Заслуженный гамаковод России

Чем же это было? Основывалось ли это на традиционном волновом подходе, дополняясь личными уже накопившимися наблюдениями, вытекало ли из анализа соотношения спроса и предложения, или же было синтезом двух-трёх различных методов и установок, сочленённых в одно целое? Многие хотели бы получить ответ на этот животрепещущий явно вопрос, но кто из присутствующих и внимающих мне знает: сколько это стоит? Сколько стоит талант, помноженный на великую жажду и стремление, возникшие ещё в глухие ничего не значащие годы, которые наконец осели комком в далёком прошлом? И сколько стоят великие прозрения, изредка посещающие лишь некоторых – немногих избранных – и далеко не всегда находящие должную оценку и поддержку?

Точно так же, как великие изобретатели и творцы прошлого, я позабыл тогда про бдительность: слегка расслабившись, я витал уже в высоких эмпиреях, разрабатывая собственную торговую стратегию, когда неожиданно – после двух или трёх неудачных дней на бирже – меня спустили на бедную убогую землю. Состоявшийся разговор с руководителем конторы – ещё недавно так превозносившим меня – имел уже другой характер: поставленные мне в вину ошибки и убытки всячески преувеличивались и округлялись в невыгодную для меня сторону, хотя кто другой при сложившихся тогда обстоятельствах удержался бы на краю пропасти? Выданная мне тут же трудовая книжка уже содержала пункт об увольнении по собственному желанию, подводя черту под моим первым так удачно начавшимся и так подло оборванным восхождением на высокую желанную вершину.

Однако я не растерялся: имея такую ценную для меня запись в книжке, подкреплённую серьёзнейшим уже опытом и положительными результатами, я тут же отправился на поиски нового пристанища. Благо что далеко для этого ходить не требовалось: все значительные конторы и без того сидели в том же помещении, другие же – менее серьёзные – имели с биржей прямые контакты, находясь все вместе в доступном мне справочнике.

Совсем нетрудно было пробежаться по нескольким десяткам уже слегка знакомых мне фирм и организаций: шапочное знакомство со многими брокерами давало мне заметное преимущество, и довольно быстро я уже трудился в том же качестве в новой маленькой фирме.

Являясь достаточно опытным торговцем, я специально выбрал не самую престижную контору: там должны были намного лучше считаться с достигнутыми мною уже успехами, и хотя объём выделенных мне средств не позволял существенно вмешиваться в течение событий, я получил гораздо большие полномочия.

Теперь мне не требовалось ежедневно отчитываться перед руководством за каждую проведённую операцию, оправдываясь за непредвиденные потери и концентрируясь на блестящих успехах и достижениях: в конце дня я распечатывал общий итог, нелегкий баланс моих многочисленных усилий, помогавший фирме подниматься выше и выше. Накопленный опыт вместе с тренированным чутьём не подводил меня и на новом месте: также как и раньше, я заканчивал в плюсе подавляющее большинство мелькавших молниями дней, за которыми терялось всё окружающее. Моя же семейная жизнь – и без того корчившаяся в последних судорогах – окончательно рассыпалась в прах: после постыдного увольнения я быстро собрал вещички и под косыми взглядами родителей жены покинул давно опостылевшую квартиру и супружескую жизнь. Постепенно расползавшийся по швам брак рухнул по причине полного расхождения интересов: меня абсолютно не занимали пустые обывательские фильмы, которые они все вместе – и жена в первую очередь – глотали в остававшееся свободное после работы время. Их же совершенно не заботили возникавшие в моей работе сложности: постоянные задержки допоздна с какого-то момента стали вызывать необоснованные ничем подозрения, выливавшиеся в постоянные скандалы и выяснения отношений, когда мне приходилось в одиночку противостоять злобной троице.

Сняв квартирку, я сразу зажил совершенно другой новой жизнью, почти полностью сосредотачивавшейся теперь на биржевых делах. Приходившая пожилая соседка обеспечивала меня за разумную плату едой и чистой одеждой, в остальном же мне почти не требовалась посторонняя помощь, и я мог с головой окунуться в каждодневные игры и спекуляции. Завязать мамонту хобот узлом, надавать ему по разлапистым ушам, заставить издать трубные звуки – что могло быть радостнее для такого поклонника вольного стиля торговли, когда каждую минуту я был готов подхватить возникавшую внезапно струю в хаотичном бурном море, максимально её продолжая и усиливая! Главное было соскочить вовремя с истончавшегося резкого порыва, чтобы не стать крайним в длинной цепочке переходов и превращений: судьба долгосрочного инвестора, с тоской следящего за усыханием родного депо, совершенно не устраивала как меня, так и руководство брокерской фирмы, и в случае неудачи я недрожащей рукой резал образовавшихся лосей.

