Зеленая Миля

Не торопясь мы добрались до второго сарая, у самой стены. Он стоял в поросли молодых сосен, с продавленной крышей, покосившимися ставнями. Я направился к двери, но Элейн замешкалась.

— Не бойся, — успокоил я ее. — Заходи.

Задвижка на двери отсутствовала. То есть когда-то она была, но ее давно сорвали. Поэтому, чтобы дверь не открывалась, я засовывал сложенный вдвое кусок картона между ней и косяком. Теперь же я распахнул дверь и вошел в сарай. Дверь я оставил широко раскрытой, потому что в сарае царила темнота.

— Пол, что там… О… О!

Второе «о» больше походило на крик.

Стол я сдвинул к стене. На нем лежали фонарик и пакет из плотной коричневой бумаги. На грязном полу стояла коробка из-под сигар «Hav-A-Tampa», которую мне принес парень, обслуживающий автоматы с прохладительными напитками и сладостями, что стоят в Джорджия Пайне. Я просил что-то особенное, и он без труда смог мне помочь, так как его компания торговала и табачными изделиями. Я предложил заплатить за коробку (в те времена, когда я работал в «Холодной горе», они стоили немало, я уже упоминал об этом), но парень лишь рассмеялся.

Из коробки выглядывала пара ярких глаз-бусинок.

— Мистер Джинглес, — позвал я тихим голосом. — Подойди сюда. Подойди сюда и познакомься с дамой.

Я присел на корточки (суставы болели, но я даже не поморщился) и протянул руку. Поначалу я подумал, что на этот раз он не сможет перевалиться через край. Но он смог, из последних сил. Приземлился на бок, встал на лапки и поспешил ко мне. Бежал, хромая на одну из задних лапок: в старости дала о себе знать травма, нанесенная Перси. Мистер Джинглес давно уже перекочевал в разряд старичков. Шерстка у него совсем поседела, за исключением головки и кончика хвоста.

Он прыгнул мне на ладонь. Я поднял его, и он вытянул шею, принюхиваясь к моему дыханию, прижимая ушки к голове, блестя яркими глазками. Элейн (рот ее приоткрылся) в изумлении смотрела на мыша.

— Этого не может быть. — Она перевела взгляд на меня. — Пол, этого не может быть… не может!

— Смотри внимательно, а потом скажешь, может или нет.

Из пакета на столе я достал катушку, которую раскрасил сам, не мелками, а фломастерами, изобретенными гораздо позже 1932 года. Но по яркости моя катушка ничуть не уступала катушке Дела, может, даже превосходила ее. Mesdames et messieurs, подумал я. Bienvenue au cirque de mousie!

Я вновь присел, и Мистер Джинглес спрыгнул с моей ладони. Старик, он все равно обожал фокус с катушкой. Как только я достал ее из мешка, он уже не спускал с нее глаз. Я бросил катушку на неровный пол, и Мистер Джинглес тут же помчался за ней. Конечно, не так быстро, как раньше, прихрамывая, но кто мог ожидать от него быстроты? Как я и говорил, он был глубоким стариком, эдакий мышиный Мафусаил. Шестьдесят четыре года, никак не меньше.

Мистер Джинглес догнал катушку, отлетевшую от дальней стены. Обежал ее и лег на бочок. Элейн уже шагнула к нему, но я удержал ее. Мгновение спустя Мистер Джинглес поднялся на лапки. Медленно, очень медленно он носом покатил катушку ко мне. Появившись в Джорджия Пайне (я нашел его лежащим на ступенях лестницы, ведущей на кухню; выглядел он так, словно преодолел длинную дистанцию и совсем обессилел), Мистер Джинглес еще мог катить катушку лапками, как он это проделывал на Зеленой миле. Теперь не мог, задние лапки не выдерживали веса его тельца. Однако, как и на Зеленой миле, он управлялся одним носом: толкал сначала одно «колесо», потом другое. Когда Мистер Джинглес добрался до меня, я поднял его одной рукой (весил он не больше перышка), а катушку — другой. Его яркие глазки по-прежнему не отрывались от нее.

