Завод-4: назад в СССР
Шрифт:
— Говорят, — согласился я, не поднимая глаз от бумаг.
— И ты, значит, решил, что это я?
Я отложил ручку, посмотрел на него.
— Я решил, что ты знаешь больше, чем говоришь.
Он хмыкнул.
— Может, знаю. А может, нет.
— Семёныч, — я спокойно сложил руки на столе. — Ты умный человек. И ты понимаешь, тот, кто продолжает мутить воду, рискует в ней же и утонуть.
Он вздохнул, потёр переносицу.
— Ладно, — пробормотал он. — Я тебе скажу, но ты это от меня не слышал.
— Разумеется.
— Димка.
— Я так и думал.
Этот щегол слишком часто крутился возле
Долго его искать, конечно, было не нужно. Димка стоял у проходной, нервно курил. Я подошёл сзади.
— Что, совесть гложет?
Он вздрогнул, резко развернулся.
— Егор?.. я…
— Поговорим?
Он сглотнул, втянул голову в плечи. Мы отошли в сторону.
— Дим, давай без лишних слов, — сказал я. — Ты работал на Крылова?
Он замялся, огляделся, будто бы удостоверяясь, что нас никто не подслушивает, и вперил в меня взгляд своих бегающих глаз.
— Ну… я просто передавал информацию… иногда…
— Допустим. Кому сейчас передаёшь?
— Никому! — выпалил он. — Клянусь!
Я молчал. Он заёрзал, потом сдался, понимая, что просто так я от него не отстану.
— Хорошо, ладно… Мне говорили, что надо просто «держать людей в тонусе». Подкидывать разговоры, намекать.
— Кто говорил?
Он замялся, но, видя мой взгляд, быстро ответил:
— Помощник нашего директора, Владлен Степанович!
Вот оно что… я задумался. Впрочем, долго ждать не стал, отпустил языкастого парня, которому аж на месте не стоялось, будто земля подошвы жгла.
— Ты мне больше не нужен, Дим. Но если я ещё раз узнаю, что ты где-то что-то болтаешь…
— Понял, я так-то понятливый, Егор.
Я развернулся и ушёл. Теперь всё было ясно.
И слова про «человека директора» вскоре стали звучать всё чаще. Нового начальника цеха не называли прямо, но все уже догадывались, кто это — некий Николай Титов, из так называемого управленческого резерва. Таких всегда держат в запасе на «всякий случай». Как управленцы они так себе, на производстве их тем более никто не знает, но лишних вопросов обычно не задают и охотно делают все по указке свыше. Такой управленческий резерв лично я называл болотом, в котором тонули, по сути, талантливые ребята — вот только с напрочь отбитой инициативой. Тот же Титов последние пару лет ходил в замах начальника одного из цехов, а до этого работал замом целом корпуса.
И вот про этого невзрачного кадра стали говорить, что он «жёсткий управленец» и «приведёт цех в порядок». Но самым популярным утверждением было вот какое: он «разгонит всех этих мечтателей, что решили, будто завод для них — место экспериментов».
Когда новость дошла до Ромы, он пришёл в комнату мастеров с лицом человека, которому только что ударили под дых.
— Егор, они хотят меня снять, — сказал он сдавленно.
— Знаю, — спокойно ответил я.
— Они уже подписали приказ, осталось только его утвердить.
— А рабочие что говорят?
Рома замолчал.
Он понимал, что всё решалось не только в кабинетах. Если рабочие согласятся, если все примут нового начальника, то сопротивляться будет бессмысленно.
Но если они встанут на сторону Ромы…
— Я не знаю, —
выдохнул он.— Тогда узнаем, — сказал я.
В обеденный перерыв, когда все рабочие собирались в столовой и в курилке (те, кто по нашей договорённости уже в столовой побывал), мы с Ромой прошлись по цеху и поговорили с работягами.
Разговор был коротким и по существу.
— Вы уже слышали, что хотят поставить нового начальника?
Кто-то молчал, кто-то кивал, кто-то уходил от темы. Заговорил Андреич, его голос разнёсся по цеху:
— Да нам без разницы! Главное, чтобы работать давали нормально!
Это была первая реакция — вроде бы, нейтральная, но не в пользу Ромы.
Я хмыкнул.
— А если работать нормально не дадут?
Мужики переглянулись.
— Это как?
— Да так, — я поднял руки. — Допустим, приходит новый начальник. И первым делом начинает резать сверхурочные. Потом наводит «жёсткую дисциплину» — а это означает штрафы за всё подряд, как это уже делалось в других цехах. А потом, когда люди начнут уходить, объясняет, что это просто плохие работники были, что виноваты в этом сами рабочие. Я извиняюсь, Андрей, отлить ведь будете ходить по расписанию.
Повисло молчание. И первым его нарушил тот же Андреич:
— Что, серьёзно так будет?
— Так уже было, — спокойно напомнил я. — В третьем цехе. И в пятом.
А вот теперь люди начали действительно задумываться. Смена начальства всегда была чувствительной темой.
— Ладно, — проворчал кто-то. — Чего делать-то?
Рома посмотрел на меня, словно ждал подсказки и не знал, дождётся ли, но я уже знал, что сказать.
— Просто говорите, что вы не согласны.
— Да кому? — уточнил Андреич.
— А всем, кто спросит, — отрезал я.
Мы вернулись в кабинет начальника цеха. Рома, развалившись на стуле, скрестил руки на груди. По нему было видно, что он доволен, хоть и старается этого не показывать.
— Кстати, ты нашел, кто слух-то пускал? — спросил он, приподняв бровь.
Я кивнул, оперевшись о его стол.
— Димка.
Рома присвистнул.
— Вот же щенок…
— Ага. И не просто так. Работал на Крылова, а потом получал новые инструкции от помощника директора.
Рома покачал головой.
— Димка. Просто Димка? Это же смешно…
— Любая революция начинается с маленьких людей, — заметил я. — Но это не сработает там, где люди понимают, что их судьба — в их руках. Именно для этого и была сделана Октябрьская революция. Чтобы последнее слово оставалось за рабочими. А рабочие свое мнение высказали в твою пользу.
— А… ты чего такой уверенный? — вдруг спросил Рома, разглядывая меня.
— Потому что я видел, как люди могут объединяться. Ты же сам это почувствовал, когда мужики встали за тебя?
Рома вздохнул, но всё-таки с довольной миной.
— Да уж. Никогда бы не подумал, что простые работяги смогут сломать систему, которую пытаются насадить сверху.
— Это не система, — сказал я. — Это чья-то жадность и страх.
Он долго молчал, а потом медленно произнёс:
— Значит, будем биться до конца?
На следующий день, когда из заводоуправления пришёл человек с приказом о назначении Титова, он столкнулся с неожиданной проблемой.
Мужики категорически отказались его принимать.