Земля точка небо
Шрифт:
15 сентября 2005 года
Лысый доктор ушел.
Ночь украшает больницу. Звучит странно, но это так. Свет уличных фонарей ложится сквозь решетки извилистым орнаментом, ровняет голые стены, маскирует трещины и пятна сырости, разглаживает самые непривлекательные углы. В полночь фонари гаснут, и между прутьев заглядывает луна, и даже горбатый линолеум, даже жуткие узоры на туалетном кафеле приобретают волшебный оттенок.
Доктор ушел, и у него был довольный вид. Может быть, после хорошего ужина и долгого отдыха на кроватной сетке. А может, он считал, что раскопал что-нибудь. Если так –
Ночью можно гулять. Недалеко – в коридор, на лестницу, в душевые. Можно принимать наркотики, если они есть. Можно заняться онанизмом. Или поговорить. Можно даже с кем-то, если найдется с кем. Скромная программа, но многим ее хватает. И я говорю не только о местных обитателях.
Со мной беда в другом – когда не с кем говорить, я думаю, постоянно думаю, и это меня тревожит.
Вот первое, о чем я не рассказал инспектору: «Сименс», мой сотовый, на самом деле не мой. Но я всегда держу его рядом. Днем он лежит в нагрудном кармане. По ночам торчит в розетке у изголовья кровати; с утра он всегда заряжен на сто процентов. Иногда телефон просыпается, и загорается экран, и я кидаюсь на двойной гудок, если я рядом. Беру его в руки, проверяю ящик. В основном это мусор: бесплатные мелодии, ненужные мне скидки и акции. Выиграй машину. Загрузи новый хит. Приведи трех друзей. Отправь 50 поздравлений.
Они думают, я здесь из-за того, что убил человека. Или считаю, что убил. А на деле – я здесь из-за этого старого мобильника. Потому что в ту ночь он просигналил в последний раз. Я прищурился на экран, спросонья пытаясь разобрать латиницу.
Срок действия данного номера истекает 25/07/2005. Номер будет заблокирован с 0:00 26/07/2005.
Так закончилось прошлое, без грохота и без шума. Так я попал в настоящее – всё равно больше идти было некуда. И вот я здесь, уже почти два месяца.
И до сих пор ищу способ вернуться.
25 мая 2005 года
– Как-то холодно, – сказала она.
А еще ты опять сидишь в наклонном кресле и снова пялишься в наклонный экран .
«Не в экран», – поправила себя Лиза. Это был не экран, а лобовое стекло. Руки у обочины скребли по нему как ветки, царапали ногтями, задевали костяшками пальцев, но в урчание мотора не вмешивался ни один посторонний звук. Только…
– Холодно как-то, – повторила Лиза чуть громче.
Шлеп. Чужая ладонь прижала к наклонному стеклу бумажку. Сто долларов. Сотня баксов за подбросить. Максим нервно вдавил педаль, рука замешкалась и пропала.
– Да нормально, почему, – сказал он, шевеля бледными губами. – Это, возможно, даже не микроклимат, а естественный сквозняк. Хочешь, окно слегка опущу?
– Нет! – торопливо отозвалась Лиза. – Нет, ты прав, показалось.
Над бесконечной чередой прохожих скользнула знакомая вывеска. Тот самый фастфуд, где Лиза обедала с Катькой. Возле спортивного центра с бассейном и забором. Целых три часа они с Максом пытались убежать, а Москва всякий раз ловила их, опутывая щупальцами знакомых улиц, дразня обрывками надоевших пейзажей, стискивая в километровых пробках и хватаясь миллионом голосующих рук. Обезумевший город не собирался отпускать их.
– Опять мы здесь, – Лиза потрогала матовый квадрат на приборной доске. – У тебя же бортовой компьютер. Там же и карта есть, наверное. Может, включишь его
всё-таки?Максим пошевелил кадыком и хрипло отозвался.
– Я не знаю, как.
– То есть?
Он не собирался отвечать, но Лиза смотрела на Макса, пока тот не сдался.
– Да, – сказал он. – Да, скажи это прямо, я идиот, у меня тачка уже месяц, а я до сих пор не разобрался в ней.
– Как?.. Это же «шестисотый». Ты говорил, у твоего отца был точно такой!
– Не говорил. И это не «шестисотый». Разве что похож немного. Снаружи.
Мысли в ее несчастной голове кинулись врассыпную, и совсем отказывались цепляться друг за друга. Лиза коснулась пальцами серой панели и отдернула их. На пластике остался смазанный черный след.
– Блин… ты бы ее… протер бы иногда, что ли, – сказала она. – Или помыл, не знаю даже.
– Я мыл, но давно. Я не ездил с тех пор как всё это, – Макс очертил дугу подбородком. – Началось. Всё это.
– Как не ездил? Почему?
– Не хотел, чтобы меня в ней узнали. Еще краской потом изрисовали бы, эти говнюки, ты же сама видела, м-мудаки, от них всего можно ждать, м-м… – он дважды шлепнул в мягкий руль кулаком.
Вдруг до Лизы дошло.
Он боится.
«Боже, Макс, тебя же трясет от страха. И ты молчишь».
– Стоп, – Лиза мысленно зажала в кулаке собственные нервы. Выручать их было некому, и от этой мысли ей стало немного легче. – Остановись. Останови машину. СТОП.
Максим будто ждал команды. Он повернул руль, машина плавно вильнула к обочине и заглохла. К ней моментально сбежались люди, они бродили вокруг, барабанили по стеклу, дёргали все четыре дверные ручки и глухо требовали внимания. Ни Лиза, ни Макс больше не замечали их. Теперь – наконец – они смотрели только друг на друга.
– Давай по порядку, – Лиза сморщила нос и кольнула виски ногтями. – С чего ты вообще решил, что с… с ним что-то произошло?
25 мая 2005 года
Утром в студии пропал интернет, и всякая работа остановилась. Люди галдели в коридоре, шумели на лестницах и непрерывно совались к Максиму в дверь, не утруждаясь прикрыть ее за собой. Макс не выдержал. Он бросил кабинет и полчаса бродил по внутренностям «Мега-44го», пытаясь отыскать хоть один спокойный угол, но повсюду теперь копошились люди. Они завтракали и курили, радовались и негодовали, совали Максиму свободные и занятые руки, говорили «привет», говорили «как дела», а он по-прежнему не был уверен, что видел их раньше и хочет видеть сейчас.
И что у него есть какие-то дела.
Сдавшись, Макс вернулся к себе.
Третий день он ездил сюда по инерции, как в былые времена, ранним утром, в диком, живом и беснующемся столичном метро, где рассветные маньяки уже мешались с дневной тягловой силой и плотными волнами пробивалась в центральные районы суетливая занятая толпа. Его выплевывал наружу эскалатор, подталкивали в спину заботливые прохожие, тянул наверх зеркальный студийный лифт, и Максим, сделав несколько шагов по ковру, оказывался в родном осточертевшем кабинете, будто и не покидал его.
Будто ничего еще не случилось.
Макс даже не помнил, как бывал дома: все его внимание пожирали часы, проведенные здесь. Пристальные, тревожные секунды, продавленные в кресле, у молчавшего телефона.
Он ждал короткого холодного увольнения.
Он ждал ругани и кровавых мер.
Он ждал, что позвонит Бергалиева. Или Члеянц. Или охрана здания.
Он ждал официоза. Ждал перехода на личности. Ждал непрофессионализма.
И в этот момент, когда в офисе не было даже интернета, настольный телефон забулькал и затрещал.