— Больше не бросай ее, Пол. — Голос Элейн дрогнул. — У меня разорвется сердце, если я еще раз увижу, как он бежит за катушкой.

Я понимал ее чувства, но полагал, что она не права. Мистеру Джинглесу нравилось бегать за катушкой и прикатывать ее назад. Даже теперь, после стольких лет. И лишать его любимой игрушки не хотелось.

— В пакете есть и мятные леденцы, — улыбнулся я. — «Канада мине». Я думаю, он до сих пор любит их, не перестает принюхиваться, если я достаю один из пакета. Но его желудок с ними уже не справляется. Поэтому я приношу ему гренки.

Я опять присел, отломил маленький кусочек от гренка, который забрал с веранды-солярия, положил на пол. Мистер Джинглес понюхал его, взял в передние лапки, начал есть. Его хвост аккуратно свернулся вокруг него. Покончив с полученной порцией, Мистер Джинглес вопросительно посмотрел на меня.

— Иногда старики не знают меры в еде. — Я протянул гренок Элейн. — Попробуй.

Она отломила маленький кусочек, бросила на пол. Мистер Джинглес подошел, понюхал, посмотрел на Элейн… потом взял кусочек и начал есть.

— Видишь? — Я повернулся к ней. — Он знает, что ты не временная.

— Откуда он здесь взялся, Пол?

— Понятия не имею. Однажды я вышел на утреннюю прогулку и увидел, что он лежит на ступеньках. Я сразу сообразил, кто он такой, но взял катушку, чтобы убедиться, что не ошибся. А потом достал ему коробку из-под сигар и выложил ее ватой. Я думаю, он ничем не отличается от нас, Элейн: у него тоже все болит. Однако желание жить по-прежнему при нем. Ему нравится катать катушку, ему нравится видеть давнего знакомца. Шестьдесят лет я держал в себе историю Джона Коффи, больше чем шестьдесят, а вот теперь я ее рассказал. Мне кажется, для того он и вернулся. Чтобы дать мне знать, что надо поторапливаться и изложить все на бумаге, пока еще есть время. Потому что я, как и он… отправляюсь туда.

— Отправляешься куда?

— Ты знаешь. — В молчании мы наблюдали за Мистером Джинглесом. Потом, не знаю почему, я вновь бросил катушку, хотя Элейн и просила меня этого не делать.

Мистер Джинглес, естественно, понесся за катушкой, прихрамывая, с трудом, но и (я в этом не сомневался) с нескрываемым удовольствием.

— Плексигласовые стены, — прошептала Элейн, провожая его взглядом.

— Плексигласовые стены, — с улыбкой согласился я.

— Джон Коффи прикоснулся к Мистеру Джинглесу точно так же, как он прикоснулся и к тебе. Ведь он не просто излечил твою болезнь, он сделал тебя… повысил сопротивляемость твоего организма?

— Думаю, ты подобрала правильный термин.

— Сопротивляемость тому, что в конце концов валит нас с ног, как термиты валят деревья, в которых селятся. Повысил твою сопротивляемость… и его, Мистера Джинглеса. Когда держал его между своих ладоней.

— Совершенно верно. Какая бы сила ни действовала через Джона, так я, во всяком случае, представляю себе случившееся с нами. А теперь то, что он в нас вложил, иссякает. Термиты все-таки прогрызли ствол. На это им потребовалось чуть больше времени, но они своего добились. Мне, возможно, еще осталось несколько лет, люди живут дольше мышей, но время Мистера Джинглеса на исходе.

Он добрался до катушки, обошел ее, лег на бок, часто-часто дыша (мы видели, как поднимается и опускается его седой бочок). Потом поднялся и начал толкать катушку носом. Прихрамывая, едва держась на лапках. Но глазки его блестели так же ярко, как и всегда.

— Ты думаешь, он хотел, чтобы ты написал то, что я сегодня прочитала? — спросила Элейн. — Так, Пол?

— Не Мистер Джинглес, — ответил я. — Не он, но сила, которая…

— Кого я вижу! Поли… И Элейн Коннолли! — раздался из открытой двери голос, полный насмешливого ужаса. — Чтоб я так жил! Что это вы тут поделываете?