Зазеркалье
Шрифт:
«Ага, щас. Завтра расскажу, какая она на вкус».
«Анисовка?»
«Нет».
Я поморщился, а Макс уверенной расхлябанной походкой отправился на подвиги. Подойдя к магазину, он перекинулся парой слов с Леночкой – местной знаменитостью, которая к девятнадцати годам переспала без малого с половиной деревни, включая нас с Максом. Наверное, по этой причине друг и не сомневался в успехе. Если новенькая гуляет с Леночкой, думал он, то и интересы у них, наверняка, общие. Пригласи вечером на шашлычок, налей сто грамм, а там и дело скользнёт, куда нужно.
«Сука, – ругался Макс минуту спустя. – Ей палец в рот не клади».
«Ловко
«Ничего-ничего… До вечера у Ленки узнаю, кто такая. Я от спора не отказываюсь».
«Успехов, казанова».
Надо отдать Максу должное. Он всё же сумел пригласить Лиду в тот вечер. Выяснив, что она приехала в Рощу из мединститута на практику, он словно бы невзначай зашел в районную больницу к знакомым медсестрам. Слово за слово, Макс приболтал девушек отправиться после работы на Васино – так назывался пляж на местной речке. Макс предложил пожарить там мясо, искупаться, сбросить усталость после знойного, душного дня. Друг рассчитывал, что новенькая решит не отбиваться от коллектива, и расчет оказался верным. Лида пришла. А ближе к ночи, когда все были уже захмелевшие, посиделки переместились с берега реки к нам во двор. Макс как мог обхаживал Лиду – делал комплименты, шутил, был обаяшкой. Будь я женщиной, наверное, сам бы ему дал – чёрту харизматичному.
Только вот на Лиду его магия не действовала. Она улыбалась, острила в ответ, но одного её взгляда – лукавого, прищуренного – было достаточно, чтобы понять: «Тебе не перепадёт, мой хороший. Ты славный малый. Но нет».
Спиртное словно и не брало её, хотя выпивала Лида наравне со всеми. Та же Леночка к полуночи уже не отличала ноги Максима от скамейки, и всё время норовила усесться другу на колени, елозя задом и будто ненароком задирая платье.
В итоге Макс смирился с поражением. Взяв Леночку за руку, он увёл её краснеющую и паскудно хихикающую в темноту дома, где уже храпели остальные медсестры, а мы с Лидой остались вдвоём в опустевшем дворе.
«Не стыдно тебе?» – с улыбкой спросила Лида, поймав мой взгляд.
Молодая, знойная – она стояла в нежно-голубом платьишке у мангала, в котором трещали берёзовые поленья, и искры пламени танцевали в её блестевших глазах.
«Почему мне должно быть стыдно?» – спросил я, глядя на неё чуть плутовато и щурясь от табачного дыма.
Лида отвела взгляд, усмехнулась. Затем прикусила губу и, снисходительно покачав головой, впервые посмотрела на меня тем самым колдовским тёмным взглядом. В тот момент я почувствовал, будто меня раздели догола и вывернули душой наружу. Будто вытряхнули на свет все грехи, все грязные мыслишки и воспоминания.
«Значит, бутылка анисовой?» – спросила Лида.
Я опустил глаза. Захотелось провалиться сквозь землю. Макс – трепло. Проболтался по пьяни кому-то из медсестричек.
«Не напрягайся, – усмехнулась Лида. – Если бы я обижалась, меня бы здесь уже не было. Проводишь до дома?»
«Конечно. Только возьми мою куртку. Прохладно на улице».
Мы пошли по уснувшей деревне сквозь звёздную летнюю ночь. И лишь потом, много лет спустя, я понял, почему та прогулка показалась мне настолько странной, волшебной, тихой. Вместе с Лидой мы проходили мимо чужих дворов, и ни одна собака не залаяла, не зарычала нам вслед. Дворняги просыпались, провожали взглядами и лениво зевали, будто учуяв, что мы не причиним им зла.
Лида
рассказывала об учебе в медакадемии. О том, что провалила экзамен по гистологии, что декан невзлюбил её с первого дня за смелость и вольнодумие. Я слушал её вполуха, что-то отвечал невпопад, а сам любовался тем, как она двигается. Лида будто плыла над землёй. Такого лёгкого воздушного шага я не видел больше ни у одного человека.Заметив, как я на неё смотрю, Лида остановилась, заглянула мне в глаза и сказала:
«Знаешь, Андрей. У тебя взгляд кошачий».
«Какой?»
«Кошачий».
«И что это значит?» – спросил я, улыбнувшись.
«Ты цепляешь каждое движение. Словно охотишься. Видишь больше, чем понимаешь, а всё увиденное остаётся отражением на радужках. Поэтому и в глазах всегда усмешка».
Я не понял, о чем она говорит, но уточнять не стал. Вместо этого лишь подмигнул ей. И неторопливо пошёл вперёд. Так, будто мне было всё равно, пойдёт ли она следом. Не зрением, но скорее интуицией, я увидел, как Лида покачала головой и довольно улыбнулась мне в спину.
«Не так быстро, кот. Хочешь бросить женщину одну в заколдованной Роще?»
«Заколдованная Роща… Звучит слишком волшебно для нашей пьяной деревушки».
Лида пожала плечами.
«Родные места полны волшебства».
«Родные?»
«Для вас с Максимом. Вы же здесь выросли. Или это не так?»
«Так, – кивнул я, затем задумался на секунду и усмехнулся: – забавно…»
«Что именно?»
«Мы с Максом все детство мечтали перебраться в город. Считали дни до окончания школы, проклинали эту Рощу, а теперь приезжаем сюда каждое лето, черт его знает зачем. Наверное, воспоминания держат».
«Воспоминания? Или семья?»
Я невольно опустил глаза. Лида, заметив это, спросила:
«Неприятная тема?»
«Скорее, болезненная».
Лида промолчала в ответ. Мы прошли в тишине несколько метров, а затем я сказал:
«Мой отец до сих пор живет здесь, только мы редко видимся. У нас с ним непростые отношения. Если мягко сказать».
«А мама?»
«Она ушла из семьи, когда мне было пять. Честно признаться, я и лица-то её не помню. Только смутный образ. У неё были вьющиеся черные волосы. Прямо как у тебя».
Лида попыталась сдержать улыбку, но уголки её губ все равно дрогнули. Я понял, о чем она подумала. Эта мысль понравилась и мне.
«Ещё помню её белый сарафан. Серебряные серьги с рубинами. И браслет на руке – тонкий, с листиками, будто березовую веточку в кольцо закрутили. Больше – ничего. Ни голоса, ни лица. Впрочем, нет. Вру… Ещё помню запах. Лесной, свежий… Что-то хвойное и мятное одновременно».
«Как её звали?»
«Мария».
«Надо же… Как и мою».
«Ты хорошо общаешься с мамой?»
«Она умерла, когда мне было шестнадцать, – ответила Лида. – За пару дней до Пасхи».
«Черт… Прости».
«Не за что прощать, кот. Это я подняла тему родителей».
Она вновь меня так назвала – «Кот». Я шел и пытался понять, почему это так приятно. Чувствовал, будто новое подаренное Лидой имя привязывает меня к ней невидимой ниточкой и наполняет силой.
Улица тем временем пошла вверх. Поднявшись на пригорок, мы с Лидой увидели темные изгибы тайги на холмах, окутанных рваными полосами тумана, словно плетенкой из облаков. Лида задержала взгляд на горизонте, а затем, улыбнувшись, сказала: