Землетрясение

Стэнли прыгнул. Уже в полете, он подумал, что вместо прыжка мог бы просто спуститься со стены. Но было уже немного поздновато. Ноги столкнулись с землей. Обе пронзила боль. Он споткнулся, и, оставив мокасины позади, упал на колени, уткнувшись головой в траву. Трава была густой, мягкой и очень влажной. Несколько секунд Стэнли пролежал неподвижно, а затем медленно поднялся на ноги. Передняя часть пижамы налипла к животу, в некоторых местах выглядя почти прозрачной. Он обернулся, и, подняв свои мокасины, снова обул те и направился к дому Шейлы.

От солнечного света, заливающего парадный двор приходилось жмурить глаза. Внутренний дворик выглядел хорошо. Нормально. Так же, как и обычно. Гриль, по вечерам от которого частенько исходили потрясающие ароматы, стоял на своем месте. Так же, как и столик для пикника со стоящим по центру цветочным горшком и две длинных скамьи по обоим его сторонам. А так-же шезлонг с выцветшим зеленым матрасом. Уже четыре раза за последние несколько недель, заглядывая через ограду во дворик, он заставал Шейлу, лежащую на этом шезлонге. И всегда на ней было лишь маленькое белое бикини. Она натиралась маслом, но никогда не могла добраться дальше середины спины. Дважды он заставал загорающей там ее дочь. Ее бикини было оранжевым. По сравнению с Шейлой, она выглядела худощавой. Кожа да кости. Симпатичная, но не настолько, как ее мать. Как будто кто-то может быть симпатичнее ее. В прошлую среду, когда мамаша укатила на игру в бридж, Стэнли снова решил понаблюдать за двориком все с этой же ограды. И обнаружил Шейлу, лежащую на шезлонге животом вниз. На ней была бейсболка и солнцезащитные очки. Она читала книгу. Узелки бикини были развязаны, полностью обнажая ее блестящую загорелую спину. Между ягодиц светлел небольшой белый треугольник. Одна из завязок лежала поперек бедра. И кроме него вся ее кожа от ног до плечей была абсолютно голой. Стэнли смотрел на нее тогда, словно завороженный. Рано или поздно, она должна будет пошевелиться, думал он. Встать. А возможно, хотя-бы просто небрежно приподняться. Может быть она решит поправить, а то и совсем вытащить из под себя верхнюю часть бикини. Или же, не надевая ее, перевернется на спину! Да! Она может это сделать! Действительно может! И в тот момент Стэнли вспомнил о лежащем в своем спальном шкафу бинокле. Благодаря соей суке-мамаше, он не мог сфотографировать ее, но, черт возьми, он мог насладиться ее формами по настоящему крупными планами.

И тогда он поспешил за биноклем. Поспешил так быстро, что весь исцарапался в кустах. Но уже спустя четыре минуты, он снова был возле ограждения, с биноклем в руках и неимоверным предвкушением. Но Шейлы во дворе не оказалось. Она исчезла. Не было там даже ее книги. Так же как и пластиковой бутылочки с маслом для загара. Она ушла, и теперь он никогда не узнает, надела ли она бикини обратно, или нет. Он упустил ее. Упустил, пока бегал за этим чертовым биноклем! В ярости он ударил бинокль о стену. Разбил его, раскрошил в щепки.

Теперь он понимал, что, пожалуй, упустил не просто возможность увидеть Шейлу без верхней части бикини. Он упустил свой последний шанс. Потому что теперь она наверняка лежит подо всеми этими обломками. Искалеченная, погребенная, мертвая. Стэнли подошел к шезлонгу. Лежащий на нем зеленая подстилка, выцветшая в некоторых местах практически до белизны, сохраняла примятую форму находящейся на ней когда-то головы. Головы Шейлы, – подумал он.
– Или, может быть, Барбары. Осторожно, он нагнулся и понюхал подстилку. Ее суховатый, сладкий аромат навеял ему мысли о длинных летних днях, пляже, визге чаек, и шуме омывающих песок волн. Это ее масло для загара, понял он. Масло для загара и пот. Он уткнулся в подстилку лицом. И закрыл глаза, наслаждаясь структурой и запахом ткани, пристающей к губам в то время, как он буквально высасывал из подстилки весь воздух Шейла лежала прямо здесь. Он облизал ткань. Всосал ее.

И подумал, что услышал голос. Голос не напугал его, даже совсем не взволновал. Это не был голос кого-то подошедшего достаточно близко для того, чтобы увидеть, чем он занимается. Никто его не засек. Тем не менее, чтобы такого все же не случилось, он поднял голову. На подстилке, в том месте, где находился его рот, осталось влажное, темное пятно. Он обернулся и никого не увидел. Голос тоже больше не слышался. Может быть, он не слышал его вообще. Может, это был не голос, а что-то другое. Нельзя было быть точно уверенным в том, что услышал в такой какофонии различных звуков: завываний сигнализаций автомобилей или домов; сирен, ревущих вдали и совсем рядом; сигналящих на бульваре Робертсона машин; стрекоте летающего где-то недалеко вертолета; каких-то взрывов и щелчков, больше всего похожих на выстрелы; визгов тормозов; звуков аварий и множества других шумов. Звуков, сливающихся в общую хаотичную какофонию.

