Заявка в друзья

В тот последний раз неожиданному появлению мужа она даже обрадовалась, но вечером за ужином прозвучало «Буйнакск», и настроение испортилось. Олег ничего не скрывал, глупо улыбался и в будущем обещал безопасное существование. Его не смущало даже то, что школьная десятилетка подходила к концу, до аттестата оставалось каких-то два класса. Зато Егор сиял от счастья, ни на шаг не отходил от отца, и скрепя сердце Ирина согласилась покинуть насиженное место, но в Дагестане продержалась ровно год.

Как-то раз на общей кухне жена замполита с перекошенным от ужаса лицом сообщила о подрыве блокпоста, и она не выдержала, сорвалась. Семейное счастье дало трещину, глубокую с невидимыми на первый взгляд извилинами, но Олег заметил, как у Ирины временами подергивался подбородок.

По совету Толика в ближайший отпуск он перевез семью в Краснодар. Так было спокойнее всем. Теперь жену и сына видел лишь на фотографии, вырывался на пару дней в краткосрочный отпуск и один раз в году все вместе отдыхали на море, до которого добирались два часа на маршрутном такси. Собственной машиной он так и не обзавелся, зато сын после поступления в институт прошел обучение в автошколе и успешно сдал экзамены на права. Ирина как-то легко и без особых проволочек вписалась в ритм незнакомого города, устроилась продавцом в аптечную сеть, расцвела, похорошела.

В редкие приезды он замечал за женой удивительные метаморфозы. Ира по всем параметрам до красавицы не дотягивала, выходило что-то среднее между интеллигентной провинциалкой и деревенским фельдшером. В пору бабьего лета угловые формы округлились, черты лица стали миловиднее, и вечно перетянутый на голове хвостик чудесным образом перевоплотился в мягкие локоны, которые усердно завивались по утрам плойкой. В спальне на комоде появились разноцветные флаконы духов, завелась пухлая косметичка и яркая линейка губной помады. В шкафу висела светло-коричневая норковая шуба и пара комплектов кружевного белья. Тогда он подумал, что смена гарнизонного жилья на собственную квартиру пошла жене на пользу.

– Почему глазки не накрасила? – спросил однажды перед выходом в театр.

И она ничего не ответила, только резкой конвульсией дернулась щека. Больше вопросов Олег не задавал, а приезжая домой на побывку, привозил в качестве подарков израильские крема, восточные духи, один раз досталась ему контрабандой ажурная пакистанская шкатулка из сандалового дерева. Ирина два дня радовалась удивительному подарку, не выпускала из рук, принюхивалась и терялась в желаниях, что в нее положить.

– Никогда не замечал у тебя тягу к безделушкам.

Это был не упрек, а скорее ирония, но жена отреагировала резко и с подтекстом.

– А что ты вообще замечал?

Он увидел мимолетный испуг, последовавший за неосторожными словами, но не придал значения. Не почувствовал и перемену в супружеских отношениях. Каждый раз та страсть, с которой он набрасывался на ее тело, ослепляла, прибивала к земле, не давая глотнуть свежего воздуха, жестко сдавливала ребра и била под дых. В такие моменты Ирочка старалась не импровизировать, в точности следовала желаниям мужа, позабыв про личный интерес, отдавалась на волю инстинктам. Но с каждым разом ласки его становились грубее, примитивнее, отдавали каким-то пережитком, а неприличные просьбы приводили Ирину в ступор. Их брак так и не развился, остался где-то позади на жесткой койке студенческого общежития. В своих фантазиях он хотел ее по-всякому, до неприличия пошло, а на деле выходило как всегда. Через неделю отпуск заканчивался, Олег отбывал на место службы, а Ира с облегчением выдыхала до боли в легких.

Только выйдя на заслуженную пенсию, он почувствовал ее холодность. Жена что-то скрывала, вздрагивала от каждого вопроса, часто задерживалась на работе и уже не казалась такой счастливой как раньше. Сын без долгих объяснений вдруг захотел жить отдельно и в один прекрасный день привел для знакомства с родителями смущенную юную особу. Возражений не нашлось. Как-никак Егору исполнилось двадцать пять лет, пора и собственной семьей обзаводиться.

Через неделю Ира принесла в теплом шарфе коричневого щенка.

– Это немецкий шпиц. Фурсик, – пояснила она на его удивленный взгляд.

