Зажечь солнце
Шрифт:
Санна фыркнула и расхохоталась. И Деифилия хочет уже почти обидеться на неё за это. Подумать только — её судьба сейчас возможно решается, а Сюзанна Айвентг хохочет, как ненормальная! Это очень обидно. Особенно учитывая то, что только Санна Деифилия может довериться. Конечно, можно было обратиться к дяде Вигге, но он мужчина. И к тому же, взрослый.
— Ты бесконечно наивна, Дея! Неужели ты думаешь, что твоя тётушка поверит всем этим гаданиям?
Деифилия едва удерживается от того, чтобы не фыркнуть — совсем так, как Санна. Но юная ландграфиня считает себя слишком воспитанной для этого. Поэтому она старается сохранять лицо и выглядеть как можно более серьёзно. Быть может, тогда Санна Айвентг перестанет воспринимать всё, как глупую игру.
Разумеется, Деифилия не сможет пойти к тёте Вигдис и сказать, что
— А кто сказал, что я о них расскажу? — спрашивает Деифилия. — Я прекрасно знаю тётю. И ещё прекрасно знаю то, что дядя Вигге мне бы поверил. Я сначала расскажу всё ему, а уж потом он мне посоветует, как следует поступить.
Слова звучат достаточно серьёзно. Но Санна почему-то снова начинает хохотать. И хохотать ещё громче, чем раньше. Деифилия старательно пытается понять, что именно насмешило Сюзанну в её словах, но никак не может сообразить.
Это важно для неё, для ландграфини Деифилии Ярвинен. Ей важно, как именно воспримут её любовь в семье. Очень важно. Но для Санны не существует ровным счётом ничего важного или определённого. Она считает все правила глупостями и пустыми формальностями. Она не из благородных. Куда ей понять?..
— Если ты всегда будешь такой занудой, Деифилия, уверяю тебя, никакой рыцарь в тебя не влюбится! — смеётся Санна.
И Деифилия со вздохом отворачивается, а потом вылезает из ванной, стараясь не наступить на подол своей батистовой сорочки и не запнуться. Ей совсем не хотелось бы разбить себе нос.
========== I. Глава девятая. Меливерт. ==========
Метель воет и стонет, словно мать, отрывающая от своего сердца любимое дитя. Метель плачет и рыдает, словно не хочет отпускать его, Вигге Ярвинена. Седая птица когда-то приучила Вигге верить в приметы и своим предчувствиям. Не безошибочному охотничьему чутью, которым руководствовался Роальд, а чему-то куда более тонкому, едва осязаемому. Она когда-то учила его читать знаки в дуновении ветра или шорохе.
Метель воет, и Вигге от этого совершенно не хочется уезжать из родного поместья. Ему всё кажется, что в его отсутствие должно произойти что-то нехорошее. Ярвинен старается отогнать эти мысли прочь от себя. Не дело это — предаваться сомнениям в час, когда мир летит в Бездну с поразительной скоростью. Нельзя быть таким эгоистом. Нужно думать не только о себе и своих предчувствиях, которые сбывались не слишком-то часто. Он не был тем, кому были открыты тайны судьбы. Таким человеком была Птица. Он же был просто Вильгельмом Ярвиненом. Разве имел он право верить стонам вьюги? Разве имел он сейчас право поступить не так, как следует?
В Биориге слишком мрачно и слишком тихо. В коридорах не зажжён ни один фонарь, но Вигге прекрасно знает, что любой из Ярвиненов неплохо видит в темноте. Звенящая тишина и темнота… Это казалось бы Вильгельму Ярвинену прекрасным, если бы дурное предчувствие не сковывало его грудь. И дело было даже не в самоуверенном князьке с Сизого кургана. Ну что может сделать Ярвиненам этот Нариман? Попробовать взять Биориг измором? Внутри поместья есть небольшое озеро, которое черпает воду из подземных источников, а запасов еды хватит на долгие десятилетия. Взять Биориг штурмом князь Нариман не сможет. Вигге поставил такие защитные заклинания, что ни одной магии и ни одному оружию их не пробить. У князя, конечно, будет небольшой шанс через год, когда щит на некоторое время спадёт, а Вильгельм будет его обновлять, но это едва ли займёт больше часа. Уж час Ивар с Роальдом как-нибудь продержатся, да и Хальдор вовсе не такой дурак, каким иногда кажется. Вильгельм считает, что беспокоиться просто не о чем. Нариман умён. Он никогда не пойдёт на заведомое поражение. Он может пойти на риск только в том случае, если у него будут хоть какие-нибудь шансы одержать победу. Нариман не будет рисковать всем, что он смог обрести.
