Зеленая Миля

Перси бросил тряпку, которой он полировал Старую Замыкалку, на сиденье.

— Я убил эту тварь! — Голос все так же дрожал.

— Пойди и посмотри сам, — пожал плечами я. — Это свободная страна.

— И пойду, — огрызнулся Перси. — Пойду.

Он сдвинул брови, повертел расческу в маленьких ручонках (Уэртон не ошибся, отметив в Перси женственность), поднялся по ступеням и скрылся за дверью, ведущей в мой кабинет. Мы со Зверюгой остались у Старой Замыкалки, в молчании дожидаясь, когда он вернется. Не знаю, как Зверюга, а я не мог найти ни одной темы для разговора. Не хотелось даже думать, не то что говорить.

Прошло три минуты. Зверюга взял брошенную Перси тряпку и начал полировать спинку Старой Замыкалки. Закончил с одной панелью, принялся за другую, когда появился Перси. Спускаясь по ступеням, Перси споткнулся и чуть не упал. На лице его читалось одно: он все еще не верил тому, что увидел собственными глазами.

— Вы их поменяли, — взвизгнул он. — Не знаю как, но поменяли. Вы издеваетесь надо мной, но даю слово, вы об этом горько пожалеете! Если вы это не прекратите, то я отправлю вас на биржу труда! Да за кого вы себя принимаете?

От волнения у него перехватило дыхание, руки сжались в кулаки.

— Я тебе скажу, за кого мы себя принимаем, — ответил я. — За людей, с которыми ты работаешь, Перси… Слава Богу, работать тебе с ними осталось недолго. — Я положил ему руки на плечи и чуть тряхнул. Не сильно, но тряхнул.

Перси попытался вырваться.

— Уберите…

Зверюга схватил его за правую руку. Маленькая, белокожая, мягкая, она исчезла в лапище Зверюги.

— Заткни пасть, сынок. Если хочешь знать, что для тебя благо, прочисти уши и слушай.

Я развернул Перси, поставил на возвышение, а потом толкнул. Ноги его, ударившись о Старую Замы- калку, согнулись, и он плюхнулся на сиденье электрического стула. От его спокойствия не осталось и следа, так же как от злобы и наглости. Электрический стул остается электрическим стулом, даже если рубильник и не включен, а Перси, помните, был еще очень молод. И я рассудил, что теперь он сможет воспринять то, что мы собирались ему сказать.

— Я хочу, чтобы ты дал нам слово.

— На предмет чего? — Он еще пытался петушиться, но глаза его переполнял ужас. Старая Замыкалка воздействовала на людей и без электричества, и Перси ощущал на себе это воздействие.

— Слово, что ты уедешь в Брейр-Ридж и освободишь нас от своего присутствия, если завтра мы дадим тебе покрасоваться перед публикой. — Такой ярости в голосе Зверюги мне слышать еще не доводилось. — Уедешь на следующий день после казни.

— А если я не уеду? Если позвоню кое-кому и пожалуюсь, что вы мне угрожаете? Запугиваете меня?

— Нас действительно могут выгнать с работы, если у тебя такие хорошие связи, хотя на самом деле все может обстоять иначе, — ответил я, — но уж мы позаботимся о том, Перси, чтобы и твоя кровь осталась на полу.

— Вы про эту тварь? Ха! Неужели вы думаете, что кто-то упрекнет меня в том, что я наступил на ручную мышь убийцы? За пределами этого дурдома?

— Нет, я не про мышь. Но три человека видели, как ты стоял разинув рот, когда Дикий Билл Уэртон душил цепью Дина Стэнтона. Вот за это могут и упрекнуть, Перси, будь уверен. От этого не отмахнется и твой дядюшка-губернатор.

Перси густо покраснел.

— Вы думаете, вам поверят? — Но голос его утратил былую уверенность. Он, конечно, понимал, что кто-то да поверит. А Перси не хотел наживать себе неприятности. Нарушать правила — нет проблем. Попадаться на этом — ни в коем разе.

