Засекреченный полюс

Желаем вам успешной работы, бодрости духа.

Жмем ваши руки.

Экипаж Н-556: Титлов, Сорокин, Федотов, Шекуров, Челышев, Водопьянов".

Вдоль полосы расставили банки с соляркой и ветошью и из нескольких составили Т.

– Ну что ж, - сказал Водопьянов, - присядем по русскому обычаю перед дорогой.

Мы молча расселись вокруг стола. Я оглядел моих новых друзей. Зайчиков опустил голову. По его щекам стекали слезы. Всегда веселый Вася Канаки мрачно теребил свою бородку. Только Женя Яцун, верный своему долгу кинооператора, возился с камерой, перезаряжая в какой уж раз пленку.

– Пора, Михал Васильевич, - сказал, поднимаясь, Титлов, и первым вышел из палатки. За ним потянулись остальные.

Итак с отлетом Титлова обрывается живая связь с Большой землей. Остается только радио, но разве оно, передающее и принимающее лишь строчки цифр закодированных сообщений, может заменить живое общение с людьми?

Вот уже хлопнула дверца кабины, и Титлов, приоткрыв остекление пилотской, последний раз помахал рукой. Вздрогнули винты, загудели, набирая обороты, двигатели. Самолет покатил к концу полосы и, развернувшись против ветра, остановился и, взревев двигателями, помчался по аэродрому. Вот колеса оторвались от ледяной поверхности, и машина, быстро набрав высоту, исчезла в густых ночных облаках. Теперь мы надолго остаемся одни, отрезанные от мира.

Жалобно повизгивая, жмется к ногам маленькая сучка Майна. Ее и лохматого пса Тороса завезли к нам последним рейсом. Спать никому не хочется, а поднявшийся ветер, грозя перейти в пургу, вынуждает нас заняться перевозкой грузов с аэродрома в лагерь. За работой ночь прошла незаметно.

Возвратившись в палатку, я обнаружил шевелящийся мешок. Поросята! Я совсем забыл об этих бедолагах за лагерными хлопотами. Но что с ними делать дальше?

Макар Макарович Никитин, заглянув к нам в палатку, приподнял оленью Шкуру и, увидав дрожащих от холода хрюшек, покачал головой.

– Ну, что будем с ними делать, доктор? Жалко бедняг. Смотри, как дрожат. Того и гляди замерзнут насмерть.

– Ума не приложу. Резать их я не возьмусь. Рука не поднимется.

Но резать поросят никто не берется, даже все умеющий Комаров.

– Может, их из пистолета застрелить?
– посоветовал Дмитриев. Пожалуй, это единственный выход. Не околевать же им от холода, а в лагере нет ни одного теплого закутка, где бы их можно было подержать хоть некоторое время.

Скрепя сердце я соглашаюсь произвести ужасную экзекуцию. Неподалеку от камбуза Дмитриев развел костер из досок и приволок мешок с поросятами. Я вытащил кольт, навел его дрожащей рукой на хрюшку и, почти не целясь, спустил курок. Мимо.

– Давай я пальну, - предложил Дмитриев.

– Ладно уж, я как-нибудь сам управлюсь.

Через несколько минут все было кончено. Подошедший Курко, как старый охотник, ловко разделал туши, опалил их на огне костра и вручил мне, взяв обещание, что завтра на обед будут свиные отбивные.

– Кстати, доктор, а пистолеты вы привезли?
– спросил Сомов.

– Целых одиннадцать штук. Американские кольты большого калибра и патроны к ним.

– Вот и отлично. Завтра в кают-компании раздадите всем оружие, патроны и проинструктируете всех, как за ними ухаживать и как ими пользоваться.

После ужина я принес в кают-компанию ящик с пистолетами, "цинку" с патронами и сверток с кобурами. Каждому персонально под расписку был вручен кольт. И по две обоймы, набитые патронами.

– О це вещь. Машина что надо, - заявил Комаров и тут же прикрепил кобуру с пистолетом к поясному ремню.

5 ноября.

