Заслуженный гамаковод России

Ведь родная территория любой уважающей себя крысы священна для неё, и только самая уж явная угроза для жизни может заставить бросить обжитое место. Так что я даже и не думал о смене дислокации: переждав время – в одном из укромных углов – я пошёл проведать возведённое с такими усилиями убежище: однако все входы – включая боковые – оказались заделанными камнями, и мне пришлось уже серьёзно задуматься о строительстве нового жилья.

Пробравшись наверх – где я решил временно обосноваться – я попробовал представить: а где же я смогу выкопать себе новое гнездо с разветвлённой системой сообщений и складами. Однако ничего разумного так и не посетило мою голову: уничтоженное жилище находилось в единственном возможном для этого месте, всё же прочее пространство было непригодно для подобного строительства. Я подумал о предложении Бродяги: но тут же отбросил его в сторону, как унижающее и ставящее в зависимость.

Ведь приползти на брюхе и встать на сторону Вожака – значит признать собственное поражение и невозможность существовать без них – что абсолютно ложно и не имеет под собой никаких оснований. Временные же трудности вполне преодолимы и требуют лишь усиленной работы и сосредоточенности.

После долгой беготни и суеты я выбрал-таки наконец пристанище: маленькая комнатка возле хранилища одежды и инструментов, заполненная шкафами и ящиками, редко посещается людьми и вполне подходит для жилья. Перерыв все ящики, я выбрал один из них для гнезда: выбросив оттуда посторонние предметы, я натаскал внутрь тряпок и соломы, подобранной здесь же. Однако большой склад для пищи здесь создать невозможно, не говоря уж о системе защиты: только бы никто – и прежде всего люди – не заметил моих усилий: тогда я буду обречён.

Теперь мне приходится ежедневно устраивать вылазки. Это тем более неудобно, что я совершенно отвык от подобного режима – присущего всем обычным крысам. Дополнительная же неприятность заключается в близости людей, мешающих полноценному отдыху: они топают и кричат, роняют вещи и не позволяют выспаться, многократно усложняя мою и так нелёгкую жизнь. Так что о мести думать больше не приходится: только о выживании и спасении.

Боюсь, что я пропал: отдыхая от трудов праведных в своём убежище, я услышал, как открывается дверь и заходит человек, сразу же что-то заметивший и позвавший на помощь. Хоть я и сидел тихо-тихо и ни разу так и не шевельнулся, однако дело, видимо, заключалось в другом: они обнаружили следы моей жизнедеятельности, так некстати оставленные на виду. Теперь же всё зависит от их реакции: мне же стоит поменять дислокацию, иначе опасность может возрасти многократно.

Они точно меня обнаружили! Я многого мог ожидать от них, но когда на следующий день отворилась дверь, я сразу же замер от страха и ужаса: по шороху и резкому запаху я учуял кошку, которая, разумеется, тут же бросилась на скопление ящиков, закрывающих меня от света: если бы она имела хоть малейший шанс добраться до меня – я мог погибнуть: ящики так и скрипели и ходили ходуном под тяжестью огромного зверюги, несмотря на сложность задачи пытавшегося-таки добраться до моего скромного убежища, но когда людям стал очевиден провал, кошку пинком выкинули из комнаты, а меня оставили в темноте и одиночестве.

Очень долго после этого я приходил в себя и успокаивался: только на следующую ночь я решился вылезти и отправиться на поиски пищи. Однако добравшись до хода – единственного, ведущего из комнаты на свободу – я почуял угрозу, обнаружившуюся почти сразу: выход наружу закрывала сетка, впереди же болтался кусок аппетитнейшей колбасы, что безусловно указывало на ловушку.

Ведь кто лучше меня в состоянии распознать все их каверзы и подвохи, и обойти сложные препятствия и барьеры, создаваемые у нас на пути к великой цели! но в данном случае дело выглядело чересчур серьёзно, поскольку других ходов из комнаты не существовало.

Раньше уже неоднократно я пытался прогрызть ещё один туннель: но стены и пол данного помещения по неизвестной причине состояли из камня и извести, и ни одна крыса не смогла бы одолеть гладкую твёрдую поверхность.

Я понял: меня заперли, предоставив единственный выход: попасться в ловушку. Ведь у людей для всех есть ловушки и силки, которые они ставят на неугодных им и не подчиняющихся во всём их воле и желаниям: вроде наших близких родичей белых крыс.

