Здесь слишком жарко (сборник)
Шрифт:
А вот он и такие, как он – здоровые. Поэтому ему положено работать, служить в армии и платить налоги. Он ведь не наркоман, связей в полиции у него нет, и вообще, он здесь чужой. Не вписался. И никто ему не виноват в том, что он просто неудачник. Просто. Поэтому радуйся, что у тебя есть работа, – говорила ему страна, – работай и молчи – тебе же лучше будет.
Он долго терпел и молчал. Зимой от громкой восточной музыки и луженных глоток «бабуинов» его спасали закрытые окна. Но с приходом лета Виктор был вынуждены держать окна открытыми – гонять кондиционер всю ночь ему было не по карману. Взывать к совести соседей было бесполезно, поскольку они считают людьми только себя. Они здесь хозяева, а таких как
От ощущения полной безнаказанности его соседи чувствуют себя здесь хозяевами, и именно поэтому они такие наглые. Они успешно зарабатывают себе на развлечения торгуя наркотой. По выходным они посреди ночи заказывают такси и едут в бар за двадцать километров от города, чтобы там выпить пива, а вернувшись – продолжают банкет. У них достаточно сил, работать им не нужно, а чем-то занять себя – хочется. Отоспавшись до полудня, ночью они «зажигают» с косячком, пивом или еще чем покрепче. Им хочется праздника, и они устраивают для себя этот праздник в любое время дня и ночи. Все для них, а для него – лишь работа на заводе и никаких перспектив в жизни. Это они так думают.
Но он докажет им, что это не так. Объяснит им на их языке – языке силы. Они ведь понимают только язык силы. Теперь они ответят ему за все – за несложившуюся жизнь, за все обиды, за все!
Он поймал себя на том, что пытается оправдать перед самим собой задуманное им убийство.
– Какого черта?! – прикрикнул он на себя, – Почему я должен перед кем-то оправдываться?! Он смахнул со стола снотворное – хватит, теперь у него другое лекарство.
Вакханалия наркоманов продолжалась уже не первый день. Он тяжело засыпал, несмотря на усталость, и плохо спал из-за тяжелых мыслей, потому что не видел выхода из этого замкнутого круга. От этого Виктор становился все более злым и раздражительным. В этом состоянии он рано утром вставал на работу – плохо соображающий, заторможенный, боясь сорваться.
Взрывчатый материал копился в нем всю жизнь и бессонница была тем детонатором, который мог однажды взорвать всю накопившуюся в нем злобу.
А началось все еще тогда, в армии. Многие люди даже не представляют себе цену обычному сну, когда ты просто можешь лечь в постель и заснуть, ни о чем не беспокоясь. Такая роскошь доступна только очень благополучным людям.
В Ливане он спал урывками, как животное. И даже когда спал, то уши и какая-то часть мозга бодорствовали. Таким образом там спали все. Когда человеку грозит опасность, ему уже не до сна, не до еды и не до продолжения рода. Все эти обычные желания вытесняются одним единственным и самым мощным – желанием выжить. Страх, рано или поздно, превращается в ненависть, и ты начинаешь люто ненавидеть тех, кто лишил тебя нормального сна, а вместе с ним – и человеческого образа.
Он спрятал гранату в карман и бесшумно выскользнул из своей квартиры, подошел к соседскому дому… Осталось сорвать чеку и бросить гранату в окно. Второй этаж, не высоко. Это будет легко сделать. Затем скрыться на пустыре или добежать до своей квартиры. Пока соседи начнут искать, в чем дело, он скроется…
Виктор стал строить несложный план возмездия и вдруг с удивлением обнаружил, что совершенно успокоился…
Он уже не чувствовал себя загнанным в угол зверем и вдруг со злорадством осознал, что все эти мерзкие твари полностью в его власти,
и он в любой момент может распорядиться их жизнями так, как ему заблагорассудится.Завладев гранатой, он стал смотреть на мир совершенно иначе. Вооруженный человек смотрит на мир совсем не так, как безоружный. Вооруженный смотрит на безоружных, как человек на насекомых. Он знает, как и когда они умрут, а насекомые об этом даже не подозревают. Его забавляла эта мысль, он чувствовал себя Богом и смотрел на своих соседей уже не как на злобных обезьян, а как на насекомых, глазами Бога.
И он уже смотрел на ненавистное окно, где ни о чем не подозревающие юноши и девушки продолжали веселье, как на коробку с насекомыми. Он наблюдал за ними с любопытством, как Создатель и повелитель этих существ, совершенно не подозревающих о том, что существует кто-то, кто в любой момент может распорядиться их жизнью по собственному усмотренью.
Эта мысль забавляла его – впервые он ощущал себя в роли бога. Он не стал срывать чеку и швырять гранату. Они ведь все и так в его власти.
Вернувшись домой и спрятав гранату обратно в тайник, он закурил сигарету и, глядя на веселье ни о чем не подозревавших соседей, уже без всякой злобы тихо произнес вслух: «Ладно, живите… Пока», – и криво усмехнувшись, глубоко затянулся, а потом медленно выпустил дым из легких.
Веселье постепенно угасло и вокруг воцарилась предрассветная тишина. Мир спал беспечным сном, не подозревая о грозившей ему опасности.
Ультиматум
– В общем так, папа, ты как хочешь, а мы будем уезжать.
– Я вас не держу, – сухо ответил старик.
Дочь вздрогнула, услышав его ответ. Голос отца показался ей непривычно чужим.
Старик был суров, но с ней, даже когда сердился на дочь, всегда говорил мягко – как с дочерью. А в этот раз она не узнала голос отца.
Дочь поставила отца перед выбором после того, как все долгие уговоры оказались бесполезными: старик упёрся, и как только начинались разговоры об отъезде, становился похожим на бетонную стену, как однажды сказал его зять.
– Он фанатик, просто фанатик! – со слезами в голосе изливала дочь душу своей близкой подруге. Она часто плакала в последнее время от досады на старика, но, в то же время, и от жалости к нему. Старик сильно сдал в последнее время, и оставлять его одного было нельзя.
– Скажи, ради чего нужно жертвовать своей жизнью ради стариков?! – возмущалась она. – Почему я должна жертвовать ради него сыном?!
Сын был для неё оправданием отъезда, но в душе она прекрасно понимала, что оставить отца не посмеет – эта сорокадвухлетняя женщина боялась собственной совести.
Хлёсткие ответы отца приводили её в отчаяние.
– Папа, посмотри вокруг: все, кто мог, уехали! Здесь уже ничего не будет! Ни-че-го!
– Я это уже не впервой переживаю за свою жизнь. Предательством меня не удивишь, – с насмешкой отвечал старик. – Папа, эта страна больше не поднимется, неужели ты этого не понимаешь?! – говорила дочь.
– И это мы уже слышали, – спокойно отвечал старик.
– Ну, как с ним говорить?! – искала дочь поддержки у своего мужа после разговора с отцом.
– Никак, – успокаивал её муж. – Безвыходной ситуации нет. Так или иначе, но всё решится. А вообще… если ты твёрдо скажешь ему о нашем решении, то старику не останется ничего другого, как уехать вместе с нами. С ним нужно построже!
Но он плохо знал своего тестя.
Зять и тесть с трудом терпели друг друга. Когда крушение прежней жизни стало очевидным, зять, трудившийся в престижном научно-исследовательском институте старшим научным сотрудником и яростнее всех обличавший на партсобраниях уезжавших в Америку и Израиль, одним из первых заявил о своём выходе из партии и демонстративно сжёг свой партбилет.