Зазеркалье

— Да, я бы поела, — согласилась она, и они с ним направились в ближайшее кафе. Ксавье поговорил по телефону с отцом, тот должен был отправить ему номер информатора.

— Я всё ещё не понимаю, почему это дозволено… Почему правовой статус изгоев отличается. Ведь так нельзя. Такие, как Хэндрикс, пользуются этим. На обычном человеке ему бы не дали проводить эксперименты, — не лез кусок ей в горло.

— Покушай. Тебе нужно есть, — ответил Ксавье. — Я не знаю, почему, Уэнс… Такова политика. Мы всегда будем другими. А они всегда будут нами пользоваться.

— Если мы посадим хотя бы одного — нет. Если мы бы заручились поддержкой конгресса и доказали, что этот Хэндирксон — лишь убийца, мы бы могли на законодательном уровне запретить всё это. Ведь это — эксперименты, несовместимые с жизнью. Это такое вмешательство, которое ведет к смерти, — заявила она, не отрывая от него идейных глаз. — Ты понимаешь? Я хочу лишь отомстить. И хочу уберечь других от этого.

— Это будет не так просто… — взглянул он на нее влюбленным взглядом. — Но я помогу.

— Правда? — спросила она в ответ с полными боли глазами.

— Конечно, Уэнс… — согласился Ксавье.

Они вернулись к ним домой около двух часов дня. Машина Донована уже стояла на парковке, а он сам сидел на их крыльце.

— Что такого важного ты хотела мне рассказать, Аддамс? — встал он, увидев их.

— Мы расскажем… Вам нужно знать, — открыла она дверь, пропуская их внутрь.

После получасового разговора, Донован сидел на диване, прикрыв ладонями лицо, и тяжело дышал, обдумывая услышанное.

— Я и не думал, что он так хотел детей… Черт… — сказал он, нервно почесав затылок. — Мне нужно покурить.

— Мне нужна Ваша поддержка, чтобы посадить виновников, — сказала она ему вслед, но он молча вышел на улицу, ему нужно было сначала успокоиться.

— Не торопи его, Уэнсдей. Он — его отец, — сказал Ксавье, покачав головой. — Это тяжело… Справиться с этим.

— Я знаю… Но Донован обязан помочь. Нужно собрать доказательства. Достать отчеты, документы о его смерти. Объяснительную по образцам. Устроить ему допрос, черт возьми, — хлопнула она маленькой ладонью по столу.

— Ты права, мы этим и займемся, — сказал Ксавье, успокаивая её.

Когда Донован вернулся, он обещал достать все документы на этого доктора, запросить сведения о нем в институте, где он получал образование, и в первых местах его работы. Начать копать. Договорившись с ними обо всём, ближе к пяти вечера, Уэнсдей осталась совершенно одна. Ей звонила мама, и она регулярно с ней разговаривала. Вот только не рассказывала правды.

— Да, мама, я хорошо сплю, — зашла она в комнату и легла на кровать, уставившись в потолок холодным взглядом.

— Будь добра, звони чаще. Твой голос совсем изменился. В нем нет жизненных сил, — ответила Мортиша в тревоге. — Через две недели экзамен. Тебе нужно как следует потрудиться. Сделать последний рывок.

— Так точно, мама… — ответила она, на всё соглашаясь. Ей не хотелось спорить, не хотелось гнуть своё. Именно поэтому Мортиша всё сильнее ощущала, что дочери нужна помощь.

— Отдохни, дочь. Мы поговорим завтра. Отец тоже волнуется за тебя, дорогая, — ответила Мортиша, завершая разговор.

— Я лягу пораньше, — сказала Уэнсдей, положив трубку.

— Обманщица, — прозвучало со стороны, и она посмотрела на зеркало.

— Я не хочу говорить с тобой, — отвернулась она к стенке.

— А придется, ибо то, что вы задумали, просто издевательство над твоими же чувствами, — ответил он, пытаясь выудить её на разговор.

— Не говори мне о моих чувствах. Тебе вообще на них похрен, — сказала она дрожащим голосом, ей неистово хотелось плакать.

— Представь… Маленького меня рядом. Который держит тебя за руку и говорит, как он любит тебя. Как ты нужна ему. Называет тебя мамой. Разве ты… Разве тебе этого никогда не хотелось? — спросил он болезненным тоном. — Мне хотелось этого так сильно, что я не мог думать о другом. Или о твоей маленькой копии. Черноволосой девочке, которая будет звать меня папой, и которой я буду читать на ночь сказки…

— Замолчи, — расплакалась она, прижавшись лицом к подушке. — Замолчиии.

— Уэнсдей… Может, у нас были разные взгляды. Но меня ты не обманешь. Я знаю, что ты тоже думала об этом. Я видел, что ты писала в своих последних черновиках. Я это видел, родная, — сказал он, сидя перед зеркалом и нервничая.

Она знала, о чем он говорил, но поверить не могла, что он вообще это видел.

— Зачем ты вообще смотрел их? — слезла она с кровати и подползла к нему.

— Я читал почти всё, что ты писала. Мне было это важно. Я жил одной тобой, Уэнсдей, — ответил он, положив ладонь на зеркало. — Ваш план ничего не исправит…

— Вот именно… Тайлер… Почему ты так со мной поступаешь? Я не знаю, как жить дальше, — легла она на пол, ударяя по нему кулаками.

— Я хочу, чтобы ты жила дальше, но, как только исчезаю, ты пугаешь меня самоубийством, мне просто страшно, Уэнсдей. Я не хочу тебе такой участи. Ты молодая, красивая, у тебя вся жизнь впереди. Я просто умоляю тебя… Дай мне возможность знать, что ты стала счастливой. Что ты стала матерью, женой, что ты наслаждаешься каждым днем и проживаешь его на всю катушку. Вот, чего я хочу. Искренне, безумно хочу. Видеть в твоих глазах жизнь.

— Я никогда не выйду за другого. Никогда не лягу с другим. Никогда не рожу ему детей, сколько бы ты ни нес эту чушь. Это должен был быть ты! Должен был! И теперь мне невозможно больно из-за того, что не сказала тебе этого. Тогда бы всего этого не случилось… Мне нужно было сказать тебе, что я готова выйти замуж, что я готова иметь с тобой детей, даже если они унаследуют этот ген… Я на всё готова, лишь бы ты был рядом. Но уже поздно…

Тайлер слушал это с красными глазами и тревожно смотрел на неё.

— Теперь мой смысл в том, чтобы сделать хоть что-то для общества. Чтобы твоя смерть не была напрасна…

— Хорошо, Уэнс… Тогда я помогу тебе. И буду здесь, пока ты осознаешь, что готова меня отпустить.

— Не говори так, — задрожал её голос сильнее. — Не говори… Я никогда не буду готова сделать это.

— Ты такая вредная, малышка, — промолвил он специально, чтобы успокоить её. — Поверить не могу, что ты уговорила отца помогать.

— У него не было выбора. Он любит тебя. И настало время бороться за эту любовь. Мои родители всю жизнь борются за нас с Пагсли. Твой отец лишь однажды свернул не туда, но это сломало тебе пол жизни. Так нельзя, ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь всего, Тайлер, — сказала она, глядя на него с сожалением. — Сегодня мы с Ксавье заезжали в тир. И я вспомнила, как мы с тобой ходили туда. Я не хотела вспоминать, потому что злилась на тебя, но всё равно вспомнила. И я знаю, что так будет всю мою оставшуюся жизнь. Куда бы я ни посмотрела… С кем бы ни общалась… Все они будут лишь жалкими призраками тебя.