Утро. Ещё слишком рано. Скорее можно назвать это время суток ночью, чем утром, но Вигге привык вставать так рано. Особенно когда ему нужно куда-то уезжать. Деифилия слишком хорошая девочка, чтобы бродить по поместью в такое время. Она спокойно спит в своей кровати — как и каждый ребёнок, совесть которого чиста, а
тело не обременено никакой болезнью. Деифилия спит, как и каждый послушный ребёнок её возраста. Вигге тихо заходит в её спальню, чтобы положить на прикроватный столик маленький кулон из сапфира. Она просила принести ей что-нибудь из украшений. Ей так хотелось оказаться взрослой… Вильгельм Ярвинен привык видеть в ней себя — послушного, хорошего ребёнка, которому изредка хотелось бунтовать, совершать глупости и чувствовать себя самым обыкновенным и самым уникальным одновременно.Он хочет было поцеловать её в лоб, но отказывается от этой идеи, опасаясь, что племянница проснётся. Вигдис и Ульрика потом на пару будут на него злобно смотреть, если сейчас он разбудит девочку. Косы Деифилии растрепались, а сама она во сне выглядит сущим ребёнком. Маленькая и совершенно беззащитная. Вигге грустно от мысли, что когда-нибудь ей, должно быть, придётся стать такой же бездушной стервой, как её тётки или мать. Вильгельму Ярвинену не хочется дожить до тех дней, когда эта трогательная девочка, прижимающая к себе куклу во сне, превратится в строгую ледяную женщину, которой будут безразличны чужие — и свои тоже — чувства. Превратится во вторую Ингрид или во вторую Вигдис… Вигге усмехается мысли, что всей душой надеется, что не во вторую Ульрику.
Вигге подходит к полке с куклами — одной из многих в этой комнате. Разглядывает. Деифилия аккуратная хозяйка, у каждой вещи в её спальне есть своё место. А её куклы все хорошо одеты, причёсаны и заняты собственным делом. Вигге прекрасно помнит, как сам мастерил для Деи крошечные спицы, которые сейчас находятся в руках одной из её кукол. Это кажется ему ужасно милым. Вигге берёт в руки одну из кукол и мягко усмехается, видя дверцу тайника. Чуть-чуть подумав, Вильгельм отворяет дверцу. Если там будет личный дневник или что-то в этом роде Вигге не будет его читать. Но ему до дрожи интересно, что именно хочет скрыть его племянница. В тайнике оказывается хрустальная кукла. Красивая и тонкая. Вигге с интересом её разглядывает. Таких не делают ни в Биориге, ни где-либо ещё, где когда-либо был Вильгельм. Вигге улыбается и переводит взгляд на сонную Деифилию и тут же подмечает, что черты лица куклы очень похожи на черты лица его племянницы. Кто-то делал куклу прямо с неё. И с неё повзрослевшей… Вильгельм осторожно опускает куклу обратно в тайник и случайно нащупывает там прядь волос. Светлых вьющихся волос. Нехорошая мысль закрадывается ему в голову. И Вигге бы разбудить племянницу, чтобы потребовать от неё объяснений, но тут же он понимает, что разбудить её сейчас — значит, привлечь к этому вопросу Вигдис и Ульрику, а мужчине сейчас совершенно не хочется этого делать.
Он поговорит с ней завтра. Когда вернётся. Он спросит её, как кукла к ней попала и, главное, почему она скрыла это.
Вильгельм Ярвинен выходит из комнаты племянницы как можно тише. Ему совершенно не хочется привлекать внимание к тому, что он нашёл в тайнике. В конце концов, Деифилия могла и не понимать значение символа, вложенного в её куклу. Даже скорее всего, что девочка ничего не знала. Вигдис вряд ли преподавала ей символику Интариофа. Обычно такое начинали изучать чуть позже — лет в четырнадцать, а Деифилии было всего лишь двенадцать.
В коридоре тихо и пусто. Как и должно быть столь ранним утром. Вигге собирается ехать в один город, чтобы узнать некоторые сведения на счёт Наримана и убийства вендиго. Ивар не потерпит ни одного дня промедления. Ингрид не захочет больше ждать. А Ульрика… Ульрика тем более… Она была так нетерпелива, что Вигге порой хотелось смеяться над ней.
Вигге уже хочет спуститься вниз, как замечает крошечную фигурку, которой уж точно не должно быть здесь в такой час. Это настораживает. И мужчина решает подойти поближе, чтобы сказать незадачливому нарушителю порядка, чтобы поскорее возвращался к себе в постель. Но нарушитель спокойствия не обращает на него ровным счётом никакого внимания, и уже только по этому Вильгельм может определить, кто перед ним — Давен столь покладистый и послушный, что никогда не рискнул бы выйти из своей комнаты ночью без крайней на то необходимости, а Вегард или Зигвард уже давно вздрогнули, только заслышав шаги, слишком уж они боялись гнева своего отца. Нет, этот смелый маленький ребёнок — сын Ульрики. Вигге Ярвинен не представляет себе, чтобы перед ним стоял другой его племянник сейчас.