Зависимы сейчас
Шрифт:
— Собирай свои вещи, — говорю я ей. — Мы едем домой, и я заставлю тебя кончить там.
Мой тон не сексуальный. Он беспристрастный. Я просто хочу, чтобы она смогла подождать, пока мы дойдем до нашей спальни.
Я нахожу на земле её джинсы и помогаю ей просунуть ноги в каждую дырку штанов.
— Подожди, — говорит она.
Я не хочу давать ей шанс убедить меня заняться с ней сексом в уборной. Этого не произойдет. Я уже облажался, возбудив её ещё больше — мне не нужно нарушать что-то ещё из этого черного списка.
Публичный секс — да, это, блядь, запрещено.
Я застегиваю
— Подожди, — снова говорит она, на этот раз более решительно. Она хватает меня за запястье, чтобы остановить. — Ты не поедешь домой.
— Я не оставлю тебя, — говорю я. Я не добавляю, что не доверяю ей. Её пальцы могут проскользнуть в трусики; она может дать себе то, в чём я ей отказал.
— Ты работаешь, — напоминает она мне, слёзы снова наворачиваются на глаза. — Я не испорчу твою первую работу, — она делает сильный вдох и добавляет: — Я останусь за своим столом, и когда ты закончишь работать, мы можем уйти.
Я колеблюсь.
— Ты должен быть тут ещё примерно один час. Я могу подождать столько.
— Плюс дорога домой, — напоминаю я ей.
Она быстро кивает.
— Да, да.
Мне нравится этот вариант. В основном потому, что идея принадлежит Лили, и это уменьшит её чувство вины за то, что она не смогла подождать сегодня.
— Хорошо, — я целую её в щеку.
Она вздыхает, но когда она идет к двери, напряжение становится очевидным по тому, как сжимаются её бедра.
Я вывожу ее из уборной, и мы входим в лофт, где Триш и Кэти бросают друг другу одежду, быстро поправляя её на моделях. Я оглядываюсь в поисках Роуз, но её нигде не видно.
Лили смотрит только на стол и никуда больше.
— Со мной всё будет в порядке, — говорит она, скорее себе, чем мне.
— Я знаю.
Я смотрю, как она проделывает короткий путь к своему столу. Она опускается в кресло и изучает экран своего компьютера, сосредоточенная и сконцентрированная. Может быть, это всё фасад. Но я знаю, что она чертовски старается.
13. Лорен Хэйл
.
Мне нужно найти Роуз и сказать ей, что я уезжаю сразу после того, как закончу с примеркой. Есть не так много мест, где она может быть. Кроме её стеклянного кабинета, есть только подсобка. Я пробираюсь по короткому коридору, мои плечи напряжены. Засовываю кулаки в карманы, чтобы они перестали дрожать. Я чувствую себя под кайфом от страха и беспокойства, мой адреналин сильно подскочил. Мне просто необходимо выпить.
Её ледяной голос доносится из-за открытой двери. Я опираюсь рукой на раму, мои глаза мечутся по тускло освещенному помещению, заполненному маркированными коробками, вешалками с одеждой и прозрачными пластиковыми ваннами. Роуз стоит спиной ко мне, телефон прижат к уху.
— Я не хочу говорить с тобой об этом прямо сейчас. У нас фотосессия на следующей неделе и показ через два месяца...
— Именно поэтому я и позвонила.
Я бы узнал язвительный голос Саманты Кэллоуэй с чертовой луны.
Я не удивлен, что она позвонила своей дочери. Она была связана с компанией Роуз с самого её рождения.— Не начинай, — предупреждает её Роуз. — Это ничем хорошим не закончится, мама.
— Ты права. Для тебя это плохо кончится. Я помогала твоему отцу торговать на рынке Fizzle в течение двадцати лет. То, что ты делаешь, погубит Calloway Couture.
— Он всего лишь модель! — кричит Роуз. — Он не лицо компании.
Я замираю.
— Он алкоголик, — возражает Саманта. — И его лицо будет красоваться в журналах и на рекламных щитах рядом с твоим брендом. Твоя компания пострадает из-за этого.
Здесь вдруг стало жарко. Я дергаю за воротник футболки. Почему здесь так, блять, жарко?
— А кто видит Лорена Хэйла и сразу думает алкоголик? Твои друзья? Потому что я точно не знаю никого другого в этой гребаной стране, кому было бы до этого дело.
Слова Роуз наполнены ядом.
— Не говори со мной в таком тоне. Я твоя мать, и это моя работа — давать тебе советы.
— Я слышу, — говорит Роуз. — Твой совет, хотя я знаю, что ты с благими намерениями, является осуждающим и холодным. Лорен будет моделью в кампании. Он будет на фотографиях, будет участвовать в подиумных показах и рекламе, так что если у тебя с этим проблемы, то выключи телевизор, отведи глаза, но не отчитывай меня.
Саманта Кэллоуэй вздыхает.
— Есть ли что-нибудь, что может изменить твое мнение, Роуз? Ты совершаешь очень большую ошибку.
— Ничего, — говорит она.
— Ну тогда увидимся в воскресенье, — она делает паузу. — Мне жаль, что я накричала.
Роуз вздыхает так же тяжело.
— Мне тоже.
Они обе вешают трубку, и когда Роуз поворачивается, она отпрыгивает назад, удивленно прижимая руку к груди.
— Ло, я...
— Не надо, — говорю я с горькой улыбкой, которая превращается в гримасу. — Слушай, я не знал, что моё участие в твоей компании повлияет на тебя негатив...
— Это не так, — вмешивается она. — Она просто слишком драматизирует.
Все эти чувства обжигают меня изнутри, и если я не выскажусь сейчас, меня понесёт по улице туда, куда я не должен идти.
— Твоя мама права, — говорю я ей, слова звучат сдержанно. — И я не стану портить твою карьеру только потому, что мне нужны деньги. Я найду другой способ.
— Не надо, — говорит мне Роуз. Она подносит наманикюренный палец прямо к моему лицу. — Ты останешься.
— Нет.
Я не могу остаться. Я не могу испортить жизнь другому Кэллоуэю своими проблемами. Лили — настолько часть меня, что теперь нас не распутать, но Роуз — я не собираюсь загонять ее в свои тиски. Я не собираюсь вести её по этой темной тропе, по которой иду сам.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и Роуз хватает меня за руку.
— Тебе нужна эта работа.
Я вырываюсь из ее хватки.
— Я ценю твою помощь, правда, но ты должна меня отпустить.
— Я не могу, — говорит она с такой решимостью. — Я обещала тебе эту работу, и ты все еще был бы здесь, если бы не телефонный звонок.