Земля и люди. Очерки.
Шрифт:
Может быть, не стоит заострять внимание на сокращении именно рабочего дня, а поставить вопрос по-другому: поговорить об уплотнении сроков сева, сенокоса, уборки, осенней пахоты? Можно и так. И тем не менее в любом случае не избежать разговора об организации труда сельских специалистов. Все упирается именно в нее. С нее и надо начинать. Собственно говоря, в моем очерке и шел разговор о том, что в совхозе, где работает Дроздов, в противоположность «Красной звезде» и «Веселому» никуда негодная организация труда, а все остальное — лишь следствие.
…Владимир объявился неожиданно: вскоре после Октябрьских праздников позвонил мне по городскому телефону. В Свердловске он оказался проездом.
— Интересно поглядеть своими глазами.
Прошло еще около двух месяцев. И вдруг как гром среди ясного неба:
Здравствуйте, Владимир Федорович!
Дела у нас в совхозе идут в основном неплохо, но самое интересное состоит в том, что теперь на работу мы все во главе с директором ходим к восьми утра, а в пять вечера — домой.
Конечно, это произошло не по мановению волшебной палочки. Было много споров, сомнений и возражений, причем весьма обоснованных. И даже сейчас, когда мы стараемся работать по-новому, нельзя наверняка сказать, чем все это кончится. Очень трудно с кадрами, еще трудней привыкнуть укладываться в восьмичасовой рабочий день. Но стараемся… Одно несомненно — работать стало теперь намного интересней.
Гончаренко Виктор Никифорович сейчас управляющий, дела у него в отделении идут хорошо.
Урожай в среднем по совхозу составил 17,3 центнера с гектара. План вспашки зяби выполнили. Семена в январе закончили чистить.
В марте мне сдавать кандидатский экзамен. Сижу, читаю по-немецки. Много играю на баяне.
Весной, накануне сева, получаю от Владимира еще одно письмо:
Вот так и живем мы все в совхозе, как я уже писал. Правда, есть и новости. Дело в том, что с 1 февраля и по 1 апреля я был за директора. Прежде всего мы перенесли наряд на утро, на 8 часов 45 минут. Пятнадцати минут вполне достаточно, чтобы обговорить с главными специалистами все дела на предстоящий день. В 5 часов вечера, как правило, уходим домой. Конечно, делать объективные выводы еще рано: ведь прошло только два месяца, но факты все же довольно обнадеживающие.
У нас ежегодно было плохо с ремонтом тракторов, а в этом году все трактора отремонтировали в марте. Оказывается, можно да, пожалуй, и нужно работать по восемь часов.
Весна нынче необычная, в марте все поля черные, выехали бороновать на месяц раньше обычных сроков. Почва сухая. Мы избрали такой метод: заборонуем один раз, потом будем ждать осадков. Если осадков не будет, сеять в сухую землю повременим.
И еще были письма:
Сегодня, 14 мая, посеяли немного ячменя — в низких местах. Вся остальная земля — суха, как порох. Планы таковы: если будут дожди, то будем сеять. В принципе, можно сеять до 10–15 июня. Если не будет дождя, то посеем в июне рожь на корм скоту.
Однако даже в такое тяжелое время мы, как ни странно, на работу ходим к восьми утра. Оказывается, можно все-таки и в посевную так работать.
Наш директор болеет вот уже 4 месяца, у него что-то с сердцем. Врачи говорят — от перегрузки. Если бы мы начали все это на год раньше, то, видимо, наш директор был бы здоров.
На полях, что нынче засеяли в апреле, будет урожай 2–4 центнера, не больше. Некоторые совхозы пошли полностью на апрельский сев. Все сгорело. У нас сейчас покупают прошлогоднюю солому шесть хозяйств.
Мы сеяли с 12 по 20 июня. Много было разговоров, что поздно, что все равно все засохнет и т. д.
После дождя, прошедшего 12 июня, все же рискнули. Всходы были отличные, состояние хлеба нормальное. Думаем, что наш риск себя оправдает.
Наш директор уходит с работы по болезни сердца. Ждем нового.
Весна была плохая, и осень не лучше. Уборка проходит в трудных условиях — начались дожди. На 17 сентября убрали только половину зерновых. Духом не падаем. Хлеб мы должны убрать и уберем. Правда, распорядок дня нарушаем, но это временно и далеко не так, как в прошлогоднюю страду. Во всяком случае, завтракаем, обедаем и ужинаем нормально. К 3 октября план сдачи зерна государству выполнен на девяносто процентов, семена тоже почти уже засыпаны. Так что план мы не только выполним, но и перевыполним.
А следующий год был опять урожайный:
Отсеялись быстро, за неделю. В этом году в посевную также ходили на работу к 8 утра, и ничего не случилось: урожай вырастили хороший. Больше всего хлеба на втором отделении, у В. Н. Гончаренко — по 24 центнера с гектара. Это отделение нынче забрало все знамена и премии.
Не следует только думать, что вот так, с налету, решены были в совхозе все насущные проблемы. Их много, проблем. Решаются старые — возникают новые.
А у Владимира Ивановича и вовсе забот полон рот. Прошедшей весной его избрали секретарем совхозной партийной организации. В этой роли я и увидел его, когда снова через два года приехал в совхоз.
Вышло так, что я попал туда в субботу вечером, а воскресным утром весь управляющий персонал, включая директора, парторга и главных специалистов, выехал на массовку.
Разумеется, я присоединился к обществу. Весь день купались, загорали, удили рыбу, варили уху.
Между тем в понедельник совхоз должен был приступить к уборке хлебов. По правде сказать, непривычно было мне видеть руководителей хозяйства коллективно отдыхающими на берегу речки в самый канун уборочной страды.
Когда я сказал об этом Владимиру, он рассмеялся.
— Все будет в порядке. Техника готова, кадры механизаторов подобраны. Пусть люди отдохнут перед работой.
Утром в понедельник комбайны приступили к косовице.
Мне не терпелось посмотреть на «божьи» поля. Как-то они нынче?
— А никак, — сказал Владимир Иванович. — Одни сорняки на них. На сено списаны.
Вот те на! Я не верил своим ушам. Погодные условия как будто неплохие — не то что в предыдущем, на редкость урожайном году, но и далеко не то что в позапрошлом, неурожайном. Средние условия, при которых получают зерна столько, сколько предусмотрено планом, и еще, может быть, «полстолька и четверть столька». Во всяком случае, от «божьих»-то полей можно было ожидать если не по двести, то хоть по сотне пудов с гектара.