Заставлю тебя полюбить

Я улыбнулась и быстро «нащупала» взглядом, где у него пистолет. Есть, нашла.

— Сегодня мы с господином Басмановым всю ночь занимались любовью. Мы не предохранялись, и теперь мне нужно в аптеку. Сами понимаете, для чего.

Иван смутился:

— Я уверен, это подождет возвращения господина Басманова.

— Конечно, — я кивнула, — но если я не выпью нужную таблетку, то наверняка забеременею, и у вас возникнут проблемы.

Смущаясь от столь откровенных подробностей, охранник отвернулся и нервно почесал затылок.

Я понимала, что с двоими мне не справиться, а вот с Иваном можно попробовать.

Я попросила отправить его напарника в аптеку.

Я шла ва-банк.

— Иван, я не сбегу. Даже если вы останетесь один, мне с вами не справиться. Прошу вас… Давид будет разгневан, если после сегодняшней ночи я вдруг забеременею.

Глава 11

Жасмин

Чужой город спал.

В палате было тихо. Так тихо — аж до боли. Я свернулась калачиком, насколько позволял живот, и посматривала на луну, прячась от собственных мыслей.

Будь я волком — непременно бы завыла.

От смертной тоски и от неизвестного, размытого будущего.

— Слушай, не спишь?

Я медленно обернулась. Совершать быстрые телодвижения в моем положении — это что-то за гранью фантастики.

— Не сплю.

— Я так и знала.

Ее звали Маша. Она работала здесь акушеркой и с чего-то решила, что я нуждаюсь в общении с ней. Слава Богу, что они дежурят здесь сутки на трое, и утром ее смена снова закончится.

— Как ты, моя девочка?

— Лежу.

Маша называла меня девочкой, хотя она была моей ровесницей. Сама еще зеленая, жизни не повидавшая — она заботилась обо мне. Чудная девушка.

— Ничего не болит? Я только уколы закончила ставить и сразу к тебе, пока меня не начали искать.

— Не болит.

Только, разве что, сердце.

Оно болело тайно, тихо — ни один аппарат эту боль не распознает, не поймет.

Я решила перевернуться на спину, и Маша засуетилась — хотела помочь, но что я, без рук что ли? Справилась сама. В этой жизни мне теперь всегда придется справляться самой.

— Почему ты заботишься обо мне, Маш?

Я качнула головой: не понимала. У медперсонала своих забот полно, у нее таких беременных — вагон и маленькая тележка. То уколы, то системы, то таблетки раздавать, а то и прихватит у кого — тогда надо сразу за врачом бежать и на роды.

— Я просто такая же была, нелюдимая.

Чуть помолчав, Маша поделилась со мной своей историей.

— У меня тоже муж умер. Он разбился на машине, когда я была на пятом месяце. Ко мне, правда, хоть захаживали. То мои, то его. Они уж больно после смерти сына за внука переживали.

Маша смахнула слезы. Если бы не ее печаль, я давно бы отослала ее и приказала не беспокоить меня.

Наверное, так мы и сдружились.

— Еще меня соседки по палате иногда из депрессии выводили. А ты вот совсем одна лежишь.

Маше двадцать два, ее малыш здоров и каждый день напоминает ей о любимом муже. Оттого она и носится со мной, что себя во мне видит.

— Но ты справишься. Мне, конечно, родители сильно помогают, я даже на работу почти сразу вышла, ну а ты няню наймешь. Жизнь наладится, вот увидишь. Мысли позитивно, моя девочка.

— Вот и я успокаиваю себя: двойня для матери-одиночки это лучше, чем тройня.

— У тебя двойня?!

— Сын и дочь, — кивнула.

— Вот это да! Сразу отстреляешься. Можно больше не рожать, — Маша засмеялась.

В Машиных глазах была радость.

Интересно, какая реакция была бы у Давида, узнав он, что станет отцом сразу двоих детей?

Последний раз я видела его так давно. Прошли месяцы. Это была наша последняя встреча.

— У тебя же нет в Волгограде никого, да? А откуда ты приехала?

Я проживала в Волгограде последние недели. После родов мы должны будем улететь. Он обещал помочь спрятаться за границей и обустроить нашу с детьми жизнь… в случае, если я выживу после родов.

На другой, неблагоприятный исход у меня тоже был план. Я не хотела оставлять детей одних в этом мире и позаботилась о них уже сегодня. Сын и дочь попадут в семью Басмановых, ведь нет никого ближе родственной семьи.

Мне бы этого не хотелось. Однако моя болезнь не оставляет мне почти никаких шансов.

— Ладно, Маш. Ты иди. Я поспать хочу.

— Хорошо. Кнопка на твоем запястье, если что — сразу жми. К тебе немедленно придут.

Маша скользнула по мне неравнодушным взглядом, но все же ушла. Мы попрощались до следующей смены. Я посмотрела на датчик на запястье: надеюсь, что кнопка не пригодится и оставшееся время до родов пройдет спокойно.

Я выключила мерцающий телевизор и огляделась. Не зря я решила лежать отдельно. Довольно мне было этих жалостливых взглядов при поступлении, когда меня положили на сохранение, а вещи привезти было некому.

Благо, что деньгами мы обделены не были, я сразу попросилась в отдельную палату — знала, что они у них есть, причем роскошные.

Палата больше напоминала комнату, правда с теми же медицинскими установками. И койка была удобная, на седьмом месяце моя здоровая спина вдруг стала тяжелой ношей. Телевизор я почти не включала, чтобы вдруг не нарваться на новости о Давиде, только иногда пробегала глазами по новостной ленте, чтобы быть в курсе расследования.

Оно, к слову, длилось и по сей день.

— Давид…

Я шумно выдохнула и тут же охнула. Малыши толкнулись… оба откликнулись на имя, сумасшедшие. Я успокаивающе погладила живот, морщась от боли.

Мне до сих пор не верилось, что я была настолько уязвимой. Конечно, не хватало мужской спины, за которой можно было спрятаться.

Не хватало отца или мужа.

За окном роддома стояла июльская жара, а в памяти все жил снежистый декабрь. Я помнила те события от и до. Они снились мне в кошмарах, я просыпалась в поту и долго не могла уснуть, вспоминая…