Жалко ли мне было бедных глупых животных с влажным взглядом и пухлыми губами? Абсолютно не жалко: я хорошо понимал, что, резко перевернувшись, восстановлю большую часть потери или даже окажусь в выигрыше, так что я всегда смело бросал деньги в топку, разогревая или остужая понравившиеся мне фишки. А как я обожал распродажи: но не те – выдуманные ловкими магазинными торгашами, накрутившими вначале две цены, чтобы потом милостиво сбросить полторы и объявить во весь голос о почти благотворительной акции! Я говорю о распродажах от отчаяния, когда инвестору просто невозможно уже держать давно надоевшие и мало кому интересные фантики, которые он с размаху опускает на тридцать, сорок или пятьдесят процентов. Какая буря поднимается сразу вокруг, и сколько акул – до того снисходительно и насмешливо взиравших на какое-нибудь как бишь его «энерго» – вдруг выплывает из привычных глубин на бедное мелководье! И как же приятно бывает вырвать из-под самого носа такой аппетитный ма-аленький кусочек, который спустя пару недель уже может принести те же самые тридцать, сорок или пятьдесят процентов, заставив неудачников лишь жалко облизываться и кусать локти!

Или же такая бумага как Гамак: многие пытались оседлать сноровистое шустрое создание, и мало кому удалось преуспеть в нелёгком деле. Полёты же в этой – сообразно называемой конструкции – принесли мне немало приятных и радостных минут. Став гамаководом, нет – заслуженным гамаководом! – я сильно поднялся в глазах собственного руководства, а также заметно увеличивал личное депо, не забывая про главное правило в данной ситуации: именно постоянно клубящиеся слухи и откровения главных заинтересованных персонажей являются здесь основными двигателями, все же прочие факторы – включая лежащий в основе фундаментал – явно второстепенны.

Стоило мне взглянуть на бумагу, и – если возникало ощущение близости – то я сразу мог нарисовать её уровни сопротивления и поддержки: я чувствовал её колебания, её нерешительность, непостоянство в желаниях и настроениях, толкающее время от времени из одной крайности в другую. Соответствующие эпитеты приклеивал я тогда к начинавшей вести себя по-свински своевольнице: она становилась тогда откровенной «скотиной», подколодной «гадиной» или мерзкой «стервой», и так же как от женщины – отвечающей подобным эпитетам – от такой бумаги можно было ждать чего угодно.

Вы хотите знать: всегда ли мне везло в схватках с могучими и богатыми, наделёнными почти безграничными связями и деньгами конторами, контролировавшими основной процесс? Главное было – не оказаться у них на дороге, ведь тогда – учитывая разные потенциалы – меня бы быстро довели до банкротства и неизбежного уже окончательного увольнения. «Вы посмотрите, это он разорил такую-то фирму!» – кричали бы мне вслед при неудачнейшем для меня стечении обстоятельств, если бы вообще я смог физически пережить такой конфуз. Но однажды и на моей улице состоялся праздник, когда – совершенно неожиданно для себя и всего руководства – я смог поставить на колени одну из весьма значимых контор. Оказавшись в сложных обстоятельствах, контора по специальным каналам выяснила причину своих последних неудач: а именно устроенный мною вынос так невовремя зашорченных ими акций – и лишь вмешательство сильных покровителей спасло их от неожиданного банкротства. Тайные переговоры – с определением будущих откатов и преференций нашей фирме – добавили нам статуса и денег, а мне принесли известность уже в профессиональных кругах и репутацию грозы всех зарвавшихся легкомысленных трейдеров.

Продолжившиеся вскоре успехи позволили мне поднять и свой официальный статус: в качестве главного трейдера фирмы я занимал уже отдельный, пусть и крошечный кабинет, а все незанятые семейными заботами сотрудницы так и вились вокруг, намекая и провоцируя. Они наверняка думали, что у такого завидного – несмотря на некоторую уже тогда плешивость – жениха имеется огромный счёт в банке, шикарнейшая квартира в центральной части города и адекватная всему этому машина, в то время как на самом деле я продолжал снимать однокомнатную халупу на окраине, а на работу добирался при помощи метро. Я не вёл себя – как они предполагали – вызывающе скромно по каким-то своим внутренним причинам, сознательно умаляя свой статус: все зарабатываемые деньги я пускал в дело, собираясь как можно скорее обзавестись собственным уже жильём, без чего дальнейшая карьера и жизнь лишались надёжности и уверенности.

И ради этой самой надёжности я решил идти по самому проверенному пути: пообщавшись с тремя или четырьмя скользкими увёртливыми личностями, гордо называвшими себя частными маклерами, я решил иметь дело всё-таки с официальными, пусть и недешёвыми специалистами. Конторка – находившаяся неподалёку от основного места работы – в конце концов показалась мне наилучшим из всех возможных выборов, и предоставленный в моё распоряжение риэлтор – шустрая бойкая бабёнка, широко погоняв меня по закоулкам и окраинам великого города, наконец нашла устраивавший меня вариант. Тайное от всех переселение уже в собственное жильё – чтобы не соблазнять и не дразнить менее преуспевших – я провёл в выходные дни: столик с парой стульев, несколько книжных полок с наполнявшими их трудами по экономике и финансам, компьютер и кухонная мелочь составляли нажитое за три года богатство, легко и спокойно разместившееся в грузовой «газели», а после заполнившее неширокое пространство моей личной домашней обители.