Неоднократно мне довелось их видеть, и даже однажды пришлось столкнуться нос к носу – один на один, на основании же наблюдений следует признать: они только позорят наш общий род, внося разлад и дисгармонию. Ведь разве согласится самый последний дегенерат и недоносок – вроде Огрызка – взять себя в руки или тем более за шкирку, оказавшись в самом невыгодном положении, когда стоит захотеть человеку убить тебя – и ты абсолютно беспомощен? Они же позволяют ещё и не такое, получая в то же время полное обеспечение и право погибнуть в одном из экспериментов: для чего, собственно, они и используются.

Однако сейчас я оказался в положении, когда судьба белых крыс выглядела благом: они по крайней мере до определённого момента не опасаются за жизнь и всегда получают достаточно пищи. Я же в результате остался почти без запасов: а старые ящики, сваленные в комнате огромной грудой, абсолютно для этого не пригодны.

Остаётся только одно: ждать и караулить момент, когда им надоест держать меня в осаде и они ослабят бдительность. Мне ведь не нужно много – достаточно лишь чуть отодвинуть конструкцию в сторону: и тогда ищи ветра в поле, только они меня и видели. Однако ежедневные проверки – уже в течение четырёх дней – дают самые неутешительные результаты, колбаса же – подвешенная так провокационно и завлекающе – не утратила аромата и лишь заметно подсохла. И приходится всячески сдерживать себя, глотая голодную слюну и лишь изредка перемалывая пару щепок всё ещё мощными резцами.

В страшном сне я видел горы колбас, которые сыпались на меня с неба, а я лишь уворачивался от массивных громадин, перепрыгивая с места на место, не в состоянии в то же время поймать одну из них и наесться досыта. Когда же я проснулся – с бешено колотящимся сердцем – то решил: я обязан её съесть, в противном же случае будет поздно, и долго я не протяну. Я немного успокоил себя: в таком деле обязательны были хладнокровие и аккуратность – и выбрался из-под ящиков на свободу. Она так и висела – покрывшись тонкой корочкой и источая одуряющий и влекущий аромат: я сам не заметил, как заступил за черту, и потом уже было поздно, потому что задвижка быстро опустилась и оставила меня в пространстве, огороженном сплошной решёткой, через которую я смутно различал темень и мрак ночной комнаты.

Я бросался на стены и грыз прутья, но что можно было поделать против железа, сплетённого с другим железом? Они обманули-таки меня: знающего все их каверзы и ловушки. Но, может, я им ещё пригожусь и они пощадят меня: обладающего таким количеством достоинств, может – они возьмут меня и поселят вместе с белыми крысами, и как-нибудь – когда они зазеваются – я совершу резкий бросок от всех от них, так что никакие запоры и ловушки не помешают мне обрести прежнюю свободу и уйти навсегда из этих мест.

Я замер: в вышине неожиданно вспыхнул свет, и я услышал шаги, а потом голос крикнул на всю комнату, и последнее, что я воспринял, ощетинившись и заходясь в запоздалом приступе ярости и злобы, было белое лицо и бак с водой, сразу заполнившей всего меня и потянувшей туда, откуда никогда больше не возвращаются.

1999

Заслуженный гамаковод России

 Все говорят: разве это сложно – играть на бирже? Где бы нам только добыть время, и главное – деньги – чтобы заняться таким приятным и увлекательным делом, позволяющим из одной суммы – в рублях – делать ещё большую сумму, подтверждающую и закрепляющую статус и положение в обществе? Только оказываются эти все в результате не у дел, жалуясь судьбе и зализывая душевные раны всеми доступными способами, включая самые непристойные. Ещё куда ни шло – тихо утопиться в ванной давно заложенной и проигранной на бирже квартиры, чтобы пришедшие за долгом кредиторы получили неприятный сюрприз и головную боль на несколько ближайших месяцев. Квартиру они, конечно же, заберут, перемыв вам все кости и заодно внутренности, но хоть какая-то месть за так неудачно кончившуюся жизнь ударит их запоздалой молнией и подпортит победную наступательную статистику.

Совсем же другое дело: бросаться под поезд. Ну подумайте сами: разве эстетично будет оказаться размазанным по рельсам на протяжении нескольких десятков метров, показывая всему миру свою внутреннюю нищету и убожество, заодно с кровавыми красными потрохами?! Ни один из родственников и знакомых, безусловно, не одобрит такого способа рассчитаться с незаладившейся жизнью, тем более что ещё не факт: что ваша попытка закончится успешно.

Статистика ведь ясно говорит о ненадёжности подобного способа, приводящего при неудаче к совершенно противоположным результатам. Вы хотели уйти – красиво и свободно? – но вместо этого вы ещё больше привяжетесь к мерзкому не оценившему вас по достоинству миру той койкой в больничной палате, куда вас в конце концов спихнут уставшие от долгого общения врачи и близкие, или же инвалидным креслом, выбраться из которого вряд ли когда-нибудь сможете. Разве вам это надо?