Закончив камбузные дела, я решил, что пора заняться медицинскими. Распаковал ящик с инструментами, медицинскими приборами и медикаментами. Так как столик был предоставлен в мое полное распоряжение, я накрыл его белой простыней и аккуратно расставил на нем инструменты для проведения медицинского осмотра, два стерилизатора: один большой, с хирургическими инструментами - скальпелями, пинцетами, кровеостанавливающими зажимами, запаянными ампулами с кетгутом и шелковыми нитками, другой поменьше - со шприцами и иглами на них, и, наконец, пузатый, отливающий серебром "бикс" с перевязочным материалом.

Саша Дмитриев, вызвавшийся мне помогать, проявил незаурядный интерес к моему хозяйству, он то и дело спрашивал меня о назначении каждой извлекаемой из ящика вещи, будь то баночка с мазью или пакет с таблетками.

– Ну, Зямочка, теперь нам никакая болезнь не страшна, раз доктор с нами.

Пока я разложил все по своим местам, разобрался, где что находится, мои соседи забрались в спальные мешки и уже похрапывали.

Подкачав начинавшую тухнуть паяльную лампу, я достал из чемодана три общих тетради, положил стопкой на стол перед собой и закурил трубку. Ароматный дым "Золотого руна" кольцами поплыл к потолку. Растерев застывшие пальцы, я открыл первую тетрадь и карандашом вывел на первой странице: "Дневник В. Г. Воловича. Дрейфующая станция "Северный полюс-2". Начат 28 октября 1950 г. Закончен..."

Стараясь воспроизвести события всех дней с момента прилета на станцию, я исписал корявым почерком несколько страниц, пока мой писательский пыл окончательно не угас. Тогда я взялся за вторую тетрадь.

Заглавный лист ее украсила надпись: "Тетрадь декадных наблюдений за личным составом ДС-1". В нее я буду заносить результаты медицинских осмотров и прочих наблюдений.

Третья тетрадь предназначалась для журнала амбулаторных приемов.

– Чем это так вкусно пахнет?
– спросил Дмитриев, появляясь на пороге.
– Хорош табачок. Дай потянуть.
– Саша сделал несколько затяжек.
– По мне, все же лучше "Бело-мор", - сказал он, возвращая мне трубку.

– De yustibus non est disputandum, - изрек я, несколько обидевшись на его пренебрежительное замечание.

– А это по-каковски?

– По-латыни: "О вкусах не спорят".

Дмитриев скрылся за занавеской, а я принялся за работу. Поскольку ранее я никогда не вел дневников (а жаль!), а мой литературный опыт ограничивался лишь школьными сочинениями на темы типа "Гамлет - принц датский" и "Евгений Онегин и его эпоха", дело продвигалось медленно. Исписав несколько страниц своим корявым медицинским почерком, я. в изнеможении откинулся на спинку стула. Но почин был сделан. Я спрятал дневник в чемодан и, быстро раздевшись, нырнул в заледенелое нутро спального мешка.

6 ноября.

Погода держится неустойчивая. Ясное звездное небо то и дело заволакивают тучи, и крупные снежные хлопья укрывают все вокруг белым саваном. Все чаще задувает поземка, гоняя по лагерю маленькие снежные смерчи. Мы торопимся с перевозкой грузов в лагерь. Не ровен час, разразится пурга, и тогда мы можем не досчитать снаряжения, исчезнувшего в глубоких сугробах. О ее приближении говорит быстро падающее барометрическое давление. Мы работаем не покладая рук и порой так устаем, что некоторые буквально засыпают за обеденным столом.

Я постепенно постигаю азы кулинарного искусства. Пока меня выручают пельмени, заготовленные в огромном количестве, которые я научился готовить во время полярных экспедиций, твердо усвоив, что при варке не надо жалеть перца и лаврового листа, подавать их на стол следует, как только они всплывут, (иначе вкус не тот) и не забывать об уксусе и сливочном масле. Кроме них, в моем продуктовом арсенале было несколько ящиков полуфабрикатов - аккуратно завернутых в целлофан антрекотов, бифштексов и отбивных котлет.