Зелёное пальто
Шрифт:
Вынули свои табельные пистолеты. Прицелились и выстрелили.
И не попали.
Светило солнце, и я, отсвечивая бликами, блестел, как елочная игрушка.
Они палили и палили.
Мазали и мазали.
Пули только рвали парниковую пленку по бокам. Я не умирал, и это было досадно.
Но тут высунулся из окна очнувшийся губернатор с телефонной трубкой в руке, из которой опять послышался злобный, бешеный рык бывшего губернатора.
Новый губернатор, когда высовывался из окна, хотел дать команду к моему освобождению, но, как услышал новые «рыки» бывшего», опять потерял
И прямо на меня. А «тройка» в этот момент дала очередной залп.
И попали.
Но не в меня, а в нового губернатора.
Увидев, что застрелили не того, и даже совсем не того, «тройка», кинув пистолеты, бросилась врассыпную.
Я совсем сник. А как прикажете себя чувствовать, когда лежишь рядом с только что убитым, наверное, в жизни неплохим человеком и ничем не можешь помочь ни ему, ни себе.
Но, на мое счастье, двор, как и все дворы мира, был прилично захламлен.
Боком, боком я докатился до кучи каких-то железок.
С большим трудом, но все же разодрал об них прилично поврежденный выстрелами кокон. И вывернулся из него, как змея из старой кожи.
Присел к стене и оглядел двор.
Он напоминал высокий колодец с окнами и двумя дверями.
Я подполз к одной и не смог открыть, к другой – тот же результат. Покричал, как мог. Окна молчали.
Солнце светило ярко и горячо.
Я откатился в тень. И вовремя, потому что пуля из снайперской винтовки с визгом впилась в землю, где я только что лежал.
Прямо беда.
И все из-за того, что никто так и не решился до конца выслушать «лай» бывшего губернатора. Все действовали лишь на догадках: раз привезли в «коконе» – значит преступник, раз преступник – значит надо расстрелять.
Стало ясно: они твердо решили меня добить.
Но тут мне что-то уперлось в ягодицу. Ловя взглядом окно, где блестело стекло снайперского прицела, я пошарил рукой и нащупал пистолет. Потом еще два.
Я очень обрадовался.
Никогда не думал, что буду радоваться оружию своих палачей.
Я быстро передернул затвор и первым же выстрелом уложил снайпера, который, дернувшись от моего меткого выстрела, слава богу, упал внутрь здания, а не вывалился ко мне во двор, чем мог увеличить число моих мертвых соседей.
Так в течение следующих двух часов я уложил еще пять снайперов, пытавшихся уложить меня. После чего наступила тишина. Похоже, местные еще более уверовались в моей бандитской сущности.
Я начал опасаться, что они применят гранаты.
Не применили.
И я, вспомнив, что стало с наручниками, решил, что и гранаты начальники сдали на металлолом.
К ночи по зданию администрации ударили минометы, пытаясь попасть миной в мой дворик. Но ни одна мина не достигла цели. После часового обстрела оказалась разрушена крыша, побиты чиновничьи машины, но мой «магический» колодец не пострадал.
Когда все затихло, от нервного напряжения мне захотелось спать, но спать рядом с мертвым губернатором было совсем не уютно.
Я в кучке мусора разыскал что-то похожее на лопату и, выкопав подходящую яму, закопал там губернатора.
Воткнул в холмик крест из двух палок, связанных кусками разорванного
скотча. Помолился.И так устал от пережитого, что уснул мгновенно.
Поутру меня разбудил мегафон.
Предлагали сдаться.
Я был бы рад, но от жажды пересохло горло и крикнуть в ответ «сдаюсь» не получилось.
Тогда надо мной пролетел беспилотник и несколько раз сфотографировал дворик и меня. Я даже стрелять по нему не стал.
Потом опять в мегафон предложили сдаться, а заодно поинтересовались:
– Где наш губернатор?
Я написал на асфальте куском битого, красного кирпича: «Ушел…» – хотел дописать в мир «иной», но сил не хватило.
После этого опять воцарилась долгая тишина. Соображали, куда мог уйти губернатор. Я тогда не знал, что трое моих расстрельщиков твердили в психушке, в палате для буйных, что они застрелили губернатора и он, мертвый, лежит там, во дворике. А раз его сейчас там нет, значит, я его съел от голодухи.
Так вдобавок я стал еще и людоедом.
В полдень высоко-высоко в небе появился бомбардировщик. «Ага… – подумал я, – значит, решили бомбой меня взять». Но, помня, как еще в период моей солдатской юности военные не могли попасть в целую «зеленую» армию, я спокойно ждал, в кого же они попадут на этот раз.
Но я, видимо, недооценил этих бомбометателей.
В меня они, правда, не попали, но одна из стен моего дворика рухнула.
Пока суть да дело, пыль да неразбериха, я смылся из полуразрушенного Дома правительства Краснорайска.
И помчался к себе в Даголыс.
Пробегая мимо витрины магазина, где были выставлены на продажу телевизоры, я узнал печальную новость: мой друг, он же новый глава администрации Президента, скончался на рабочем месте от сердечного приступа, когда разговаривал по телефону со своими земляками.
И крупным планом лицо.
Это была трагедия.
И не только для краснорайцев, но и для меня.
По-настоящему я осознал ее масштаб, когда добрался до Даголыса.
Вокруг гостиничного комплекса стояли вооруженные люди, а в кабинетах сидели уже совсем другие хозяева.
Я не стал спорить, попрощался с надеждами и потраченными деньгами и обходными путями, через Украину, рванул опять, на Кипр.
Забирать оставшиеся от драгметаллов деньги.
Землячка покойного губернатора оказалась умницей и отдала мне все мои деньги. Но половину.
А вторую, как она поведала мне сквозь слезы, завещал ей наш общий покойный друг.
Я не стал возражать. Забрал то, что дали, и поселился в тихой гостинице. В одиночестве пережить очередное потрясение.
Купил стограммовый стеклянный стакан и два дня заливал свой стресс в центральном парке Ларнаки местным яблочным самогоном.
После этого еще два дня отмокал в ванной. Придя в форму, решил в первую очередь разыскать маму.
Позвонил Принцу, теперь уже императору индокитайского государства. Попросил передать привет маме и моей бывшей жене, его супруге. Принц ответил, что привет моей бывшей жене передать не может, она его покинула, уплыла на личной яхте какого-то чукотского миллиардера, а вот моей маме он передаст привет с большим удовольствием.