— Я, между прочим, сфотографировал шею Дина до того, как прошли синяки, — добавил Зверюга (я понятия не имел, говорит он правду или фантазирует на ходу, но аргумент прозвучал веско). — И знаешь, о чем говорят эти фотографии? Что Уэртон вволю натешился, прежде чем его оторвали от Дина, хотя ты стоял рядом, за спиной Уэртона. И тебе придется ответить на очень трудные вопросы. А история эта прилипнет к тебе как банный лист. Останется при тебе и после того, как твои родственнички покинут столицу штата и будут пить клубничный морс на веранде своего особняка. Личное дело — штука занятная, в него заглядывают многие.

Глаза Перси бегали из стороны в сторону. Левая рука поднялась, пригладила волосы. Он молчал, но я видел, что осталось совсем немного, чтобы дожать его.

— Ладно, покончим с этим. — Я взял инициативу на себя. — Мы хотим, чтобы духу твоего здесь не было. Но ведь и ты хочешь этого не меньше нашего, так?

— Я ненавижу эту клоаку! — взорвался он. — Я ненавижу ваше отношение ко мне. Ненавижу ваше нежелание предоставить мне хоть единый шанс.

Последнее не соответствовало действительности, но я решил, что сейчас не время для дискуссий.

— И я не люблю, когда меня шпыняют. Отец учил меня, что допускать этого нельзя, иначе шпынять тебя будут до конца жизни. — Тут его глаза сверкнули. — И особенно мне не нравится, когда шпынять меня начинают большие обезьяны вроде этого типа. — Он коротко глянул на моего близкого друга, хмыкнул. — Вот и прозвище ему дали соответствующее — Зверюга.

— Придется тебе кое-что разобъяснить, Перси. — Я тяжело вздохнул. — С нашей точки зрения, шпыняешь нас именно ты. Мы говорим тебе, как надо вести себя в этом заведении, но ты продолжаешь все делать по-своему, а напортачив, прячешься за спины своих родственников-политиков. Наступив на мышонка Делакруа… — Тут я поймал взгляд Зверюги и быстро поправился: — Твоя попытка раздавить мышонка Делакруа только подтверждает мои слова. Ты прешь, прешь, прешь напролом. В итоге мы даем отпор, только и всего. Но послушай, если ты умеришь свои амбиции, то выйдешь отсюда, благоухая как майская роза. Никто не узнает о нашем разговоре. Что ты на это скажешь? Стань наконец взрослым. Пообещай, что уйдешь отсюда после казни Дела.

Перси задумался. А через пару мгновений в глазах его появилось новое выражение, и я сразу понял, что ему пришла в голову хорошая идея. Меня это не порадовало. Что хорошо для Перси, для нас — трагедия.

— Если на тебя не действуют другие доводы, подумай хотя бы о том, что тебе больше не придется иметь дело с этим Уэртоном, — вставил Зверюга.

Перси кивнул, и я позволил ему подняться со Старой Замыкалки. Он поправил рубашку, глубже засунув ее в брюки, провел расческой по волосам, потом посмотрел на нас.

— Ладно, я согласен. Завтра я провожу казнь Дела, послезавтра отправляюсь в Брейр-Ридж. Считаем, что мы договорились. Так?

— Так, — кивнул я.

Выражение его глаз не менялось, но я не придал этому особого значения. Чего обращать внимание на мелочи, когда достигнута главная цель.

Перси протянул руку.

— Заметано.

Я ее пожал. Последовал моему примеру и Зверюга.

Дураки.

Глава 4

Следующий день ничем не отличался от предыдущих, но на нем оборвалась эта необычная октябрьская жара. Когда я приехал на работу, с запада доносились раскаты грома, там же громоздились черные облака. К ночи они надвинулись, и мы видели вылетающие из них бело-голубые трезубцы молний. Примерно в десять вечера над округом Терпинг пронесся смерч, убил четверых и сорвал крышу с конюшни в Тефлоне. Гроза и сильный ветер обрушились и на «Холодную гору». Потом мне подумалось, что даже небеса протестовали против скверной смерти Эдуарда Делакруа.