Здравствуй, дочь!
Шрифт:
– Не надо. Просто принеси мне воды.
Я сильно сомневался, что вода тут поможет, если она, конечно, не живая, как в русских народных сказках, но послушно сходил на кухню и вернулся с бутылкой «Перье».
Она пила жадно, так, будто в организме резко закончился весь запас жидкости. Отставив бутылку, посмотрела невидящим взглядом куда-то мимо меня.
– Царева, я сейчас с ума сойду, - практически взмолился я.
– Что, черт возьми, происходит?!
Успокаивало лишь одно - Аня спокойно стояла на ногах и, очевидно, просто находилась в шоковом состоянии.
Наконец ее взгляд сосредоточился
– Или ты сейчас же объяснишь мне, в чем дело, или… или я уйду успокаиваться с вискарем!
– заявил я, ощущая, как постепенно сердцебиение становится спокойнее. На этот раз не произошло ничего страшного, но что будет дальше? Что, если выхода из этой ситуации нет? Я заставлял себя не думать об этом, но произошедшее сейчас ясно давало понять - я рехнусь, просто рехнусь, если Аня будет умирать у меня на глазах, а я ни черта не смогу сделать, чтобы этому помешать! Увы, история Орфея и Эвридики была хороша лишь в древнегреческих мифах. В жизни никого невозможно вернуть назад. Невозможно отвоевать у смерти обратно. Как ни пой, как ни вой, как ни рви понапрасну струны собственной души.
– Только что позвонили из клиники, где мне поставили диагноз, - ворвался в кошмарные мысли голос Ани.
– Что им еще надо?
– отреагировал резко.
– Рома… - ее серьезный взгляд вперился в меня так, словно она создавала между нами невидимую дистанцию, после чего добавила:
– Я не хочу, чтобы ты надеялся понапрасну. И не хочу надеяться сама.
– Да о чем ты говоришь?!
Царева сделала глубокий вдох и размеренно, словно скупо взвешивала собственные эмоции, ответила:
– У них умерла от лейкоза другая пациентка. Они думают, - она особенно подчеркнула это слово, - что перепутали ее и мои анализы.
Теперь уже я сам конкретно присел от таких новостей. В голове разом пронеслись все страхи, которым пытался противостоять, все бессонные ночи и тот кошмар, через который прошла Аня. И все это из-за каких-то идиотов, которые перепутали анализы!
– Я разнесу эту клинику ко всем чертям собачьим!
– выпалил я, вскакивая на ноги и начиная метаться по комнате, как разъяренный зверь.
– Сволочи! Я позабочусь о том, чтобы их прикрыли раз и навсегда!
– Васнецов, все это еще не точно!
– попыталась отрезвить меня Аня.
– Возможно, никакой ошибки нет. В конце концов, я….
– Ты?..
– переспросил требовательно.
– Я действительно чувствую себя не очень хорошо в последнее время.
– Это вполне естественно в твоем положении, нет?
– Нет. Это началось еще до того, как мы….
Как мы переспали, очевидно. И зачали еще одного ребенка.
Господи, неужели же действительно все может быть хорошо? Неужели Ане ничего не грозит? Неужели мы сможем спокойно стать родителями? На этот раз - вместе….
Эта мысль породила во мне другую - если бы не эта ошибка, Царева никогда не пришла бы ко мне с Лерой. Я никогда не узнал бы, что у меня есть дочь. Никогда не вылез бы из той раковины, в которую сам же себя загнал. Получалось, что я даже должен быть им… благодарен?
– Завтра мы все узнаем, - ответил Ане и, отступив к двери, нащупал ручку и вышел. Все-таки
мне чертовски нужен был сейчас старый добрый Джеки Дэниэлс.– Что-то не так?
– спросила Лера следующим утром, когда мы с Аней собирались ехать в больницу, чтобы наконец понять окончательно, где во всей этой истории - правда.
Дочь при этом вот уже во второй раз приходилось оставлять с русскоязычной няней, порекомендованной одним из моих бизнес-партнеров. И, очевидно, Лера стала подозревать что-то неладное. Моя маленькая, но такая сообразительная дочка….
– Почему ты так думаешь?
– спросил я, натянув на лицо искусственную улыбку.
– Вы опять уезжаете куда-то вдвоем. Раньше мы везде были вместе…
– Мы ненадолго, - пообещал я.
– Послушай….
Присев перед дочерью на колени, я заговорил заговорщицким тоном:
– Ты же знаешь, что я ухаживаю за мамой. Чтобы у взрослых наладились отношения, им иногда надо бывать наедине. Понимаешь?
– Чтобы целоваться?
– смешно поморщилась Лера.
– Чтобы целоваться, - кивнул я, стараясь сохранить серьезное выражение лица.
– Ладно уж, - вздохнула дочь наконец.
– Идите, но только чтобы недолго!
– Хорошо, - кивнул я.
– Мы скоро. А вечером я свожу вас в самый лучший ресторан.
– Мне понравились в прошлый раз морские гады, - призналась Лера негромко и словно бы неохотно.
А я рассмеялся. Впервые за долгое время внутри жила не только надежда, но и твердая уверенность, что все наконец будет в порядке. Почему-то я нисколько не сомневался, что Ане действительно поставили ошибочный диагноз.
Тем не менее, когда мы вошли в кабинет врача, я услышал от него совсем не то, на что надеялся. Серьезно посмотрев на нас и жестом пригласив присесть, доктор Стив Фарелл произнес:
– Не буду долго ходить вокруг да около. Есть несколько новостей - две хорошие и одна не очень. С чего начнем?
Мы с Аней переглянулись и в ее глазах я прочел что-то вроде «ну я же тебе говорила, что рано радоваться». Упрямо поджав губы, я решительно сказал:
– Давайте с какой-то хорошей.
– Лейкоза однозначно нет:– ответил доктор Фарелл.
– Это я подозревал еще вчера: с такими анализами вы бы вряд ли пришли ко мне на своих ногах. Но, к сожалению, есть кое-что другое....
Часть 27. Аня
Осознание, что я не только не являюсь счастливой обладательницей смертельной болезни, но и, скорее всего, доживу до того момента, когда возьму на руки своего второго ребенка, ударило по мозгам опьяняюще. Я мало понимала из того, что говорил доктор.
Сожаление? Черт побери! Я его сейчас не испытывала. Радость, счастье, облегчение… желание вскочить и заключить в объятия весь мир - да. Но сожаление?
– Кое-что другое?
– нахмурился Васнецов, и я растерянно посмотрела на него.
Только сейчас до меня начал доходить весь смысл сказанных врачом слов.
– Да. И это одновременно и плохая новость, и хорошая.
Фарелл улыбнулся, и я в этой улыбке не увидела ничего обнадеживающего. Впрочем, кажется, я уже успела себя накрутить. И у меня на это имелись самые веские обоснования!