Застывший Бог

Так вдвоем мы схватили бревно с края, и изобразили реминисценцию некогда известной, а ныне забытой картины “Ленин на субботнике”. Здоровый наверно был мужик, этот Ленин...

Пистолет как живой норовил уползти под слабую резинку штанов. Если кто думает, что тащить одной рукой бревно, а второй, в которой уже ключи, догонять уползающий в штаны пистолет – это легко, так он ошибается. И все-таки у меня осталось ощущение, что большую часть бревна тащил я. Толку от парня было...

Отпускаем, – выдохнул я...

Бревно с треском повалилось на обочину, и мы отскочили, чтобы не придавило ноги. Я тут же достал свой пугач.

– Пойдем, пора ехать.

Парень тайно, как ему показалось, бросил взгляд на опушку леса.

– Хочешь, можешь бежать – разрешил я ему. – Если тебя устраивает провести ночь в лесу. А потом пытаться поймать попутку, с учетом что никто не остановится. Или можешь подвести меня, куда мне нужно, и потом спокойно поехать на своей машине. Решай сам.

– А куда тебе нужно? – Спросил он.

– Давай начнем с простого, – где мы сейчас?

– В, смысле? – Вытаращился на меня парень.

– Ну что это за дорога?

– Шоссе А-120.

– Ага... Оно знаешь длинное. Где конкретно?

– Ну, – засопел он соображая, – я только что Дятлицы проехал.

– Так, а едешь куда?

– В Питер.

– Ну так тебе и маршрут менять не надо. Мне тоже примерно в ту сторону. – Я подошел к машине с пассажирского кресла, и открыл дверь. – Чего стоишь, поехали... Нет стой, – он замер. – Ты знаешь чего... это, снимай штаны.

– Зачем? – Он отступил назад.

– Затем, что злые люди сняли штаны с меня. А я снимаю с тебя. Это круговорот штанов в природе.

– Я... – он замялся.

Неприятно мне конечно было заниматься таким грабежом. Но, этот парень спокойно доедет до дома, и влезет в новые джинсы, а мне еще неизвестно сколько бегать пока я до своей одежды доберусь. Если вообще доберусь.

– Тебя как зовут? – Спросил я.

– Федор.

– Федя, – проникновенно сказал я. – У меня был очень тяжелый день. И штаны я тебя все равно сниму. Или с живого, или... – Я задумчиво покрутил пистолетом.

Он вздохнул, и начал стягивать штаны.

– Ну давай живее, – поторопил я, – а то поедет кто мимо, еще подумает, что у нас с тобой любовь.

Штаны мне были великоваты, Федор явно не голодал, но я их ремнем кое-как утянул. Теперь у меня появились карманы. О, в одном из карманов обнаружился бумажник, который хозяин отдал мне в нагрузку. Я залез внутрь, поглядел на Федино водительское, где он был настолько юн, что старательно отращённые усы вызывали лишь сочувствие. Сейчас-то вон, щеки бритые как шары бильярдные...

– Я у тебя кошелек-то не просил, – перебросил я ему бумажник. – Возьму, вон, триста эргов. Рубаху снимай. Не, майку оставь. А Ботинки у тебя какого размера?

– Тридцать девятый...

– Маловат. – Скорбно вздохнул я, и когда он залез в машину, бросил ему ключи, – Ну, ладно, теперь погнали.

Ехали мы молча. Федя переживал, изредка бросая на меня быстрые взгляды. А мне было о чем подумать, я только следил в пол-глаза, чтоб он не выкинул какого фокуса. Так мы с ним и доехали в старый пригород, или как его еще по Старинке называли старики – Ломоносов. Тут уже ночь светилась огнями города. Пошли первые жилые дома пригорода. Тут Федор ощутимо приободрился, – видимо сообразил, что раз уж его не укантрапупили в глуши, то здесь вряд ли будут. По этой причине я испытал уважение к его умственным способностям...

За несколько километров перед Большой Кольцевой я решил, что с Федором мне пора расстаться. Не слишком удачная идея, въезжать в город с человеком, которого ты ограбил... И вообще, ему совершенно не нужно точно знать, что я буду делать. Пусть думает, въеду я в город, останусь в пригороде, или обогну город по кольцевой.

– Притормози, – сказал я ему, перед перекрестком с развязкой, которая разбросала свои дорожные щупальца по трем направлениям, да еще имело пару ближних ответвлений, к торговому центру и к какому-то складу.

Петр послушно включил подворотник, и прижался к обочине.

Мимо ночными скоростными кометами пролетали автомобили, в них сидели люди которым не было дела ни до меня, ни до Федора.

– Адрес свой скажи, – обернулся я к своему невольному водителю.

– Это зачем? – Нахмурился он.

– Ну штаны я тебе куда пришлю?

– Да не надо, – недоверчиво сказал он. – Себе оставь.

– Не могу. Цвет не нравится.

– Странный ты какой-то грабитель.

– Так я стажер. На испытательном сроке.

Он поглядел на меня, а потом коротко нервно хихикнул.

– Ладно, – давай так, – сказал я ему когда он закончил потешаться. – Я тебе на центральном почтамте денежный перевод оставлю. Востриков Федор Станиславович, так?

– Откуда ты?..

– Да я ж права твои видел. Верну триста эргов, и за штаны – сколько?

– Брал за полторы.

– А рубаха?

– Не помню уже. Старая. Сто пятьдесят кажется.

– Значит две тысячи для ровного счета. Через пару дней зайдешь с водительский, и получишь.

– Ну запиши тогда телефон, сказал он. Позвони, как оставишь.

“Звонить тебе, если ты обратишься в полицию, чревато – подумал я, – но, впрочем, есть пара способов связться чтоб не засекли...

– Давай.

Он сказал телефон,

– Запомнил. – Сообщил я, вылезая из машины. – Ты извини, если что не так, Федор. В беду я там на дороге попал. Нужда не знает стыда. Бывай.

Я захлопнул дверь, и зашагал на развязке к торговому центру, размышляя о том, под какие статьи я попал прокатившись с Федей. Тут можно было натянуть статью о похищении и незаконном удержании, но можно было её и оспорить. А вот бревно на дороге... действия создающие угрозу жизни людей. Ну и пожалуй, злостное хулиганство. Лучше конечно если муниципалы не узнают героя сегодняшней ночи...

Когда машина безштаннного Федора исчезла, я остановился, вернулся на развязку и пошел по нужной мне дороге. Несколько раз, я голосовал. Но злые люди не хотели помочь бредущему по обочине сироте. Я уже почти плюнул на это дело, и рассчитывал, сколько мне придется добираться до города пешком. Когда без всякого моего знака рядом тормознула машина.

Роскошный вишневый “Инфинити” остановился, боковое стекло открылось, обнажив сидевшую внутри, втиснутую в тесноватое платье симпатичную дамочку. Она застыла где-то на границе тридцати пяти, если не приглядываться. А если приглядываться – то далее в бесконечность, с поправкой на чудеса современной пластической хирургии и медицины.