Земля точка небо

– Он юрист по образованию.

– Ты уверена?

– Чего тебе ВСЕ всё должны говорить прямо? – Лиза грохнула чашку на поднос и сжала пальцы. – С чего ты взял, что нужно всем тыкать в лицо свою правду? Не знаю, и не важно, это твое личное общение, тебе и решать. Но чего ты лезешь решать за других? Разве можно считать себя лучше них просто потому, что ты больше видел и больше перестрадал? Что хорошего в этих страданиях? Это просто… просто глупо! – ей в нос попала капелька воды из мокрого воздуха. Лиза чихнула и забыла, к чему вела речь.

Дима сидел и улыбался.

– Ты его любишь! Не знаю, насколько меня, но его точно в сто раз больше.

– Никого я не люблю, – пробубнила Лиза в забитый нос. – Мы все – просто друзья.

Дима протянул руку, выдернул чистую салфетку из ее кармана и протянул ей.

– Разве бывает такая дружба?

– Видно, бывает, – Лиза шмыгнула носом. – Дружба как дружба, просто очень странная.

Она промокнула глаза салфеткой и снова взяла чашку.

...

14 ноября 2003 года

И снова были Альпы: черное лоскутное шоссе, кромка деревьев, аромат отсыревших сосен и едкий, вкрадчивый запах виноградной лозы. Синица, маленькая и беззаботная, гуляла по разделительной полосе, а он подошел, коснулся ее руки и с осторожной настойчивостью увлек девушку прочь, к самой обочине, где ее не смог бы – никогда – задеть ни один ночной грузовик.

– Ну что? – спросила она, как всегда легко позволив увести себя. – Как оно?

– В общем, непонятно, – сказал он, стараясь попасть в ногу с неутомимой Синицей. – В журнале теперь все мне говорят «привет» и «здравствуйте», у нас куча людей, и даже те, кого я не знаю, всегда приходят ко мне здороваться. Даже Е. М., и та мне кивает на входе.

– Кто такая Е. М.?

– Елена Михайловна, – сказала Ксюша, усаживаясь напротив главного редактора. – Все-таки вы должны признать, что это – настоящая журналистика.

Главный редактор помолчала, вынула сигарету из-за уха, глянула по сторонам и стукнула фильтром о стол.

– Если пацан молодой и не знает, что можно, а чего нет – это не делает его хорошим журналистом.

– И все равно, – Ксюша мельком осмотрела свои ногти. – Все равно, разве не здорово, что кто-то вот так занимается этим, вот такими расследованиями…

– Нет.

– Но, – Ксюша придвинула стул поближе. Елена Михайловна устало поморщилась. – Вот вдруг мы его отпустим, а он пойдет в другое место работать, и с ним по неопытности что-то случится? Разве вы не переживаете за него совсем?

– Нет. И Ксения, хорош давить на инстинкты. У меня дома взрослый ребенок. Твой парень сам хочет уйти.

– Хочет потому, что нет интересной работы.

– Ее и не будет. Еще придумаешь аргументы, или с тебя достаточно?

– Его все ОБОЖАЮТ!

– Что? – Елена Михайловна склонилась вперед, едва не переломив сигарету. – Кто?

– Все! – Ксюша тоже подалась навстречу. – Все девочки слышали про его список, и все думают, что он талант, и что таких надо беречь!

– С моей точки зрения это ничего не меняет, – ответила главный редактор, откинувшись назад и сунув несчастную сигарету между коронок в углу рта. – У нас по-прежнему нет для него работы.

– Машка сказала, что отдаст ему письма читателей, – торопливо добавила Ксюша.

Елена Михайловна еще больше откинулась в кресле, жуя сигарету.

– Ну, девочки… Я вообще не знаю… вы прямо не редакция, а какой-то детсад, черт меня дери.

– Спасибо! – Ксюша вскочила и зарумянилась, торопливо собирая бумаги. – Я тогда передам Машке, что всё в порядке…

– Доиграетесь вы, – пообещала главный редактор, наполовину прикрыв глаза.

Снова Альпы, и Синица улыбнулась.

– Вот, – сказал он ей.

– Что?

Дима очнулся. У самого дивана в полумраке светились чьи-то очертания. Это был Максим, – полностью одетый, пахнувший холодной улицей и еловым перегаром мартини.

...

14 ноября 2003 года

Весь день Лиза чувствовала себя неважно, и только к вечеру, когда начались месячные, ей стало ясно, почему осенний город стал так противен и отчего с утра она кричала на Димку. – но извиняться было уже поздно. Лиза приняла вечерний душ, нацепила широкую неудобную прокладку и забралась под одеяло, укрывшись до самого подбородка.

Так ее и обнаружил Макс. Он ввалился к ней в спальню почти без стука (пьяный, конечно) и возбужденным шепотом принялся шелестеть о том, как на студии вышел на кого надо и переговорил с кем следует, и кто надо проникся, и завтра же идея пойдет в обсуждение. Лиза лежала и думала о том, что, с одной стороны, она ждала вестей целый день, а с другой, он мог бы и подождать до утра, и пускай, с третьей стороны, она ему благодарна, но, с четвертой стороны, как невыносимо всё у нее сейчас ныло.

– Конечно, пока дело за маркетингом, но по концепции уже завтра можно будет говорить более определенно…

Максим достал сигарету и щелкнул зажигалкой.

– Извини, ты не мог бы здесь не курить? – попросила Лиза из-под одеяла.

– Но у тебя ведь и так накурено, – Макс огляделся, придвинул к себе тяжелую пепельницу и положил сигарету на хрустальный зазубренный край.

– Пожалуйста, не кури, – упрямо повторила Лиза. – Я не очень хорошо себя чувствую.

– Да ладно тебе, – Максим недовольно сломал и потушил едва начатый окурок.

«Что значит – нехорошо себя чувствую? », – возмутился он мысленно. Как можно плохо себя чувствовать в такие решающие моменты? Когда тебе принесли такие новости.

Когда ради тебя столько сделали.

– Мы выпьем хотя бы? – предложил он.

– Нет! Нет, ты что, – Лиза повернулась на бок. – Я не могу сейчас.

– Извини, но что это за херня, – Макс обиделся. – Прихожу тут, время еще детское, а меня никто не дождался, все спят… то есть…

Максим замялся и глянул через плечо на приоткрытую дверь.