Такие звуки Стэнли приходилось слышать каждый день, но не все их одновременно. Хотя, одного привычного для этого района звука все-же не хватало. Наверное, худшего из всех. Звука газонокосилок. Сегодня утром они молчали. По всей видимости, все любители подстричь свои газоны, в связи с землетрясением, решили взять выходной. А ведь буквально три дня назад, мать требовала, чтобы Стэнли "сделал что-нибудь" с этим мексикашкой, живущим через улицу от их дома и решившим подстричь газон в полвосьмого утра. Сначала он долго гремел задней дверью своего допотопного пикапа, видимо доставая газонокосилку. Затем заводил мотор, а когда тот, наконец заработал, Стэнли уже едва удавалось расслышать сквозь его шум слова матери.

– Ты должен пойти туда сию же минуту и сделать что-нибудь, Стэнли!

– Что я должен сделать?

– Поговорить с ним. Он не имеет никакого права устраивать такой невыносимый шум в столь ранний час.

– Все равно он меня не послушает.

– Стэнли!

– В этом нет никакого смысла. Он даже не разберет ни слова, из того, что я скажу.

Ее глаза за линзами очков сузились:

– Думаю, ты прав. Чертовы нелегалы. Чем они могут быть полезны для нашей страны, если не могут даже нормально научиться говорить...

– Знаю, знаю.

– Вызови полицию.

– Полицию? Я не собираюсь звонить в полицию и жаловаться на то, что кто-то стрижет лужайку.

– Тогда это сделаю я, - нахмурившись, она вцепилась в колеса своего кресла и поехала к телефону. Проезжая мимо Стэнли, она посмотрела на него.
– Ты хоть понимаешь, что не приносишь совершенно никакой пользы? Ты вообще ни о чем не желаешь позаботиться. Твой отец был полнейшим дебилом и извращенцем, но по крайней мере, он делал хоть что-то. А ты? Никогда я еще не видела более бесполезного человека.

Вспоминая этот разговор, Стэнли улыбнулся. Что-то я все-таки сделал. Я разбил твою голову, сука. Думая об этом, он снова услышал голос. На этот раз, ему показалось, что тот исходит откуда-то поблизости и звучит гораздо отчетливее общей какофонии. Женский голос.

– Эй!
– крик раздался откуда-то совсем неподалеку от Стэнли. Откуда-то из под обломков. Он почувствовал, как в груди вспыхнул огонек надежды.

– Да?!
– крикнул он в ответ.

– Помогите!
– повторился голос.
– Помоги-и-и-те!

Он подошел к самой границе руин. Над грудой обломков возвышался уголок каминной трубы. Сам камин развалился, но на одном из обломков его стены сохранился подвешенный на гвоздь пейзаж. Изрядно помятый. Больше никаких картин видно не было. Кроме этого пейзажа Стэнли не смог разглядеть больше ни одного предмета интерьера, ни какой-либо книги, ни одежды, ни посуды или какой-нибудь другой безделушки. За исключением картины, единственными признаками того, что это руины жилого дома были холодильник и плита, все еще стоящая вертикально, при чем, кажется именно на своем месте в кухне - у переднего правого угла. Все же остальные вещи, принадлежащие Шейле и ее семье, по всей видимости были погребены под обломками рухнувших стен, потолка и крыши. Он прекрасно мог представить себе находящиеся под ними диваны, кровати, комоды. Под одной из этих куч может находиться и сама Шейла.

– Где вы?
– крикнул Стэнли.

– Здесь, внизу!

Казалось, будто звук исходит откуда-то справа от него, совсем рядом. Рядом с плитой? Во время землетрясения он представлял ее, принимающей ванну или душ, но, возможно, она находилась на кухне.

– Я иду к вам, - отозвался Стэнли. Он вытянул вперед руку и поставил ногу на один из обломков, думая, не провалится ли тот под е весом. Обломок, хоть и зашатался, но все-же удержал его. Он посмотрел вперед. Среди гор щебня, ощетинившись гвоздями, торчала оконная рама с выбитыми стеклами. Тонкие кожаные подошвы мокасин, возможно, защитят его от ран, но... Просто не наступай на гвозди, предупредил он себя, и сделал следующий шаг. И, ради Бога, не упади. Для сохранения равновесия он развел в стороны руки. И медленно, стараясь избегать самых неустойчивых поверхностей, начал пробираться вперед. Какие-то обломки все-таки проваливались под его ногами. Многие балансировали на грани падения. Иногда по лодыжкам били куски отскочившего дерева или штукатурки.