Зависимы сейчас

Коннор следит за ее взглядом, открывает шкафчик и вытаскивает из ведра дорогой кристалл с трещиной на боку. Треснутый, разбитый. Он ставит его у раковины, а затем передает ей пиццу.

— Я этого не делала, — сразу говорит Роуз. Ее глаза горят огнем. — Я убью его.

Я слышал, как она говорила это о Себастьяне слишком много раз, чтобы воспринимать угрозу всерьез.

— Себастьяна? — задается вопросом Коннор.

Роуз коротко кивает. Она ставит пиццу, больше не желая есть, и бережно осматривает вазу. Ее плечи опускаются. Он подходит к ней сзади и шепчет ей на ухо. Его голос становится громче, и я улавливаю слоги, но не понимаю слова.

Он говорит с ней на французском.

Она бегло отвечает ему на иностранном языке. Он целует ее в макушку, а потом она оборачивается и целует его в губы, вставая на кончики пальцев ног.

Лили поворачивается ко мне лицом, ее глаза широко распахнуты и полны желания. Я хочу, Лил. Боже, как сильно я хочу. Сейчас самое лучшее время, чтобы поговорить с Роуз. Даже если я разрушу ее момент с парнем, это спасёт меня от повторного отказа Лили.

— Роуз, — говорю я.

Ноги Роуз подкашиваются, но Коннор запускает руку в ее волосы, опьяненный доминирующими движениями Роуз. Она обладает им, как и Коннор в равной степени обладает Роуз, что я до сих пор нахожу странным. Я был уверен, что Роуз сожрет любого мужчину, к которому прикоснется, но у них симбиотические отношения, а не паразитические, как у нас с Лили.

— Да? — спрашивает она.

Мое горло пересыхает от одной мысли, чтобы попросить ее о помощи. Даже когда слова вертятся у меня на языке, произносить их чертовски тяжело. Поэтому я обращаюсь к Коннору.

— От частного сыщика слышно что-нибудь?

— Он работает над отслеживанием сообщений. Посмотрим, сможем ли мы найти какие-нибудь зацепки.

После волны сообщений в машине, это не совсем те новости, которые я хотел услышать. Я не люблю ждать. У меня есть терпение только в том, что касается Лили. Ждать, когда она выберет меня вместо быстрого перепихона — было тяжело, но я вытерпел это испытание. Ждать, пока этот парень разорвет нашу жизнь на части — уже намного тяжелее и я плохо с этим справляюсь.

— Ло, — раздраженно говорит Роуз и снова кладёт руку на бедро. Она поняла, что я уклоняюсь от разговора, который сам же и затеял. — Выкладывай.

Я вдыхаю.

— Как вы знаете… — я потираю затылок, и внезапно по моему телу проносится волна жара. Я к этому не привык. — У меня нет высшего образования, поэтому найти работу с оплатой выше прожиточного минимума будет не просто.

Повисла тишина. Три пары глаз впиваются в меня с любопытством и нерешительностью, ожидая, что я продолжу. Они думают, что я на грани того, чтобы сдаться, поднять руки вверх и сказать, что я не могу справиться с тяжелым, физическим трудом. Я не умею переворачивать гамбургеры. Я не могу, черт возьми, быть нормальным парнем из низшего класса, который должен работать за свои деньги. Мне никогда не приходилось этого делать, но это не означает, что я не готов попытаться. Они плохо обо мне думают, но я никогда не давал им основания думать обо мне лучше.

— Я бы без проблем мог бы пойти переворачивать гамбургеры, — объясняю я, — но я должен Райку сорок штук за реабилитацию, и хотел бы выплатить ему долг в разумные сроки… плюс, есть такая штука как аренда.

Я снова делаю паузу, слегка надеясь, что Роуз выручит меня и скажет: «Тебе не нужно платить за аренду, Ло, ты практически семья». Но я на мгновение забываю, что она из себя представляет. Может быть, меня одурачила ее маленькая истерика из-за вазы, но она стоит решительно, твёрдо. Роуз не даст мне пойти по лёгкому пути.

Ладно.

Я продолжаю сверлить ее взглядом. Привычка.

— Ты заставишь меня спросить, не так ли? — говорю я.

Она холодно улыбается.

— В прошлом году на Каймановых островах ты сказал, что даже отвратительный снеговик не захочет меня трахнуть.

Лили задыхается.

— Ты этого не говорил.

— Говорил.

Она бьет меня по руке. Я театрально дергаюсь. Да, я это заслужил.

Коннор остается совершенно бесстрастным. Но он прижимает Роуз ближе, как будто молча говоря, что я не прав. Очевидно, парни с безумно высоким IQ хотят ее трахнуть.

Я глубоко вздохнул. Что ж, поехали.

— Модельные агентства уже пытались когда-то заполучить меня, — объясняю я. — Ты будешь дурой, если не используешь меня в своей рекламной кампании мужской одежды.

Так держать, Лорен. Назвав ее дурой — определенно поможет тебе получить работу. Господи, неудивительно, что у тебя ее никогда не было.

— Я помню это, — сухо говорит Роуз.

— Как ты вышло, что тебя хотели взять, но ты никогда нигде не снимался? — спрашивает Коннор.

— Есть вероятность, что я приходил на собеседования, глотая пойло прямо из бутылки Джека Дэниэлса.

Я издевался над агентством, тратил своё время и время других людей. Я никогда по правде не хотел быть моделью. Я все ещё не хочу, но это быстрые деньги. И это шанс для меня исправить свои прошлые ошибки. Сделать все правильно.

Коннор издает долгий свист.

— Впечатляет.

— Я тоже так думаю.

Роуз, похоже, готова заново разжечь их старый конфликт, но Коннор наклоняется и снова шепчет ей на ухо. На французском. Я не понимаю ни единого гребаного слова, но Роуз значительно расслабляется.

— Мне нужен переводчик, — шепчет мне Лили.

— Или дешифровщик.

Желательно не мужского пола. Я могу представить, как Лили возбуждается и краснеет от какого-то француза. Даже эта воображаемая фантазия заставляет меня съеживаться. Ревность — это единственное, чему я не позволю никогда разлучить нас. Но она присутствует. И мучительно разлагается внутри меня.

Наконец Роуз снова смотрит на меня.

— Модельный бизнес — это сложно, — говорит она более мягким тоном. — Идеального тела или красивого личика недостаточно. Спроси Дэйзи.

— Я знаю, — говорю я. — Но Роуз, я не собираюсь строить на этом карьеру. Мне просто нужно заработать достаточно денег, чтобы выплатить долги и встать на ноги. Вот и все.

На секунду я смотрю на Лили.

— И тебе не придётся портить свое расписание ради Лил. Я буду на съемках вместе с другими моделями. Так будет лучше.

Лили держится за пояс моих джинсов и говорит: — А что ты собираешься делать после съёмок?

Я понятия не имею. Туман моего будущего слишком густой, чтобы рассеять его.