Заслуженный гамаковод России
Шрифт:
Мы уже останавливались в этой гостинице, и по воспоминаниям следовало завернуть куда-то за угол: там росли не только фонарные столбы и щиты с рекламой, но и живые полноценные деревья, заметно ободранные многими поколениями кошек и собак. Здесь же был лишь голый асфальт: и приспичило же хозяину выбрать такое неудачное место для жизни! Хорошо хоть ненадолго затягиваются наши переселения сюда: один-два дня – и мы уже оказываемся в новом месте, совершенно ещё незнакомом и непривычном, где с самого начала приходится устанавливать контакты и заводить отношения, добиваясь в конце концов личного первенства.
Я сразу потрусил в нужном направлении: ждать милостей от женщины не стоило, она ведь поволокла бы меня к магазинным витринам, заваленным одеждой и всяким барахлом. А так ей приходилось болтаться сзади на привязи и обругивать каждую колдобину, которую задевали
В многосложном скоплении мне не удалось обнаружить свой запах: следы были всё больше новые и незнакомые, но несколько составляющих я всё-таки смог опознать: встреченный как-то раз пуделёк посылал всем большое и пламенное приветствие, здоровый и толстый боксёр – с которым я однажды чуть не сцепился по-крупному – предупреждал о возможной угрозе и советовал никому не перебегать ему дорогу, и наконец! – лучше других знакомая немецкая овчарка широко оповещала о наступившей течке и сборе заявок от претендентов.
Ну что же: вот и не напрасно мы погуляли сегодня. Я сразу огляделся по сторонам, одновременно прикидывая давность послания: не опоздал ли я? Вроде бы достаточно свежими выглядели метки, и надо было лишь встретить её – когда-то что-то уже обещавшую. В дальних кустиках я заметил движение: явно собака двигалась по намеченному маршруту, обходя знакомую территорию. Неужели она?! Я сразу дёрнулся, приветственно лая и натягивая поводок до упора: женщина снова стала ругаться, но какое мне было до неё дело? Я протащил её пару десятков метров, тараня кусты и другие препятствия, и уже неподалёку остановился: незнакомый терьерчик – из самых мелких и плюгавых – укоризненно и боязливо посматривал на меня из засады, а его хозяйка уже что-то кричала, неприятно взвизгивая и переходя на высокие тона.
Да, ошибка получилась: ничего удивительного не было в том страхе, который совсем молодой кобелёк испытывал передо мной – могучей и сильной лайкой в полном расцвете сил и возможностей, однако жалкий шкет даже и не пытался огрызнуться: я видел лишь страх, почтение и любопытство, замешанные на традиционной интеллигентности породы. И что мне оставалось делать? Я сразу сел и зевнул, отворачивая морду в сторону: очень вы мне нужны, как же. Ну исчерпан конфликт, и не сделал я вам ничего, так что можете успокоиться. И не гавкать, как хозяйка шкета, всё ещё реагировавшая на моё неожиданное появление. Почему интересно – стоит нам подать голос – и люди уже проявляют недовольство и стараются заглушить самое естественное проявление нашей жизнедеятельности, позволяя в то же время себе трепаться сколько угодно и орать на нас и других людей? Несправедливо получается. Или стоит двум незнакомым женщинам случайно встретиться в таком вот месте при подобных обстоятельствах – и дальше уже водой их не разольёшь. И о чём ведь всё трепются? О шмотках, или о хозяине. В крайнем случае обо мне: обсуждая достоинства и недостатки. Очень они разбираются в этом: в статях и экстерьере, особенно моя нынешняя хозяйка. В чём она, возможно, и разбирается, так это в кошках. Сама такая же: тупая и наглая. Драть таких за хвост надо, и побольше: но нету у неё хвоста, так что приходится терпеть причуды и выкрутасы в надежде, что хозяин вскоре найдёт ей более подходящую замену и избавит меня от такого соседства.
