Затмевая солнце

— Обратил бы меня? — скептически осведомилась я, и Эдвард промолчал. — А если бы я была уже не одна? Если бы тебя забыла?

— Возможно, это остановило бы меня, — пробормотал Эдвард мертвым голосом. — Я бы не стал разрушать твою жизнь снова.

— Конечно, ведь ты уже разрушил ее однажды, хочется верить, что ты не настолько чудовище, чтобы сделать это еще раз.

К моему удивлению, я вдруг почувствовала отчетливое облегчение. Словно мне было нужно высказать все наболевшее вслух, душа нуждалась в освобождении и исцелении от долгого мучения. И вдруг стало легче дышать, а обида, найдя выход через безжалостные слова, покинула сердце и, затерявшись среди миллиардов танцующих вокруг нас снежинок, растворилась в ночном облачном небе…

Я обернулась, опустошенная и обновленная. Эдвард стоял слишком близко, будто хотел протянуть руку, но не осмеливался, принимая всю силу моего гнева. В его черных голодных глазах застыла вся тоска мира, боль, которую я едва ли могла постигнуть даже после того, что сама пережила. Если бы я, бросая в него обвинения, преследовала цель отомстить, то могла теперь посчитать, что потребность в этом полностью удовлетворена — Эдвард был в миге от того, чтобы рухнуть передо мной на колени и умолять. Он был абсолютно, безвозвратно раздавлен моими беспощадно жалящими словами. Я могла бы гордиться собой, но вместо этого почувствовала острую, саднящую и выворачивающую наизнанку жалость и желание поскорее сдаться…

— Пожалуйста, — прошептал вампир, его черный безнадежный взгляд гипнотизировал меня, срывая искусственную маску злости и обиды. — Пожалуйста, Белла… позволь мне просто быть с тобой рядом… дай мне шанс…

— О нет, избавь меня от этих сентиментальных сцен, — вскричала я, когда ноги вампира дрогнули – вида Эдварда, стоявшего на коленях в снегу, я бы не вынесла.

Мое самообладание и так трещало по швам от его измученного лица, а страдание в глазах разрывало сердце. Я из последних сил удерживала себя от того, чтобы не расклеиться и не простить его за все – я не хотела, не могла позволить себе так быстро оттаять. Это было опасно не только потому, что в моих ладонях таился смертоносный огонь. Чтобы вернулось утраченное доверие, нужно было время.

— Все, что попросишь – твое, — умолял Каллен, руша мою слабую оборону. — Ты можешь получить всего меня или только малую часть, которая тебя устроит… Я буду просто другом, если ты захочешь, и вечность потрачу на то, чтобы ты снова научилась мне верить. Только не проси меня уйти – сделать этого еще раз я не смогу, это выше моих сил. Я больше никогда… никогда тебя не покину. Даже если ты не перестанешь ненавидеть меня, все равно останусь рядом с тобой.

Его рука дернулась, но сурово сжалась в кулак и прижалась к боку, а я – кошмар! – чуть не разрыдалась от желания поцеловать его белые от напряжения губы. Только бы его слова были правдой… только бы он снова не предал меня, когда пройдет еще полгода или год…

— Я никогда тебя не ненавидела, — покачала я головой, внезапно смущенная из-за всего, что наговорила. Я прежде не была такой жестокой. — Забудь мои слова, Эдвард. Разве ты виноват в том, что я была для тебя недостаточно хороша? Я все понимаю: из-за меня у твоей семьи были сплошные проблемы, и я не вправе требовать от вас заботы, тем более не вправе – ожидать любви. Пожалуйста, прости, не знаю, что на меня нашло…

Его глаза расширились от шока.

— Изабелла Свон, — низко прорычал он, — ты думаешь, я только из чувства вины вернулся в Форкс?!

— А разве нет? — я снова была сбита с толку.

— Все то, что я сказал несколько минут назад, прошло мимо твоих ушей? — выдохнул он, делая шаг и оказываясь в опасной близости, его прекрасное лицо нависло надо мной, ломая хрупкое самообладание. — Я вернулся, потому что любил и больше не мог оставаться вдалеке. Белла, разве ты забыла все то, что я когда-то говорил тебе о своих чувствах?

