Земля точка небо

– Трудно было? – спросила Лиза.

– Профессиональный интерес?

– С чего ты взял? Хотя, может быть.

– Ну, это не глюки, никакого «Трейнспоттинга» и такой хрени. Скорее как отравление. И жить очень погано. Всё серое, серое и серое.

Несколько мгновений Лиза в тишине пускала дым, ожидая продолжения.

– И что же? – не выдержала она.

– А? – Макс поднял голову. – Да, то есть, если бы, скажем, в этот Новый год получилась бы аналогичная ситуация, можно было бы запросто завязать с алкоголем.

– Но ведь, – Лиза постучала сигаретой о каемку блюдца. – Еще раз такого не будет.

– Нет, – согласился Максим.

– И к чему ты?..

– Просто. Рассказал тебе историю из своей жизни.

Вдруг Лиза поняла и расхохоталась, не сумев удержаться.

– Нет, – сказала она, захлебываясь от смеха. – Нет, нет, так не получится.

– Что не получится?

– Когда я объясняла насчет открытости, – Лиза снова рассмеялась, видя его суровое лицо. – Я же не говорила, что нужно изливать душу по первому удобному поводу. Дело не в этом, а в умении слушать, проявлять интерес к людям.

– Ну ладно, – Макс откинулся назад и скрестил на груди руки. – Рассказывай.

– Нет-нет-нет, – кашляя от хохота, Лиза уронила сигарету. – Пожалуйста, не обижайся.

Максим наблюдал за ней, упрямо сплетя руки.

Лиза хихикнула в последний раз и успокоилась. Она тронула запястье Макса и выпутала его руку из плотного узла на груди.

– Тебе незачем стараться мне понравиться, – сказала она, глядя ему в лицо. – Если бы ты мне не нравился, я не жила бы с тобой в одной квартире.

Максим дернулся, пытаясь вернуть руку на место, потом безрадостно кивнул и вытряхнул из пачки новую сигарету.

...

12 января 2004 года

Он хотел видеть ее так срочно, что едва думал о подробностях, и Синица явилась ему на пустом отрезке дороги, ведущей из ниоткуда в никуда. Она шла по разделительной полосе, и ни один грузовик теперь не угрожал ей.

– Ну, чего так завелся? – Синица улыбнулась. Она поднялась на цыпочки, ухватившись для равновесия за его локоть, и старалась идти строго по желтой полосе.

– Даже не знаю, – признался он. – Ехал домой на автобусе.

– По поводу?

– В общем, – он помялся. – В рождественском номере было наше коллективное фото, на весь разворот, и меня поставили в середине.

– Как единственного парня? – Синица выполнила пируэт, не удержалась и наступила мимо полосы.

– Наверное.

– Бабы, – она снова встала на цыпочки.

– В общем, получилось, что я на сгибе двух страниц и меня не видно, – он тихо засмеялся, чтобы не поднимать шум в пустой гостиной. – Представь, руки и ноги есть, а головы нет.

– Наехал хоть на них?

– Зачем? Тем более, они сами прибегали извиняться. Теперь все девочки в редакции ищут, чем меня порадовать.

– Кормят тебя с руки? – фыркнула Синица, ухватившись за его локоть.

– Да нет, кормили меня и раньше, – признался он. – Они мне помогают. Учат писать, находят темы… Даже напечатали со мной интервью.

– Так это же круто! – она поощрительно дернула его за руку.

– За интервью мне как-то муторно. Там еще и фотография на полстраницы – у меня от нее ноги ватные. И это еще не всё…

– Скажи, ты хотел бы стать редактором? – Ксюша остановилась у его перегородки, уперев кулачки в бока.

– Не знаю, – промычал Дима. Он безуспешно пытался закрыть колонку, и его до сих пор слегка мутило после интервью с фотографией. – Что ты сказала?

– Я сказала, – отчеканила Ксюша, тряхнув челкой. – «Хотел бы ты стать редактором?». Спорт, интим, досуг, аномалии.

– Подожди, подожди, – он потряс рукой у затылка. – Это же твои разделы?

– Мои. Я ухожу.

– Куда?..

– В открытый космос! Неужели не понятно? Я – увольняюсь.

– Но… зачем? Что-то случилось?

– Митяй, ты хороший парень, оки? Еще мне нравится, когда ты пишешь о себе, но, честно, как журналист ты мог бы больше смотреть по сторонам, – сказала Ксюша и ушла, не добавив ни капли объяснений.

– Странная девочка, – отметила Синица. Она забыла о полосе и шла рядом, держась за его локоть. – И теперь ты редактор?

– Нет. Еще нет. Но к этому идет.

– И тебе страшно.

– Скорей неприятно.

– Почему?

– Вначале было интересно, а теперь… такое серьезное дело.

Синица поморщилась и скосила в его сторону колючие зеленые глаза.

– В мире не бывает серьезных дел, – заявила она. – Разве что ты убьешь кого-нибудь.

– Эй.

Дима открыл глаза. У дивана в полумраке расплывался Макс.

– Не спишь еще? Пива не желаешь?

– Спасибо, не надо, – Дима откинул покрывало и сел, растирая веки.

Усевшись рядом, Максим отхлебнул пива сам. Это была «тройка», пустая горькая водичка. Но им приходилось экономить – точнее, не им, а ей, но Макс не решался тратить деньги на себя, пока Лиза не могла достойно зарабатывать. От студии не было известий – верхушка ушла на зимние каникулы – и Лизе приходилось искать заказы в медицинских журналах, десятками писать заметки по четыре доллара штука, надеясь, что заплатят сразу же. Наблюдая это, Макс не выдержал и решил пойти на жертвы. Он бросил «девятку» и начал брать «семерку». Когда стало ясно, что на «семерке» не сэкономишь, он пошел еще дальше, решившись на «тройку». Она была прозрачна, неприятна на вкус и стоила немногим дешевле, но дальше идти оказалось некуда. Дальше был только «ноль».

Максим сделал глоток острой горечи и разместил бутылку возле колена.

– П-п-п, – задумчиво попыхтел он. – Так что?

Дима не нашелся, что ответить.

– Ты всё-таки просто механик, или биомеханик?

– То и то, – Дима нетвердо улыбнулся.

Макс ухмыльнулся в ответ:

– Ни фига себе! И где такому учат?

– В институте и в армии.

Максим уставился на горлышко бутылки, метнул короткий взгляд на Диму и снова глянул перед собой.

– Ты был в армии?

– Да, уже с дипломом, меня там записали как «механик-водитель». Пришлось учиться.

Макс отпил ненавистную «тройку» и облизнул губы.

– Ну и как там, в армии? – спросил он неровным голосом.

– Да… где-то, не знаю, как в детском саду… Сырники, запеканка, песочница и лестницы.

– Куда уходит детство, – объявил Максим, глядя в горлышко, словно в микроскоп.

– А?

– Ничего. Я, честно говоря, не удивляюсь, что тебя взяли в печатное издание. Иногда как расскажешь…

Что-то кольнуло его в ладонь. Пошарив между диванных подушек, Макс вытащил тонкую листовку, истертую по краям. Вся она была замалевана черным – уцелела только девочка, чуть пухленькая, на вид так себе, зато совершенно голая.