у итальянских солдат установились с местным населением отношения если и не дружеские, то, во всяком случае, не враждебные. И если тогда, во время войны, был возможен язык взаимопонимания, то теперь тем более должно стать ясным, что народы могут жить как одна большая семья. Вот почему я нашел в событиях двадцатилетней давности историческую базу для размышлений на актуальную тему о необходимости мирного сосуществования.

— А какие, по вашему мнению, причины привели к установлению таких отношений между итальянскими солдатами и населением оккупированной немцами территории?

— Несколько причин. И традиционные — неагрессивность, если можно так выразиться, итальянцев вообще (итальянских солдат невозможно было сравнивать с немецкими, воспитанными агрессивной и жестокой прусской военщиной) и время, в которое происходили события.

В основе картины — подлинный исторический материал. Важнейший элемент, позволяющий понять события фильма, заключается в том, что они начинаются в 1941 году, а заканчиваются в 1943 году, то есть в последние два года господства фашистского режима в Италии, павшего 25 июля. Моей целью было показать не историю итальянского солдата на русском фронте, а историю итальянского народа во время кризиса фашизма, когда народ начал понимать, что такое фашизм, когда в оболваненных людях стали проявляться проблески сознания. Итальянцы пришли в Россию не по своей воле — их послали силой. Это были люди, уже побывавшие на других фронтах — в Африке, Испании, Франции, Албании, Греции, люди уставшие и разуверившиеся. Они не знали, за что воюют, и не хотели продолжать войну. Вот те подлинные события, на которых построено наше произведение. Ясно, что его идея не могла бы иметь историческую основу, если бы мы рассказывали о поведении не итальянских, а немецких солдат в России, которых Гитлер сумел обмануть теорией «жизненного пространства» и другими обещаниями.

«Трагичсская охота

— Вероятно, эта историческая правда и вызвала нападки на картину со стороны правых?

— Да, современные фашисты говорят, что фильм наносит урон итальянской армии, что наши солдаты были героями, а я показал их жалкими, деморализованными, плохо одетыми. Мои клеветники не поняли или сделали вид, что не поняли реальности исторической основы фильма и его идеи. Впрочем, еще до того, как картина вышла, клеветники начали пропаганду против нее, называли ее антиитальянской. Национальный Союз борцов, вернувшихся из России, — одна из организаций, объединяющих бывших итальянских солдат на русском фронте, — начал в печати кампанию против демонстрации картины, направил протест министру обороны. Он намекал на то, что режиссер-коммунист, картина которого, будучи совместным производством, финансировалась и советской студией, решил оскорбить итальянских солдат. Правые депутаты палаты затеяли дискуссию, сделали запрос правительству — почему оно разрешило эту картину? Я был вынужден вступить в полемику и обратился к министру обороны Андреотти с открытым письмом.

Я писал в нем о том, что, если бы меня и моих сотрудников вдохновляла не правда, а лживая хроника времен Муссолини, нынешние псевдопатриоты были бы вполне удовлетворены; о том. что в фильме показаны оба типа фашистов — и те, кто верил в необходимость войны и прекрасно сражался, например на Буге, и те, для кого в любой ситуации главное — личная выгода, кто был деморализован и проиграл бои на Дону зимой 1942/43 года; о том, что мы показали итальянского солдата как нормальное человеческое существо, обладающее мужеством, но и подверженное страху; а не как монумент, украшающий площади; о том, что мы отдали дань уважения страданиям н жертвам итальянских пехотинцев на русском фронте, полуголодных, без обмундирования и снаряжения, брошенных немцами в русских

степях при сорокаградусном морозе.

«Рим, 11 часов»

Кстати, продюсер фирмы «Галатеа» Нелло Санти и я приглашали руководителей Союза сотрудничать с нами, но они отказались. Известно, что если кто-то отказывается от разговора, — значит, он боится его. Однако мы пользовались свидетельствами тех, кто пережил войну с Россией, жил в окопах, испытывал голод и холод. И все эти — самые разные — люди говорят о тех же самых вещах то же, что и мы в своем фильме.

— А как приняла картину итальянская публика?

— Ее тема не может оставить спокойным ни одного итальянца, каких бы взглядов он ни придерживался. Власти боялись беспорядков. Во многих городах, например в Риме, у входа в кинотеатры дежурили полицейские. Однако ничего страшного не произошло: идея фильма оказалась по душе публике, ом был встречен очень хорошо. Когда фашисты в зрительном зале, пытались протестовать, публика отвечала им: не хотите смотреть — убирайтесь из зала и не мешайте нам. Коммерческий успех ленты колоссален.

— Вы впервые работали над фильмом вместе с советскими коллегами. Что показалось вам наиболее примечательным?

— Дисциплина артистов, их высокий профессионализм, их серьезное отношение к творчеству. Татьяна Самойлова сказала: мне не нравится моя роль, но я снимаюсь, потому что мне нравится фильм в целом. Такое серьезное отношение трудно встретить среди итальянских актеров.

Я удовлетворен работой с советскими коллегами. Мне интересен не столько сам фильм, сколько встречи с людьми, которые состоялись благодаря картине, отношения, которые родились при ее создании. «Унита» напечатала небольшую часть дневников, в которых я рассказываю об этом. Вот одна страничка этих дневников. Когда мы снимали сцены поражения итальянцев на Дону, ко мне пришли советские солдаты и сказали, что хотят поговорить со мной от имени пятнадцати тысяч статистов, предоставленных группе Министерством обороны СССР. Каждый из них держал в руках по паре подкованных, из грубой кожи ботинок, которые мы привезли из Италии. В такой обуви воевали в России итальянские солдаты. «В этих ботинках невозможно работать — ноги замерзают сразу же, — заявили статисты. — Как итальянцы могли пойти на фронт в таких ботинках?»

«Дорога надежды»

Договорились о следующем: солдаты, которые будут на первом плане, наденут итальянскую обувь, а остальные — большинство — останутся в советской, и будут установлены смены, чтобы все мучились поровну. Когда это решение сообщили всем, в знак согласия в воздух взлетели тысячи пар ботинок...

Это только один эпизод. Всего же в моих дневниках около трехсот страниц.

— Каковы ваши творческие планы?

— Планов, идей у меня много. Я хотел бы делать два-три фильма в год. Но работы пока нет. Фактически я уже год безработный. Мое положение в итальянском кино особое — и по политическим причинам и потому, что у меня нет контактов с продюсерами. Есть объективные трудности.

Страна переживает глубокий экономический кризис, который коснулся и кино. Большая часть режиссеров без работы. Многие вынуждены делать картины, которые их не интересуют. Конечно, и сейчас выпускаются хорошие фильмы — «Красная пустыня» Антониони, «Евангелие от Матфея» Пазолини, — но теперь такие картины исключение, а не правило...

1964 г.

— Уже два года я безработный. С тех пор как сделал последний свой фильм — «Они шли на Восток». Причины? Их две. Общая — в обострившемся в Италии экономическом кризисе. Он, конечно, коснулся и кино; число находящихся в производстве лент в последние годы сильно сократилось. Эта причина объективная, но не главная. Главная же связана с моим политическим мировоззрением. Кинопродюсеры — капиталисты. Зная мои убеждения, они боятся пригласить меня для постановки картин. Даже когда я предлагаю сделать фильм о любви, они говорят, что я сумею отразить в нем политику и свою идеологию. Они знают, что я коммунист, и им постоянно кажется, что у меня в руках развевается красное знамя. Я не спорю: в конечном счете они правы.

Поделиться с друзьями: