Здравствуйте, я ваша мачеха Эмма

— Мои перевоплощения?! Что вы этим хотите сказать? Я честное слово, совсем ничего не помню после того рокового падения… Наверное действительно очень хорошо приложилась головой о камни, — усмехнулась и закрыла глаза, словно вспоминая.

Загряжский вдруг рассмеялся, но его смех был совсем невеселым, каким то мрачным. Застаралая горечь угадывалась в нем, как запах полыни угадывается в скошенной траве.

— Хорошо, если ты ничего не помнишь, а я в это готов поверить, — Загряжский подошел совсем близко и приблизил свое лицо к моему, заглянул в глаза, словно пытался там прочесть все ответы на свои вопросы. — Я пожалуй начну с самого начала.

Он поискал глазами куда сесть и решительно направился к дивану, который стоял напротив меня. Скрипнули старые пружины потертого мастодонта, когда мужчина усаживался поудобней, всем своим видом показывая, что он настроился на длинный разговор.

— Я женился на скромной, тихой, влюбленной…

— А, главное очень богатой, — я не смогла удержаться от иронии.

Мужчина нахмурился, сердито посмотрел на меня своими невероятно красивыми глазами.

— Мне продолжать, или ты Эмма, все сама знаешь?

Я откинулась на спинку кресла, укрыла ноги клетчатым, черно-красным пледом.

— Нет, нет, продолжайте, я больше не буду мешать, — поспешно воскликнула я, испугавшись, что Загряжский передумает рассказывать правду.

— Так вот, продолжаю — после женитьбы милая девочка, вдруг стала иногда превращаться в Злую Эмму… Не знаю, что на тебя влияло… Полнолуние ли, а может сдвиг неведомых планет, но со строгой периодичностью, один раз в месяц, ты уходила из дома. Я находил тебя в самых неожиданных местах. В грязных притонах, в игральных клубах, где ты проигрывала состояние своего батюшки, в дешевых гостиницах с мужчинами бандитской внешности. Возвращал тебя домой, где ты превращалась в кроткую, невинную овечку, не смеющую даже приструнить слуг. Каюсь, терпеть твою влюбленность было невыносимо, после того, как мне доводилось видеть тебя в самом непотребном виде, и в самой грязной компании. Ты тихонько лила слезы и робко пыталась привлечь мое внимание, когда была Доброй Эммой, и отчаянно гневалась, негодовала когда пребывала в образе Злой. Однажды с помощью своих знакомых, тех самых которые за рубль, могут перерезать горло человеку, ты похитила меня и приковала цепями в маленьком гроте под скалой. В тот почти роковой день для тебя, и в день когда я обрел свободу, ты явилась ко мне Злой Эммой. Неистовой, наглой, циничной. Я готовился к твоему визиту. Убеждениями, ласковыми, льстивыми, словами, притворными объяснениями в любви, добился того, что ты освободила меня и мы поднялись на вершину скалы. Тебе хотелось заняться любовью именно там. Заметив отвращение на моем лице, ты закатила истерику. Полезла драться, кричала непристойности. Завязалась драка, ты была подобна дикой, злобной твари. Я тебя сильно толкнул. Сознаюсь, я хотел гибели, тому отвратительному существу в которое ты превращалась один раз в месяц. Стоял, смотрел вниз и хохотал, как сумасшедший, рассматривая твое сломанное тело и светлые волосы запачканные в красные пятна крови, — Загряжский устало вздохнул, потер виски длинными пальцами.

Я потрясенно молчала. Мне казалось, что мужчина врет, рассказывая выдуманную сказку. Но вдруг вспомнила дневники Эммы Загряжской. Что в них мне показалось странным? Чистые станицы… Белые листы чередовались с записями. Количество записей и количество чистых станиц было почти одинаковым, а по датам промежутки составляли около месяца…

— В моем футляре оказалось не одно тайное дно, — глухо пробормотала я, поглаживая рукой черно-красные клетки на шерстяном пледе.

У мужчины оказался на удивление чуткий слух. Он взглянул на меня заинтересованно.

— В футляре? Ты сказала, в футляре? Что, ты имеешь в виду, Эмма?

Мне показалось, или я действительно начала краснеть?

