Зазеркалье

— Дитя, ты не понимаешь. В тебе энергия предка. Она отдала свою душу, чтобы ты жила дальше. А твой парень. Тот мальчик. Он там один. И он не хочет, чтобы ты страдала. Ты хоть знаешь, с какими мучениями он умер, черт возьми?! — резко рявкнула Шарлин, прикрыв рот, и Уэнсдей уставилась на неё огромными испуганными глазами.

— Что?! Нет… Что Вы знаете? — встала она с места и целенаправленно пошла к ней.

— Тебе пора уходить. Антуан! — крикнула она, и из другой комнаты вышел здоровенный мужчина. — Выведи девушку.

— Я никуда не уйду! Что Вы знаете?! Как он умер? Нам сказали, что его мозг отказал! Скажите, Шарлин! Умоляю, скажите! — кричала она, пока Антуан вытаскивал её за дверь. Шарлин наблюдала за этим со стороны, её лицо было полно боли и страданий за то, что она ощутила от этого кольца. Она не выдержала и протянула ей его на выходе.

— То, что с ним там сделали… Это не отказ мозга, Уэнсдей. Я не могу сказать многого, но смерть произошла не случайно, — ответила она, и из глаз Уэнсдей в момент полились слезы горького отчаяния.

— Помогите мне, — съехала Уэнсдей по стенке в коридоре и села на пол, поджав колени и громко рыдая.

— Я лишь могу сказать, что это его доктор. Лечащий врач. Он решил изменить лечение. Большего я не могу тебе сообщить. И насчет зеркала. Мальчик не выйдет оттуда, пока ты будешь держать его здесь, — опустила она глаза. — Мне жаль, девочка.

— Я не могу так… Я уже так не могу, — съежилась она с болью в груди и почти лежала на холодном полу.

— Надо успокоиться и жить дальше. Некоторые не могут и мечтать о прощании, а тебе дозволено общаться с ним. Ваша связь настолько сильна, что вы смогли попрощаться. Цени хотя бы это, — коснулась она её плеча. — И не думай о тех вещах, о которых сейчас думаешь… Можешь побыть здесь немного.

Спустя десять минут Уэнсдей кое-как вышла на улицу, облокачиваясь на столбы и стены домов, потому что еле перебирала ноги, а затем увидела, как за ней едет знакомый Астон.

— Уэнс… Я решил вернуться. Давай я… — Ксавье увидел её глаза и сразу же вышел из машины. — Господи… Ты вся дрожишь.

— Ксавье, — рухнула она ему на плечи и продолжила горько рыдать в невыносимом крике души. Ей было так больно и страшно, что она не могла говорить. Все её мысли были о том, что Тайлера насильно забрали у неё, и что она этого даже не почувствовала.

— Я здесь. Я с тобой. Отвезу тебя домой, — накрыл он её своей толстовкой, прижимая за хрупкие плечи, которые непреодолимо трясло.

Ксавье помог ей сесть в машину. И она вообще вряд ли бы дошла до дома самостоятельно. Ведь её колени ходили ходуном, а челюсть стучала от непроизвольной дрожи. Внутри всё так болело, что она не могла найти себе места. Хотелось кричать и умереть, только бы вернуться к нему в объятия.

— Уэнсдей… Тебе нужно успокоиться. Если ты приедешь к родителям в таком состоянии, они точно не уедут, как ты хотела, — сказал Ксавье, уговаривая её и пытаясь помочь.

— Ты прав, ты прав, — смотрела она в окно, но тело не реагировало на попытки расслабиться.

— Давай мы немного… Сейчас. У меня есть идея, — свернул он машину на отшиб в сторону озера.

Через пятнадцать минут они стояли на пустом берегу и смотрели на звезды, пока у неё внутри всё горело.

— Уэнс… Надо будет покричать, — сказал он, стеснительно посмотрев на нее.

— Покричать… — задумалась она, осмотревшись.

— Здесь никого нет. Давай начну я. Иначе ты просто не справишься с этим напряжением.

Внезапно Ксавье громко раскричался прямо в сторону воды, так, что гладь разносила его крики вдоль озера, и Уэнсдей тоже смогла сделать это, вопреки своим установкам. Она ощущала себя такой слабой и уязвимой без Тайлера. Такой потерянной.

Наконец, сорвав горло до неприятной боли, она опустилась на пятую точку прямо на холодный песок и начала рисовать на нем сухой веткой знаки бесконечности.

— Что-то произошло? Давай я позвоню Мортише и скажу, что мы немного задержимся? — предложил он, присаживаясь рядом.

— Не надо… Я всё выплакала. Спасибо тебе, — сказала Уэнсдей, снимая с себя его толстовку и встав с земли. — Поехали…

— Хорошо, — пошел он за ней, опустив взгляд. Весь дальнейший путь они молчали. Каждому было неприятно обсуждать то, что наболело.

Уже у дома она предложила ему зайти с ней, чтобы поговорить с матерью, и он согласился помочь.

Мортиша, как всегда, приготовила вкусный ужин. Донован уже ждал внутри, общаясь с Гомесом. А Уэнсдей и Ксавье сидели рядом, загадочно переглядываясь.

— Миссис Аддамс, всё очень вкусно, — промолвил Ксавье, заставив её улыбнуться.

— Спасибо, дорогой. Я старалась, — коснулась она Гомеса бледной рукой. — Но не обошлось и без помощи твоего отца, Уэнсдей.

— Я за вас рада. Когда вы уезжаете? — с напором давила она, пытаясь поскорее избавиться от нежеланных гостей.

— Завтра утром, дорогая, — сообщила Мортиша. — Выглядит так, словно ты нас выгоняешь. Что подумает твой друг?

— Что вы, мама. Разве вас выгонишь? Это почти как избавиться от бубонной чумы в глухой деревне в летний период, — продолжила она есть с безразличным видом.

— Спасибо, дочь, это очень… Приятно, — улыбнулась Мортиша, глядя на Ксавье, пока он наблюдал за всем этим, выпучив глаза. Отношения Аддамсов всегда казались ему странными, но Тайлер очень быстро к ним привык.

— Донован, как Вам мясо? — уточнила она, глядя на него. — Гомес сам убил этого селезня.

— Эммм… Вкусно… Очень вкусно. Надеюсь, разрешение на оружие не просроченное? — пошутил Донован, заставив Уэнсдей ухмыльнуться.

— Надейтесь, что оно вообще было, — сквозь зубы сказала она, наливая себе еще вина.

— Дорогая, не много ли за сегодня? — спросила Мортиша, глядя на дочь с укором.

— Мало, мама. Очень мало, — ответила она, делая новый глоток.

Ужин закончился хорошо. Ранним утром Аддамсы должны были уехать, договорившись о том, что Донован будет приезжать к Уэнсдей вечерами и проверять, всё ли нормально. Ксавье тоже обещал быть рядом.

К 23:00 Уэнсдей, наконец, зашла в комнату, но, измученная новостями, не знала, как подойти к зеркалу, поэтому начала разговор сама с собой.