Так что хозяйка на самом деле занялась любимым делом: она уже успокоила владелицу терьера и вовсю уже разливалась о своих делах и бытовых подробностях, так что я успел почесать себя лапами сначала за правым ухом, потом за левым, изображая полное послушание и безразличие, чем вызвал такую же реакцию у терьерчика: он уже не боялся меня и воспринимал как большого, но неопасного пса, просто зашедшего в гости. Однако хозяйка совершенно забыла о моих естественных потребностях: ну если так, то я и тут всю кучу выложить могу, не побрезгую. Я уже пристроился: урчание в желудке уже оповестило о скором извержении и избавлении от накопившихся запасов, и тут она неожиданно сильно дёрнула за поводок, останавливая и прекращая процесс. Та-ак, не нравится, значит? А чем она сама с хозяином занимается – думает, красиво? Думает, все так и мечтают лицезреть в полном объёме
и ясных деталях и подробностях, как они вдвоём барахтаются в постели и выкидывают номера, пугая даже соседей и заставляя потом жаловаться? Насколько уж я люблю хозяина, и то не всегда понимаю: что и зачем он делает в таких ситуациях. Её же отношение ко мне просто переходит все границы: надо будет пожаловаться хозяину, не забыть потом.Я приподнялся, уставился на женщину и пару раз гавкнул, выражая недвусмысленно своё негодование. Уж сейчас ты узнаешь: как обижать меня и кто тут главный: в отсутствие хозяина. Я грозно зарычал и потянул поводок на себя: женщина умолкла и заметно побледнела: она уже понимала, насколько серьёзно разозлила меня и к каким последствиям может привести подобное отношение. Пару раз я уже тяпал её за ноги – когда она окончательно выводила меня из равновесия – и сейчас она ещё у меня нарвётся. Я уже прикидывал – куда бить нарушительницу порядка, слегка осунувшуюся и прятавшуюся за глупого терьерчика, явно пока не понимавшего возможных последствий; любой же, кто встал у меня на дороге, непременно будет наказан! Я бросился резко вперёд: маленькое тельце отлетело в кусты, издав короткий писк, который сразу перекрыли два визжащих в унисон женских голоса, остановивших меня. Терпеть не могу, когда рядом кричат, и тем более такими противными резкими голосами: я сразу сел и дал понять, чтобы меня отпустили. Нужны вы мне, как же. Очень мне надо нападать на двух беззащитных дур, единственное что умеющих – издавать громкие вопли, от которых закладывает уши. Но наконец она поняла и согласилась со мною: она осторожно приблизилась и отцепила поводок вместе с намордником, и, коротко гавкнув напоследок, я сразу помчался в ещё не исследованную сторону: в глубину двора, где наверняка можно было встретить старых знакомых и найти что-то новое.
Сразу же обнаружились ещё следы знакомой овчарки: она давала новую надежду, подкрепляя её дополнительно. Сначала, однако, следовало завершить дела, так грубо прерванные хозяйкой. В тишине и спокойствии среди разлапистых кустов можно было особо не опасаться посторонних: наконец я избавился от запасов, тут же присыпав всё землёй. А где-то неподалёку – я уже слышал и ощущал это – явно находились в движении сразу несколько собак: ясная возня возбуждала и заставляла ринуться прямо в гущу их непонятной пока свары, и только трезвый расчёт не позволял броситься напролом: кто же знал, как они встретят появление совершенно незнакомого сильного кобеля.
Свара неподалёку продолжалась, она двигалась в сторону, позволяя мне остаться незамеченным и отсидеться в кустах, но это уже был бы не я, а кто-то совсем другой. Раздвинув ветки, я бросил наконец взгляд: пять или шесть явно дворовых охламонов непонятного происхождения преследовали мелкого светлого пуделька, отчаянно огрызавшегося и явно из последних сил старавшегося уйти от грозной погони. Все и на одного? Подобные ситуации я видел неоднократно, и даже пару раз оказывался на месте незадачливого лохматого создания, в конце концов вырываясь из плотного враждебного окружения. Исход же зависел всегда от настроя охламонов: находясь в игривом состоянии, они могли лишь немного покусать, в случае же реальной агрессии не исключался и летальный исход для случайно подвернувшейся жертвы.
Пуделёк был явно домашним: даже издали мне удалось разглядеть дорогой ошейник и чудом державшуюся на хвосте цветную ленточку, на которую барбосы покушались не в последнюю очередь: именно ленточка ставила между ними границу, непреодолимую по определению. Ведь на что приходится рассчитывать таким голодранцам, никогда не имевшим могущественного сильного хозяина и покровителя? Разве лишь на доброту случайных женщин, иногда подбрасывающих сосиску или сардельку, так что при одном только взгляде на ухоженного домашнего любимца семьи – крутящего морду от тех же сосисок или сарделек – горькая зависть жжёт глотку и сама по себе выталкивает наружу громкие лающие звуки.
Помогать же пудельку я совершенно не собирался. Своя шкура – у каждого одна, и рисковать ею ради кого-то постороннего: нет уж, спасибо. Здесь мы с хозяином полностью солидарны, и так же как я ради него, и он ради меня вступил бы в схватку, кому-то же чужому на нашу помощь можно не рассчитывать. Я стоял и выжидал продолжения: желательно было уйти отсюда незамеченным, чтобы дальше продолжить поиски знакомых и обследовать территорию. Однако мне не повезло: я увидел, как вначале один из охламонов остановился и вытянул морду в мою сторону, а потом уже и вся стая обернулась, бросив легко отделавшегося пуделька, улепётывавшего со всех ног как можно дальше отсюда.