Заставь меня влюбиться
Шрифт:
Она моя.
Черт возьми, я знал, с самого начала знал, что эта рыжая ведьма принесет мне одни проблемы. Она была единственным коротким мгновением, которое мне не удавалось забыть в течение двух лет. Она единственная оставила после себя след в моей памяти. Как же глупо было надеяться, что мне удастся держать все это чертово дерьмо под контролем!
Одним своим появлением, я прервал рассказ Алана. Не думая, потянул Сабрину за руку и прижал к себе, давай всем понять, что другим на нее даже смотреть нельзя.
– Вижу, ты хочешь лишиться своих рук, Райдер, – сузив глаза, сказал я.
Алан рассмеялся и, приблизившись,
– Конрад, ты все-таки пришел.
– А ты рассчитывал, не приду?
– Думал, не успеешь. Сабрина тут проговорилась, что ты слишком занят сегодня.
Райдер загадочно улыбнулся и направился к другой картине.
Сабрина вскинула голову и, разочаровано изогнув свои пухлые губы, легко оттолкнула меня.
Я нахмурился.
– В чем дело?
– Ты еще спрашиваешь? Что за спектакль?
Мой взгляд опустился на ее голые плечи и светлую кожу, покрытую бледными веснушками, на черные бретельки ее платья и ниже к груди, где через тонкую шелковую ткань слабо виднелись очертания сосков.
Она без бюстгальтера и если одна лямка случайно спадет с ее плеча, то оголится одна из ее потрясающих грудей. Это наслало на меня порыв закрыть ее, спрятать ото всех, только бы никто не пялился на мою… на Сабрину.
Опасно, но как же потрясающе она выглядела. Черный цвет выдавал в этом ангелочке чертенка. Разрез юбки платья оголял ее бедро, но все было в рамках приличия. Рыжие волосы были аккуратно уложены, серые глаза она выделила черной линией, там самым наделяя их каким-то магическим, пробирающим до самой глубины души эффектом.
– Ты слышал меня? – Она пощелкала пальцами перед моим лицом, возвращая меня в суровую реальность. – Что за концерты ты устраиваешь?
– Еще спрашиваешь? Райдер лапает тебя, словно имеет на это право.
Она изумленно вскинула брови.
– Интересно услышать, почему ему не стоит делать этого?
Я одарил ее яростным взглядом, но Сабрина выдержала его с достоинством.
– Подойдите сюда, на это стоит посмотреть.
Стоило прозвучать голосу Алана, как брови рыжей искусительницы сразу приняли расслабленное положение. Она подошла к Райдеру и встала в шаге от картины, на которую он указывал. Я, словно приклеенный, остановился рядом с ней.
Боже. От нее так потрясающе пахло, что мне хотелось зацеловать ее кожу, тереться об нее, чтобы пахнуть также. Этот запах уносил меня в какое–то особое место, куда я не пустил бы больше никого.
– Стэн, подойди, – раздался голос Алана. К нам подошел парень лет двадцати пяти. Его сильно вьющиеся волосы были зачесаны назад, одет он был в клетчатые брюки и белую рубашку.
– Сабрина, Конрад, познакомьтесь со Стэном. Сегодня для этой выставки я лично отобрал две его картины. Это – одна из них. Жемчужина вечера.
Мы обменялись дежурными приветствиями и обернулись к картине.
Сабрина задумчиво прикусила губу.
– Ее не мог нарисовать Стэн, – прямо сказала она. – Краски старые и кроме того внизу стоит подпись и дата.
Я взглянул на упомянутую подпись и заметил, что картину нарисовали в тридцатых годах девятнадцатого века, если это, конечно, подлинная работа.
Алан усмехнулся, Стэн подхватил его смешок.
– Эта картина была нарисована не Стэном, а его родственницей. Женщина, что изображена на полотне – Кэтрин
Адамс. Рисовала, как ты уже могла заметить, Аманда Ривьера – дочь этой женщины, – поведал Алан.– Семейная легенда гласит, что мы потомки Адамса. Одного из отцов основателей великой Америки. Аманда Адамс, – Стэн указал на подпись, где каллиграфическим почерком было написано имя Аманды, – происходила из богатой почитаемой семьи потомков основателей. Она отвергла любовь равного себе – очень уважаемого человека с благородной родословной, чтобы быть вместе с простым рабочим, к тому же, человеком в котором смешались испанская и индейская кровь. Отец отрекся от нее, но не мать. Кэтрин умерла от холеры, и в память о матери Аманда нарисовала эту картину.
– Это невероятно, – округлив глаза от восхищения, прошептала Сабрина.
Я не видел в этом ничего удивительного, обычная сказочка для впечатлительных дам.
– Поэтому картина жемчужина вечера, – дернув плечом, сказал Адам.
– И вы собираетесь продать ее? – удивилась она.
– Нет, разумеется, такое сокровище бесценно, – заключил он.
Я пропустил часть разговора, потому что разглядывал полотно, заметив там одну странность.
– Почему в краске… нитки? – непонимающе спросил я.
Сабрина подошла ближе и стала, как и я, рассматривать полотно.
– Это не нитки, Конрад, это волосы.
– Волосы?
Я обратил свой удивленный взгляд на Сабрину, а она взглянула на Алана и Стэна.
– Все верно. Волосы покойной Кэтрин Адамс, – пояснил Райдер.
– Ее дочь срезала волосы матери и добавила их в краску? – недоумевал я. Сабрина же не выглядела удивленной.
– В восемнадцатом-девятнадцатом веках так делали. Это было редкостью, конечно. А сейчас такие картины практически не встретить. Точно жемчужина, – сказала она.
– Но зачем помещать волосы умершего человека в краску?
– Никто достоверно не знает. Говорили, что так делали те, кто увлекался колдовством.
– Ведьмы? В девятнадцатом веке? Я думал, всех их сожгли в период Салема [1] , – усмехнулся я.
– Протестанты [2] дольше католиков [3] не хотели отрекаться от своей ложной идеологии, они казнили за колдовство и в девятнадцатом веке. Еще волосы могли помещать в краску, чтобы заточить душу покойного в картину и не расставаться с ним. Но я считаю, что это был способ успокоения собственной души, – пожала плечами Сабрина. – Расставаться с дорогими людьми, которых больше нет – всегда тяжело. Чтобы облегчить это, создать ощущение, что покойный не исчез, люди срезали волосы. Так вполне материальная часть человека оставалась со скорбящим по ушедшей душе.
– Волосы не так плохо, – вмешался Алан. – Известны случаи, когда люди могли использовать кровь умершего человека и даже зубы. Правда зубы предварительно нужно было измельчить или превратить в золу.
Сабрина взглянула на Стэна.
– Что случилось с Амандой?
– История имеет мрачный конец. Отец Аманды отрекся от дочери, начал преследовать молодую пару. Говорили, что они бежали в Европу, кто-то утверждал, что они осели на западном побережье. Картина же осталась у отца Аманды. В конце концов, он сошел с ума и повесился. Даже его дети верили, что это было наказание от матери. Она разгневалась на него за то, как он поступил с ее любимой дочерью.