– Имя глупое.

– Нормальное имя.

– А что с ним делать?

– Кормить, гулять и любить.

– А без него нельзя?

– Нельзя.

Между ночными дежурствами Олег выгуливал собачку, ждал вечерами жену с работы, привыкал к гражданской жизни. В незнакомом городе друзей он так и не заимел. Да и сам город ему чем-то не приглянулся. Жаркое лето изводило духотой, умеренные зимы – слякотью и промозглым холодом, пробирающим до костей. Люди казались недоброжелательными, скупыми на эмоции. Радовала близость к морю. Но добираться до побережья в километровых пробках было слишком утомительно, и весь отдых сводился к недельному пребыванию в бухте Инал на базе «Нефтегазстроя», куда они ездили по совету Полины в первой половине июня, пока поток отдыхающих еще не набрал полную силу.

От одиночества выручал Толик. Заваливался в любое время с бутылочкой беленькой, продуманной закуской с собственного огорода, и начинались застольные разговоры ни о чем, долгие воспоминания о службе, заслуженные попреки в адрес воровитой власти. Иногда долгими вечерами становилось тоскливо, особенно под мелко-моросящий заунывный дождь. Сразу вспоминались гайжунайские болотистые леса и тренировочные стрельбища по фанерным мишеням.

Счастье спокойной пенсии продлилось ровно до осени. В конце сентября сильно задождило, а в тот вечер Ирина почему-то ушла на работу без зонта, позабыв его в коридоре на обувнице. Фурсик, как назло, просился на прогулку, но за окном стеной стоял проливной дождь, и Олег специально для такого случая выставил в общий коридор собачий лоток с наполнителем. По телевизору шел любимый с детства отечественный боевик, пересмотренный сотню раз с ностальгией по юности. В конце месяца жена часто задерживалась, пересчитывала с напарницей аптечный киоск, искала недостачу. Олег не волновался, спокойно потягивал в кресле пиво, пытаясь ради интереса угадать, в каком настроении вернется жена, и удивился, когда на часах пропищал сигнал полночи. Он набрал ее номер, в ответ тишина…

Иногда случаются такие моменты, когда судьба встряхнет за грудки, стукнет головой о стену или швырнет с обрыва вниз. Тогда летишь камнем в пропасть, считаешь секунды до встречи с землей. И надо иметь желание жить, чтобы зацепиться за ничтожную былинку и карабкаться вверх по отвесной стене. Ира жить не хотела. Это он понял сразу, как только позволили навестить ее в онкологическом отделении городской больницы. Длительная операция ничего не дала, только подтвердила страшный диагноз.

– Хорошо, что ты вернулся домой, Олежек, – первым делом проговорила жена, очнувшись от наркоза. – Теперь мы вместе будем.

Он не стал уточнять, на каком именно дне из бесконечной вереницы остановилось ее время, но сразу понял, что дальнейшее существование сведется к ожиданию конца…

Весь его рабочий день с восьми утра до восьми вечера прошел на ногах. Не в первый раз пришлось отработать две смены, но от ночного дежурства он отказался. Глаза слипались от усталости, тянуло плечи, а кишки от голода заворачивались в узел. Под вечер навязчивой мелодией в голове повторялась одна фраза: «Синий цветочек, как синий платочек, что был на плечах дорогих…», а когда к словам добавилась музыка, ни о чем другом он думать уже не мог. Сознание, как испорченная патефонная игла, возвращалось на одну и ту же дорожку затасканной пластинки, и дверь квартиры Олег открыл в сильном раздражении с головной болью под радостный лай Фурсика.

Соскучившийся шпиц встретил хозяина щенячьим восторгом, кидался под ноги, юлил по кухне, подставлял куда ни попадя лапы и чуть не лишился роскошного хвоста, когда тот нечаянно попал под ножку стула. Весь день с ним гуляла соседская девочка Лиза. Расчесанный сотню раз до шерстяного блеска, затисканный в девичьих объятиях, довольный своей собачьей жизнью Фурсик следовал за хозяином по квартире и пытался что-то рассказать.

– Счастливый ты сегодня, я смотрю.

Суп Олег разогрел для себя, кусочек куриной грудки перепал четвероногому другу. В ответ слышалось благодарное рычание, а металлическая миска звякала по кафельному полу.