Затворник

Коршун все тянул и тянул, а после шестого припева к нему присоединился Вепрь. А когда закончили эту песню, то Вепрь запел другую один, запел на языке, чуть похожим на бенахский. Пила не понял в его песне ничего, кроме изредка встречавшихся ратайских слов, видимо имен, но слышал в голосе Вепря не то боль, не то сожаление. Казалось Пиле, что речь идет тоже о временах каких-то давних, о чем-то то ли погибшем безвозвратно, то ли просто ушедшем в свой черед. А может просто собственная близкая беда навела на парня тоску...

Доведя до конца одну песню, Вепрь начал следующую, потом еще и еще. Пел он хоть и непонятно, но хорошо, не в пример лучше Коршуна - хоть заслушайся. И когда он замолчал, а солнце к тому времени перекатилось уже за полдень, то долго ехали в молчании. Пила задумался о своем, и на других, кажется, тоже нашли какие-то свои размышления. Наконец Рассветник поровнял своего коня с конем Коршуна, на крупе у которого по-прежнему сидел Пила, и спросил:

– Послушай-ка, Пила. Твой брат, когда уезжал, надел на голову что-нибудь?

– Нет, так поехал, а что?

– Когда его увидишь, он обязательно будет с покрытой головой, или лоб чем-нибудь перевяжет.

– Почему?
– спросил Пила.

– Будет прятать знак. Злыдень, когда перепрыгивает из человека в человека, оставляет знак у обоих на лбу. Видел ты у мертвого на лбу пятно?

– Как от огня?

– Да.

– Видел. Только когда он к нам приезжал, то там все чисто было.

– Он заживает со временем, и у этого наверно уже зажил. Значит, злыдень ходил в его теле долго.

– А человек, в которого злыдень вселится, его нельзя как-нибудь спасти?
– спросил Пила.

– Этого мы не знаем наверняка, и даже наш учитель не знает. Но еще никто из захваченных злыднем, не оставался в живых. Когда тот из человека выходит, то человек просто падает замертво, и все. Так же и ваш гость - упал и умер, когда злыдень из него выпрыгнул в твоего брата.

– Да точно ли еще, что с Краюхой так и случилось, как вы говорите?

Рассветник сурово посмотрел на парня, но сказал по-прежнему спокойно:

– Поверь, Пила: я бы и сам хотел, чтобы было не так... только на том месте, где мы нашли мертвеца, там не просто убийство было, там совершилось большое черное колдовство...

– Да ты что, забыл, что ли, как брат-Рассветник прямо посреди дороги почуял злыдня след, и всех на место привел.
– сказал Коршун. Пила кивнул. Вроде бы все так и было, но в то же время - уж больно походило на небылицу...

Рассветник добавил:

– Поэтому вот что: если увидишь в Новой Дубраве, или еще где-нибудь, своего брата, а на лбу у него - черный ожег... Не верь тогда вобщем, что это твой брат перед тобой.

Немного проехали в тишине. Коршун с Рассветником начали было новую песню, да быстро рассорились из-за того, какие слова петь вперед и замолчали. Пила долго думал про себя, а потом спросил Рассветника:

– А что, этот злыдень может когда захочет, в кого захочет вселиться?

– Нет, не так.
– сказал Рассветник - У них есть условие: Прежде, чем злыдню войти в человека, этот человек должен согласиться в чем-нибудь злыдню помочь. Только тогда злыдень будет иметь над ним власть. Такой у них порядок - добавил он - делать зло тем, от кого видели добро, а если придется поневоле принести добро кому-нибудь, то обязательно с такой добавкой, чтобы человек сам был не рад.

– Так что, получается, если Краюха его проводить согласился...?

– То-то и оно. Согласился.

– Согласился - значит пропал.
– добавил Коршун.

– А если он это...
– вдруг как бы подумал вслух Пила - Если он не сам, а я его уговорил, ну не уговорил, а подтолкнул, что ли...

– Как дело-то было?
– спросил Рассветник.

– Да как... Этот подъехал к нам, незаметно еще подъехал как будто подкрался. И давай, говорит, в проводники мне нанимайтесь. Я Краюхе и говорю: езжай давай. Он и согласился... Меня черт тоже дернул... Послать бы его катиться по всем колдобинам!

– Ну-ка, глянь на меня, Пила!
– сказал Рассветник громко и твердо. Все остановились. Пила посмотрел Рассветнику в глаза.

– Ты никак надумал себя винить?
– спросил воин.

– Так я это... Я ведь сам его вроде...
– пробормотал Пила, не то наговаривая на себя, не то оправдываясь.

– Послушай-ка меня теперь!
– сказал Рассветник, точно повелел - Про то, кто перед тобой, ты не знал, и знать не мог, так? Так! Ты брата своего отправил зачем - выполнить за тебя досадное дело, о жизни и смерти речь не шла, и в мыслях не было! А если бы знал - не отправил бы ведь ни за что, правда?

– Так, но...

– Вот и не казни себя за то, о чем не знал, и представить даже не мог! Это во-первых. Во-вторых, насчет "послать бы его" Об этом думать забудь! И думать забудь себя винить, что не послал - об этом и речи не могло быть! Еще не такие люди, парень, как ты или как я, или посильнее нас, поддавались на чары злыдней, и по одному их слову делали такое, что сами потом проклинали свою слабость и волосы рвали на голове! Понял? А тебе, не знавшему, не видевшему их ни разу, к встрече с такой силой никак не готовому - тебе и думать было нечего о том, чтобы как-то с ним спорить, Ясно?

Пихнули коней под бока и тронулись дальше.

– Ясно-то оно ясно.
– сказал Пила чуть погодя - А вы сами откуда про них столько знаете?

– Да мы уже не первый год за ними гоняемся.
– сказал Коршун.

– Мы за ними, а в позорные годы было так, что злыдни гонялись за нами.
– прибавил Вепрь.

– Князь вас послал?
– спросил Пила.

Коршун посмотрел на Рассветника.

– Слышь, Рассветник. Князь нас послал, или как?

– Нет, Пила, мы не княжеские люди.
– сказал Рассветник - Коршун с Вепрем - они вот на службе у князя, их воевода Барс отпустил из гор нам в помощь. А мы с Клинком никому не служим. Мы ученики Старшего и ему помогаем в его делах.

– А кто он, Старший?

– Он мудрец и колдун. Живет на белой горе в Пятиградье. Не слыхал?

– Слышал, что есть такая земля, Пятиградье, а что за страна, и что там за люди живут, не знаю. Они не ратаи, кажется?

– Да, не ратаи. Но они тоже данники стреженского князя и служат ему по особому договору. Называется их народ уннаяка.

– Унаяки вобщем.
– сказал Коршун - Вепрь вот у нас унаяк.

– А учитель ваш тоже унаяк?

– Нет, он ратай.
– сказал Рассвтеник.