— Ничего, вам господин Загряжский, почудилось. Полагаю, что сейчас нам надо заключить перемирие. Я не доверяю вам, вы не доверяете мне. В свете тех сведений, но не фактов, которые вы мне рассказали, я понимаю ваше беспокойство за детей. Поэтому, мы будем общаться, мы будем приглядывать друг за другом. Лиза и Шурик, очень умные и сообразительные детишки, им можно мягко объяснить и ваше новое имя и ваше долгое отсутствие. Думаю, что они не проболтаются. Профессор, тоже вполне надежный человек, я ему доверяю.

Долгая пауза повисла в кабинете. Мужчина задумчиво смотрел на меня, словно с кем-то сравнивал.

— Разумное решение Эмма. Приглядывать за тобой я буду в любом случае. Теперь будь готова к моим частым визитам. А, еще лучше давай официально объявим, что ты моя невеста, — Загряжский хищно улыбнулся.

— Нет, уж увольте! Я вас боюсь. То вы душить меня бросаетесь, то вдруг признаетесь, что сбросили меня со скалы.

— Я не сбрасывал тебя со скалы. Я просто случайно толкнул, когда ты вцепилась мне в лицо своими длинными когтями! — мужчина даже покраснел от гнева.

— Вот видите, как легко вас можно вывести из равновесия! Нервишки лучше лечите, а не в женихи лезьте, — хмыкнула я, и довольно улыбнулась.

Мужчина поднялся с дивана.

— Я думаю, что мы наш договор кровью подписывать не будем. А, сейчас разреши мне откланяться. Знай, что Максим Андреевич Ряжский, всегда к твоим услугам, — он поклонился и протянул мне свою визитку.

Я взяла холодный на ощупь кусочек картона, рассеянно повертела его в пальцах. Поднялась со скрипучего кресла.

— Пойдемте, я вас провожу.

Спускалась по лестнице и чувствовала на затылке и голой спине слабое покалывание, словно шедший следом мужчина хотел испепелить меня взглядом.

В гостиной громко посапывая, спал сидя в кресле Стефан Стефанович. Очки сползли на один бок, толстая книга, распустив веером свои страницы, словно горделивый павлин хвост, чудом держалась на его коленях.

— Твой охранник, сладко спит Эмма, — усмехнулся Загряжский, или теперь Ряжский? — Не провожай меня дальше, я сам найду выход.

Когда за гостем закрылась дверь, я постояла в раздумьях. Потом убрала книгу с колен профессора, бережно сняла круглые очки с его сладко посапывающего носа. Укрыла пледом с дивана.

В кабинет, несмотря на страшную усталость, я поднималась быстро. Где-то там в шкафу должны были стоять дневники Эммы Загряжской, и они должны были открыть мне свою тайну.

Глава двадцать третья. Дневники Эммы

В ту новогоднюю ночь, я так и не добралась до дневников девушки, которая когда-то носила мое имя, и мое нынешнее тело. Память штука странная… Прошел всего год, а я уже воспринимала себя, как Эмму Загряжскую, у которой двое детей, проблемы с открытием зарядной станции и" Сладкие Хрящики" в довесок ко всему.

Нет, я конечно помнила свое настоящее детство, родителей, Гошу предателя. Но эти воспоминания становились все более смутными, словно интересное, милое сердцу кино, совсем не имееющее ко мне никакого отношения. Это кино я смотрела давным-давно и запомнила лишь небольшие и самые яркие эпизоды.

Примерно так же было с телом и лицом. Меня уже не пугало отражение в зеркале, когда смотришь в него и ожидаешь увидеть голобоглазую шатенку, вместо кареглазой блондинки. Привычка? Возможно… А, еще наверное большую роль играло то, что мне некогда было вспоминать и жалеть о прошлом. Надо было жить дальше, и я жила, принимая свалившуюся на меня действительность, как неизбежность.

В самом начале моей адаптации к внезапонй реальности, записки Эммы Загряжской мне очень помогли. Мне легче было воспринимать доставшийся мне" футляр", зная, что он принадлежал чистой душе, девушке, которая была мечтательницей не от мира сего, совсем непригодной к житейским передрягам. Да, ее жизнь закончилась очень грустно, но это был в какой-то мере закономерный финал. Что ждало бедняжку в будущем? Нищета и смерть от болезней? Так думала я, до недавней ночи. Но я ошибалась. Почему-то скомканному рассказу Загряжского поверила сразу, а теперь очень боялась, что этот рассказ легко может подтвердиться тайными записями в дневниках скромницы Эммы.