Завещание рыцаря

В чёрные проёмы окон лезла ночная темнота. Поддувало. Мы сидели около стола, поставив босые ноги на спальные мешки, ели суп из тушёнки и греч-невой каши,сваренный на костерке во дворе,старательно не замечали радушно наполненных для нас стаканов самогона и внимательно слушали излияния лесника - он сидел на продавленной, очень несвежей кровати и открывал нам душу…

…История злоключений в изложении Степана Александровича выглядела в самом деле душераздирающе. Три месяца назад он лишился своей жены, с которой до этого сорок лет жил - лучше не надо. (Тут, задумавшись, лесник до-бавил: "Можеть, и не надо было…") По словам Степана Александровича ("Дядя Стёпа, - как он нам представился, - читали про мента?"), он для покойной был просто ангелом божиим и кротко сносил все издевательства, которым на протяжении почти полувека подвергала его жена. (Это и называлось - "душа в душу"!) Издевательства были разноплановые и изощрённые:от простого "отъёма получки в спящем виде" до "нанесения избиения посредствием полена". Дя-дя Стёпа упирал на то, что вынести всё это мог только он с его голубиной кротостью. Наконец, как уже было сказано, три месяца назад этот "Берия в юбке" сошёл в могилу - очевидно, "задохшись по злобе, что я её изгаляния оставляю в равнодушном презрении." Дядя Стёпа, который, как уже было сказано, жену любил несмотря ни на что, в смятении чувств принялся за самолечение водкой на зверобое - исключительно для успокоения расшатанных нервов, конечно. Очевидно, нервы у лесника были расшатаны сильно, потому что лечился он неделю.

К концу лечения ему впервые явился баран.

По словам дяди Стёпы, баран с самого начала повёл себя напористо, нагло и вызывающе, явно набиваясь в компанию. Он всунул голову в открытое окно перед столом, за которым лечился лесник, и мерзко заблеял. Дядя Стёпа лечение в пьянку превращать не желал, в компании не нуждался и спихнул барана наружу. Тот исчез - но лишь затем, чтобы появиться в другом окне. Оно было закрыто, и баран стал биться лбом в стекло, крича что-то с явной угрозой и вроде бы даже членораздельно. Дядя Стёпа, не желая терпеть агрессора, кинул в него поленом. Баран пропал - однако на следующий день появился уже в другом окне… С тех пор он появлялся регулярно в течение недели, хотя и исчезал, стоило поленом разбить окно, в которое он заглядывал. Путём несложных логических умозаключений лесник пришёл к выводу, что в уже разбитых окнах баран по каким-то своим соображениям не появляется. Полный решимости дать отпор врагу, дядя Стёпа заранее переколотил три или четыре уцелевших в доме после визитов барана окна и не без злорадства сел за стол, предвкушая растерянность и бессильный гнев незваного гостя. И точно - баран не появлялся сутки или даже двое. Дядя Стёпа спокойно лечился, заодно празднуя победу - но тут баран вернулся. Поняв, очевидно, что его в компанию брать не хотят, он перешёл к открытой агрессии, "от неуклонности моей и бессильности евой-ной всё дюжее вспаляясь." Теперь он появлялся, где хотел и, что самое главное, разговаривал с лесником голосом покойной жены, "хулы на меня возводя даже и матерно." Не желая обострять конфликт, лесник помалкивал, но тут баран уронил на него рубель⁹ с печки. Рубель попал по голове страдальца - "и в ей быдто контакту щёлкнуло!" Дядя Стёпа отчётливо понял, что баран никакой не баран, а и есть его покойница-жена, явившаяся с того света, чтобы из зависти извести мужа до конца. До лесника дошла вся страшная правда - сорок лет назад он женился на ведьме. "Отсель и вся ейная зависть. Кажный, знамо дело, понимает, что который непьюшший и добёр, тот для нечисти первейший враг и есть!"

Лесник, однако, и тут не убоялся - решил дать врагу отпор по всей науке.

Перелив в пули два серебряных советских полтинника - "ишо довоенных, натурного серебра!" - он снарядил патроны, зарядил ижевку и, дождавшись очередного появления барана (на сей раз из дымохода!), дважды бабахнул ему в морду с криком: "Сгинь, пропади, нечистая!!!" Победа была несомненная… но вот не далее как три дня назад ночью появились два чёртика - маленьких, но страшно зловредных и сильных. Они начала раскачивать дом, явно намереваясь утащить его прямиком в ад вместе с хозяином. Дядя Стёпа пытался организовывать на них засады - но, во-первых, серебро кончилось, а во-вторых чёртики, не в пример барану, оказались жутко хитрыми: в открытый бой не вступали, а скрывались куда-то, но стоило войти в дом - начинали раскачивать его опять. В сущности с момента на момент лесник ожидал их нового появления и не желал нас пускать на ночлег исключительно по соображениям нашей же безопасности…

…Не знаю, как Энтони, а я - по соображениям безопасности как раз!
– предпочёл бы покинуть этот гостеприимный дом. Пока нас не приняли за чёртиков. На меня и серебра не требуется - свинца хватит за милую душу! Однако, Энтони выслушал всю эту ахинею, кивая и сочувственно вставляя разные междометия. Окончив рассказ, лесник откинулся к стене и вырубился с видом человека, исполнившего свой долг.

