Земляки по разуму

— Сильно стучат, — уточнил друг.

— Что будем делать?

— Стучите и имеющие уши вас услышат… Может быть, постучать в ответ?

— Угу, стучите и вас повысят в звании. Надо открывать.

«Правильно. Мы их в шлюзе экранируем и посмотрим, что это за звери», — решил Саньковский и нажал нужную кнопку.

— Бежим на выход, — скомандовал он Длинному.

Внутри шлюза топтались майор и Горелов. Так показалось Семену с первого взгляда, но, рассмотрев парочку получше, он нашел некоторые отличия от оригиналов. Во-первых, встретившись с ними глазами, Саньковский не заметил там никакой радости, что было, по крайней мере, неестественно, так как, будь они галлюцинациями, то вели бы себя адекватно ожиданию переутомленного мозга, а во-вторых, кожа на обоих была не настоящей, а обтягивала кажущиеся аморфными тела, словно тонкая оболочка колбасный фарш.

— Что-то здесь не то, — пробормотал Семен после довольно продолжительного визуального наблюдения за гостями, на протяжении которого Длинный пытался на мигах выяснить у тех, где находится ближайший винно-водочный магазин.

— Странные какие-то, — неожиданно согласился друг. — Не знают ни одного универсального жеста… Нельзя ли их как-то дистанционно проанализировать?

— А ведь наверняка можно, — щелкнул пальцами Саньковский, вспомнив рассказ Вождя о том, как Тохиониус зондировал Бубла. — Дело говоришь.

За эти слова Длинный разом снял с друга все подозрения в умственной неполноценности.

Результаты зондирования, мягко говоря, потрясали воображение. После того, как Семен озвучил распечатку, друзья были в состоянии лишь молча таращиться на растерянные лица друг друга. Да и что они могли сказать, чтобы не обидеть один другого, если компьютер черным по белому нес дикую ахинею, будто бы внешняя оболочка объектов проведенного исследования представляет собой примитивную модель искусственного интеллекта на основе биоэлектронных полимеров, наполнителем которой является в одном случае (майор) — свиная тушенка, а во втором (Горелов) — С ₂Н ₅ОН, разбавленный Н ₂О и незначительным количеством других ингредиентов, то есть водка.

— Этого не может быть, — выдавил наконец из себя потрясенный Семен, придя к напрашивающемуся самим собой выводу, что у компьютера галлюцинаций быть не может. — Это какое-то надругательство…

— Над мечтой! — Длинный сжал кулаки. — Ну-ка, включи рацию. Я сейчас этим телепатам…

— Они не телепаты, — вздохнул Семен.

— Тогда, может, это… — друг скосил глаза на приборную консоль, — телепат у нас компьютер?..

— Ха, тогда он должен был покончить с собой еще при посадке. Нет, тут что-то другое и без ста грамм нам с этим не разобраться…

У Длинного отвисла челюсть.

— Ты что, предлагаешь?..

— А что? Даренному коню в зубы не смотрят, — цыкнул зубом Саньковский. — Надеюсь, что местные придурки о взятии Трои не читали. Кроме того, еще совсем недавно ты не имел ничего против каннибализма. Теперь тебе предоставляется шанс совместить его с вампиризмом.

— То есть?..

— Попьем, так сказать, квазикровушки, закусим, гм, квазичеловечинкой…

Семен решительно направился в тамбур. Длинный икнул и последовал за ним.

— У тебя есть план? — поинтересовался он у спины впереди.

— В плане покурить? — тон Саньковского был нервно-веселым и отдавал истерической бесшабашностью, с которой, должно быть, берсеркеры бросались в гущу врагов. — К сожалению, нет. Будем действовать по обстоятельствам. Какими бы благоприятными они ни были.

— Благо?.. — Длинный осекся.

Они стояли перед шлюзовой камерой.

***

— …вопрос стоит так: либо она приходит в себя и, естественно, рожает, либо же не приходит… — бубнил устало доктор, отловленный старушками после мертвого часа.

— И рожает неестественно, — издевательски подхватила Наталья Григорьевна. — Главное, чтобы к исходу декабря родила богатыря. Такого же недоношенного, как его папа! Вы мне тут лапшу на уши не вешайте, а скажите прямо — что собираетесь делать?

— Я думаю, что, скорее всего, дело кончится кесаревым сечением…

— А тело?

— Что тело?

— Тоже кончится?! — повысила голос Наталья Григорьевна. — Я тут вас всех предупреждаю!..

Мария уже битый час слушала эту болтовню, столь же полезную для ее здоровья, как и утренние мысли Варвары Моисеевны о вечном. Последние, кстати, были ей чем-то близки и одолевали ее все чаще и чаще. Любовь и Космос — что может быть более вечным?..

«Так-то оно конечно так, — думала тоскливо Саньковская, пребывая в положении еще более беспомощном, нежели уже родившийся младенец. — Бог сотворил небо и звезды, а затем людей и любовь. Вот только кажется мне, что если и был у него какой-то вселенский план, то он его давно выкурил… И, как прямое следствие Его наркотических галлюцинаций, появились инопланетяне. Черт его знает из чего Он их лепил, но… злоупотребление рыбными консервами в наше время может привести к ботулизму… А Семен только ими и запасся…»

Мысли снова вернулись к мужу. Теперь от него зависело все. Или он вернется, или… Или что?

Вопрос был настолько неудобоваримым, что Мария решила думать о чем-то более аппетитном. Ее, кстати, кормили исключительно внутривенно и поэтому воспоминания о еде, настоящей еде преследовало уже не первый день. О, этот аромат свежеиспеченного хлеба, его вкус, который появляется во время жевания!.. А холод родниковой воды, которая без вкуса и запаха!..

В общем, иногда Саньковская серьезно думала, что ей было бы гораздо приятнее оказаться в тюрьме, а не в утробе, что лишний раз доказывает аксиому — человеку, а особенно женщине, угодить практически невозможно.

Мария мысленно вздохнула, вспомнив о запахе котлет, который стоял в кухне в тот день, когда она попрощалась с мужем, и непроизвольно дрыгнула ножкой. А когда подумала, что уже практически не помнит запах Семен, то ей стало совсем уж тошно.

И тут в ослабленное тоской сознание прокралась подлая мыслишка, довольно обыкновенная в подобной ситуации, когда и менее психически уравновешенные натуры, нежели у Марии, сходили с ума. И нет никакой разницы, находится ли женщина в каменном мешке, как Мария Стюарт, или же в кожаном… — ее естество требует свое.

«Он опоздает… Опоздает, — зудел комар разлуки, словно кровь, высасывая ее надежду, — и придется ждать весь долгий период полового созревания, чтобы заняться с ним кровосмесительством, ведь твое сознание будет обречено расти в теле твоей дочери. Опять эти прыщи и прочие прелести отрочества… Кстати, как ты относишься к инцесту, Мария?.. Неужели все еще отрицательно? Ничего, время ожидания многих заставляло менять свою точку зрения…»

Саньковская еще раз содрогнулась, и это было замечено старушками, стоявшими у ложа. К тому времени врач уже удалился, оставив их в грустном одиночестве, ведь люди часто остаются одинокими даже в толпе. К сожалению, это редко их радует.