Завтрашний ветер

но —

как на запах паленого:

«Кабы... чего... не выш...»

Пока доказуются истины,

рушатся в никуда

кабычегоневышлистами

высасываемые года...

Кабычегоневышлизмом,

как засухой,

столькое выжгло.

Под запоздалый дождичек

стыд подставлять решето.

Есть люди,

всю жизнь положившие,

чтобы хоть что-нибудь

вышло,

и трутни,

чей труд единственный —

чтобы не вышло

ничто.

Взгляд на входящих нацелен,

словно двуствольная «тулка»,

как будто любой проситель —

это тамбовский волк.

Сейф, где людские судьбы —

волокитовая шкатулка,

которая впрямь по-волчьи

стальными зубами: «Щелк!»

В доспехах из резолюций

рыцари долгого ящика,

где даже носастая Несси

и та не наткнется на дно,

не лучше жуков колорадских

и морового ящура

хлеба и коров пожирали

с пахарями заодно.

И овдовела землица,

лишенная ласки сеющего,

затосковала гречиха,

клевер уныло полег,

и подсекала под корень

измученный колос

лысенковщина,

и квакать учились курицы,

чтоб не попасть под налог.

В лопающемся френче

Кабычегоневышлистенко,

сограждан своих охраняя

от якобы вредных затей,

видел во всей кибернетике

лишь мракобесье и мистику

и отнимал компьютеры

у будущих наших детей.

И, отвергая все новое,

откладыватели,

непущатели:

«Это беспрецедентно!» —

грозно махали печатями,

забыв,

что с ветхим ружьишком,

во вшах,

разута,

раздета,

Октябрьская революция

тоже беспрецедентна!

Я приветствую время,

когда

по законам баллистики

из кресел летят вверх тормашками —

«кабычегоневышлистики».

Великая Родина наша,

из кабинетов их выставь,

дай им проветриться малость

на нашем просторе большом.

Когда карандаш-вычеркиватель

у кабычегоневышлистов,

есть пропасть

меж красным знаменем

и красным карандашом.

На знамени Серп и Молот

страна не случайно вышила,

а вовсе не чье-то трусливое:

«Кабы чего не вышло...»!

4

ТРУБА

Р. Быкову

А вы останетесь собой,

когда придете в мир

с трубой,

чтобы позвать на правый бой,

а вам приказ —

играть отбой?

Собой

не сможет быть

любой,

кто сделает отбой

судьбой.

А вы останетесь собой,

когда трубу с чужой слюной

вам подловато всунут в рот,

чтобы трубить наоборот?

Труба с чужой слюною врет.

А вы останетесь собой,

когда с разбитою губой

вас отшвырнут,

прервав мотив,

в трубу

затычку

вколотив?

А вы останетесь собой

с набитой сахаром трубой,

когда вас,

будто на убой,

закормят,

льстя наперебой,

все те, кто превратить в рабу

хотел бы грозную трубу,

оставив ей

лишь «бу-бу-бу!»?

А вы останетесь собой,

когда раздрай и разнобой

в ревнивом стане трубачей

и не поймешь порой —

кто чей,

а кто уже давным-давно

с трубой расплющен заодно...

А вы останетесь собой

и под плитою гробовой,

просовывая

сквозь траву,

как золотой кулак,

трубу?

Трубу

перешибут

соплей,

когда сдадитесь

и состаритесь.

А вы останетесь собой?

Если вы есть,

то вы останетесь.

ПРОХОДНЫЕ ДЕТИ

Облака над городом Тольятти,

может, из Италии плывут.

Был бы я севрюгою в томате,

вряд ли оказался бы я тут.

Колбаса застенчиво таится,

и сияет всюду из витрин

огуречный сок из Кутаиси —

говорят, лекарство от морщин.

Кран берет легко машины в лапы,

и к малоизвестным господам

едут на платформах наши «Лады»

в города Париж и Амстердам.

Чинно происходит пересменка.

Два потока встречных у ворот.

Клавдия Ивановна Шульженко

«Вальс о вальсе» в рупоре поет.

Мама второсменная шагает

с трехгодовым сыном среди луж,

и толпу глазами прожигает —

где он, первосменный ее муж?

И под этот самый «Вальс о вальсе»

говорит в гудящей проходной:

«Получай подарок мокрый, Вася,

да шмаляй домой, а не к пивной».

Кто-то застревает в турникете —

видно, растолстел от запчастей.

Называют «проходные дети»

в проходной вручаемых детей.

С видом неприкаянно побочным

там стоят укором и виной

в «Диснейленде» нашем шлакоблочном

«проходные дети» в проходной.

В нашем веке, кажется, двадцатом —

это же такая всем нам стыдь!

Стал бы я огромным детским садом,

чтобы всех детей в себя вместить.

Отдал бы я все мои рифмишки,

славы натирающий хомут

и пошел бы в плюшевые мишки,

да меня, наверно, не возьмут.

То ли рупор этот раскурочить,

то ли огуречный тяпнуть сок?

Клавдия Ивановна, погромче!

Клавдия Ивановна, вальсок!

ПРОИЗВОДИТЕЛИ УРОДСТВА

Производители уродства,

ботинок

тяжких, как гробы,

тех шляп,

куда как внутрь колодца,

угрюмо вныривают лбы —

скажите, вас еще не мучил,

как будто призрак-лиходей,