–  Беляк, - сказал я, выплёскивая самогон за дверь.
– Белая горячка. Делириум тременс, - эти умные слова я запомнил по фильму "Кавказская пленница".
– По-моему, надо уматывать.

–  Брось, - весело ответил Энтони, - он проспится и будет в порядке.

–  Сейчас тебе, проспится!
– возразил я.
– Проснётся и добавит - видел же, у него водка и самогон…

–  Выкинем, - предложил Энтони, - хватит ему пить, он так помрёт или чего с собой сделает.

–  Может, - согласился я.
– Чёртики прикажут - и повесится…

–  Ну так и выкинем, - укрепился в своём решении Энтони.

…Спиртное мы вылили в сортир, посидели немного над картой, разряди-ли ружьё и завалились на спальники - залезать в них было слишком жарко. Раз-говора не получилось - оказалось, мы слишком устали…

…Мне приснились Сергеич и Витёк. Матерясь, они качали дом лесника, и это было бы даже смешно - вот только у самой границы взгляда маячил ещё кто-то… и этот кто-то ускользал, когда я поворачивал голову.

Он был опасен. Во сне я это знал точно.

ГЛАВА 15.

От лесника мы выбрались только после полудня - пришлось ждать, когда он придёт в относительно нормальное состояние. Ничего из предыдущих трёх месяцев он не помнил, страшно удивлялся и возмущался беспорядку в доме, мучился от дичайшей головной боли, стукался о косяки, а потом упал с крыльца, шагнув мимо ступенек - короче, вёл себя так, что я не выдержал и попросил:

–  Вы нам, пожалуйста, оставьте свои чертежи, чтобы мы вас потом хоть собрать могли…

Как раз к полудню он пришёл в себя настолько,чтобы просветить нас насчёт "криминогенной обстановки на вверенном участке", успокоив, что у него тут "не балуют". На дорогу собрался вручить нам картошки, спустился за ней в погреб и вылез с озадаченной физиономией, после чего эту тему не поднимал, зато вышел нас проводить до ворот и долго шумел вслед:

–  Ежли мочиться не хотите, так по просеке, а там - об ряку, об ряку и увидите!

Не только Энтони - меня, и то привела в глубокое недоумение сказанная им напоследок фраза. Почему если мы не хотим… гм… мочиться, то надо идти по просеке? Он что - ею так дорожит и предпочитает, чтобы… э… желающие сворачивали в кустики? Что мы должны "увидеть"? И наконец…

–  Эндрю, что такое "обряку"?
– перебил мои мысли Энтони.

–  Если бы я знал, - честно ответил я.

Была самая жара. Перед выходом мы забыли намазаться гвоздичным маслом, но комары на просеку не совались и вообще жизнь замерла. Казалось, что мы и не идём никуда - месим ногами на одном и том же месте, настолько длинной и однообразной была эта просека.

–  А я у него патроны спёр, - признался я.
– У меня мало, а его по калибру подходят…

К нарушению права частной собственности Энтони отнёсся неожиданно наплевательски:

–  У него их, наверное, полно, а тебе лишние четыре не помешают… И вообще - знаешь, как тренируют солдат Специальной Воздушной Службы?

–  Командос?
– решил щегольнуть я знаниями.

–  Командос, - наставительно сказал Энтони, - это те, кто охраняет порты и нефтедобывающие вышки в Северном Море… А люди Эс-Эй-Эс называются просто "бойцы"… Вот, высаживают кого-нибудь в одних плавках с подводной лодки где-нибудь около пляжей Борнмута, например. Задание - пробраться в Глазго, причём вся полиция предупреждена, что надо ловить, скажем, международного террориста - и даны его приметы… Он доплывает до пляжа и начинает бродить. Там джинсы, там носки, там рубашку, там кроссовки, там пра-ва, там - деньги и часы… Глядишь - часа за два он полностью экипирован. А ты говоришь - патроны.

–  Значит что же - можно красть?!
– возмутился я вполне искренне. Энтони покачал головой:

–  Вообще-то нельзя. Но для большого дела - можно.

–  А у нас разве большое дело?!

–  А разве маленькое?
– вопросом ответил он.Задумался и добавил: - И всё-таки, что такое "обряку"?

Через пять минут мы вышли к реке, вдоль берега которой тянулась тропка - и я расхохотался:

–  Да вот она - обряку! Энтони не обряку - а "Об об реку", около реки! В смысле - если мокнуть - мочиться - не хотим, нужно идти вдоль реки и…

–  Теперь я и сам вижу, - недовольно сказал Энтони, - вон мостик…

Мостик состоял из двух брёвен и, как я ехидно заметил, на карте у Энтони отмечен не был. Англичанин буркнул, что на русскую дурость карта не рассчитана.

–  Поэтому с нами лучше не воевать, а дружить, - заметил я наставительно, и Энтони откликнулся:

–  Согласен.

Мы какое-то время постояли на брёвнах, глядя, как у дна ходит рыба - и не маленькая. Это зрелище меня так и подбивало наладить спиннинг и попытать счастья, но Энтони заявил, что до привала далеко и тащить с собой рыбу глупо, а нужно думать, у кого бы узнать поточнее, как в этих местах обстоят дела с крепостью. Если уж мне приспичило чего-то найти на вечер, то лучше поискать грибов.