— Я не забыла. — В том числе и то, что Эдвард сказал мне в лесу – я помнила тот день очень даже хорошо. — «Белла, ты мне не подходишь», — с сарказмом повторила я. — «Я тебя недостойна? — Нет».

Эдвард отступил, когда я сделала шаг назад, его лицо стало бледнее, чем до этого.

— Это была ложь, Белла! — воскликнул он таким отчаянным тоном, будто я должна тут же ему поверить. — Думал, если смогу убедить тебя, что ты больше мне не нужна, то ты быстрее забудешь и начнешь жизнь с чистого лица. Я солгал, потому что хотел, чтобы ты как можно меньше страдала…

— Что ж, ты ошибся и в этом случае, — вздохнула я, вспоминая ужасные дни, складывающиеся в недели и месяцы затянувшейся тяжелой депрессии.

— Я знаю, — простонал Каллен, на секунду прикрывая глаза. — Джейкоб… много раз вспоминал об этом.

— Тогда ты видел, какой жалкой и мертвой я была, когда ты ушел, — согласилась я.

— Думаю, что имею некоторое представление об этом. Но, Белла! Как ты могла так легко поверить в то, что больше мне не нужна? Я так долго твердил, что люблю тебя, и ты позволила одной-единственной лжи разрушить веру в мои чувства?

— Я никогда всерьез не понимала, за что ты меня любил, — возразила я, качая головой в смятении. — Я и сейчас не верю, ты меня прости. Но посмотри на себя – ты же само совершенство! — взмахнула я рукой, глядя на его прекрасное даже в мучении черты. — И посмотри на меня – посредственность и серость, ходячая неприятность, от которой шарахается даже лес. Немудрено, что ты и твоя семья сбежали от меня. И на самом деле, я вас в этом вовсе не виню.

Эдвард больными глазами смотрел на меня, приоткрыв рот.

— Это ничего страшного, — пробормотала я, надеясь, что после всех ужасов, которые наговорила, смогу его успокоить и он перестанет терзаться понапрасну. — Тебе необязательно любить меня, я этого не жду. Я все понимаю, и ты не должен ничего мне объяснять. Я знаю, что совсем тебе не подхожу…

Я осеклась, когда Эдвард внезапно сократил расстояние, впиваясь в меня безумным взглядом.

— Изабелла Мари Свон, — хрипло и низко проговорил он, поднимая руку и останавливая ее в сантиметре от моего лица; его внезапная близость подчинили меня своей воле, наэлектризовав каждый нерв. — Почему ты не веришь в правду, но продолжаешь верить в пустую гнусную ложь? С той самой минуты, как понял, что люблю тебя, я знал, что должен тебя покинуть – ради тебя самой, ради того, чтобы ты жила. Но даже не предполагал, во что превратится тогда моя жизнь. Когда ты только появилась на моем мрачном и вечном пути, бессмысленном и темном, то озарила его ярким светом, затмившим солнце. И когда я ушел, мое существование погрузилось во мрак – я больше не видел ни света, ни звезд, медленно умирая от холода. Я думал, бессмертие – это своего рода чистилище. Что ж, когда потерял тебя, оно превратилось в настоящий ад! И после всего, что я пережил в разлуке – пусть и случившееся по моей вине, – ты подвергаешь сомнению силу моих чувств?! Белла, я никогда и ни в чем не был так сильно уверен, как в том, что безгранично, всем сердцем люблю тебя. Любил, люблю и буду любить всегда, сколько бы времени ни прошло, какое бы расстояние ни пролегло между нами и какие поступки ни разлучили бы нас.

Он молча стоял, ища в моих глазах ответ, но все мои чувства будто застыли, скованные бездушным льдом непонимания. Произнесенная речь, какой бы сладкой и приятной ни была, не могла оказаться правдивой. Слова, достигая моих ушей, дробились о выстроенный монумент недоверия, осколками сыплясь к ногам и исчезая в белом снежном ковре, смешиваясь с миллионами таких же бессмысленных и пустых льдинок, которые ноги легко топтали каждый день. И вместо ожидаемой реакции – каких эмоций Эдвард от меня хотел? – я громко истерично расхохоталась, снова отступив назад.