Земля дождей

— Да.

— Не уезжай, — попросила она. — Останься хотя бы ещё на пару дней. Пожалуйста…

Я молчал. Молчал, ведь не знал, что ответить.

…Интересно, где сейчас та бабочка? Взяла тайм-аут? А при следующем «рассвете» лампочки снова ринется в бой? И, наверное, в свой последний? Может, и мне полагается перерыв перед последним марш-броском до того света, м?..

Бабочка, ответь: как же мне поступить? Как?

Но бабочка, кажется, не слушала меня и в этот раз…

*

…Трамвай ехал по ночной улице. Разноцветные и яркие огни светофоров и фонарных столбов живописно заливали тёмную дорогу. Я стоял с Никой в задней части салона и глядел на исчезающие во тьме рельсы. Маленький вагончик, но громыхал как длиннющий состав.

Вскоре трамвай остановился. Хотя до остановки было ещё далеко. Мы и остальные пассажиры стали оглядываться по салону: в чём причина внеплановой остановки?

Но тут же трамвай снова тронулся. Ага, всё нормально. Правда… тронулся он в обратную сторону. Странно. Теперь он ехал назад, и то окно, у которого мы стояли, превратилось в лобовое. Никогда не видел, подумал тут же я, чтобы трамваи двигались задним ходом.

Вагон медленно набирал скорость. Я, с усиливающимся беспокойством, сжимал поручень всё крепче. Мне стало казаться, что всё это не просто так. В скором времени должно произойти что-то очень плохое и ужасное…

И как бы оправдывая мою тревогу, спустя минуту вдалеке замаячила опасность: чрезвычайно крутой поворот налево.

Трамвай не сможет войти в него на такой большой скорости, продолжал думать я. Колёса ведь сойдут с рельс.

— Эй… эй, кто-нибудь! — закричал я. — Остановите трамвай! Слышите меня? Остановите его! Скажите, чтобы остановили трамвай! Эй!

Но вагон продолжал неумолимо нестись по рельсам, приближаясь с каждой секундой к сложному повороту. И скорость только возрастала.

Но и это было ещё не всё…

Сразу за тем опасно-резким поворотом кто-то стоял… Человеческая фигура. Похожа на женщину. Неподвижную женщину.

Я бегло бросил взгляд на Нику. Она тоже всё это видела. И, со страхом на лице, держалась за меня. Теперь именно мы с ней находились в самом начале трамвая. И только мы видели эту женщину. Кто же она, чёрт подери?

Когда до поворота оставался десяток метров, я увидел, что она вытянула свои руки.

Ко мне.

Я чувствовал это. И внутри у меня всё обледенело. Не видя её лица, я знал: она смотрит только на меня. И ждёт именно меня! Я зачем-то ей нужен. И всё происходящее — только ради этого. Я — причина трагедии всех этих людей.

Меня охватил дикий ужас. Я закрыл глаза и сильно стиснул зубы.

Через короткое мгновение раздался невыносимый визг. Это колёса… Трамвай стал резко уходить влево…

Держа изо всех сил Нику, я снова раскрыл глаза. Люди в салоне сбились в одну кричащую и бросаемую из стороны в сторону массу. Вагон, летя вперёд, стал опрокидываться на бок. Он скрежетал по асфальту, брызжа краснющими искрами, долетавшими до самых окон.

О, мой Бог! Да ведь это — верная Смерть. Вот она, раскрывает свою величественную пасть…

Трамвай полностью перевернулся. Но продолжал упорно нестись по дороге. Людей в салоне кидало, словно игрушки в коробке разбуянившегося ребёнка. У кого-то отрывало руки и ноги. Кто-то ломал позвоночник. На стенке салона уже висела, точно тёмно-красный мякиш, чья-то разорванная плоть.

Отовсюду, заполняя собой всё пространство, доносились вопли и крики…

*

— Роман… — говорил голос откуда-то издалека.

Я открыл глаза. Темно. За окном дождь.

— Проснись, Роман, проснись, — повторял голос Ники.

— Я… я кричал? — приподнялся я, чувствуя на своих щеках слёзы.

— Ещё как, — обеспокоенно ответила Ника и обняла меня.

— Этот сон… он был так реален, — сглотнул я слюну, продолжая дрожать.

— Мне тоже часто снятся кошмары, — произнесла Ника. Затем встала и включила свет. Зажглась та одинокая лампочка, заставив меня зажмуриться. Ника вышла на кухню и принесла мне стакан воды.

— А о чём твои кошмары? — спросил я, опустошив стакан одним глотком.

— Всегда одно и то же. За мной кто-то бежит, чтобы убить.

— У меня было несколько иначе. Но не менее ужасно… И что обычно происходит в твоих кошмарах в самом конце?

— Перед самой смертью я просыпаюсь, — Ника, в белой ночнушке, присела рядом.

— Надеюсь, после настоящей смерти люди не просыпаются где-нибудь в другой жизни, — откинулся я головой на мокрую подушку. И мысленно кольнул себя за беспричинное нелепое высказывание.

— Отдохни, — легла Ника рядом, положив мне на мокрый лоб свою ладонь.

Какое-то время мы лежали молча, и я вспоминал детали сна. Да, порой сон бывает настолько ужасен, что возвращение в реальность воспринимается как самый щедрый подарок Вселенной. Ощущаешь поистине подлинное утешение, что всё произошедшее было не по-настоящему. И даже начинаешь благодарить кого-то, наверное, ту же самую Вселенную, понимая, что твоя реальность куда лучше и спокойнее снов.

— О чём сейчас думаешь? — спросила Ника спустя несколько минут.

— Честно?

— Ага.

— О твоей груди.

Ника, чуть раскрыв свои тёмно-бардовые губы, скользнула взглядом по своей груди, а затем снова посмотрела на меня.

— А что с ней? — удивлённо спросила она.

— Понимаешь… несмотря на то, что ты очень худенькая и маленькая, она у тебя большая. Ты вроде бы такая малышка, но с очень женственной грудью.

Лицо Ники моментально вспыхнуло.

— И это меня потрясает, — закончил я.

Она продолжала смущённо молчать.

— Прости. Я просто пытаюсь отвлечься, забыть о сне.

— Ничего… — тихо ответила она. — Зато ты ответил честно…

Я снова взглянул на неё. В ночнушке, с собранными волосами, оголяющими её тонкую шею, она лежала рядом, продолжая смущённо смотреть вверх.

— А о чём сейчас думаешь ты? — спросил я.

— Даже не знаю… не удаётся думать о чём-то конкретном.

— Такое бывает.

— Хотя… если отвечать тоже честно, то я думала о том, как мне были приятны твои слова о моей груди. Спасибо…