Земляки по разуму
Шрифт:
— …если ей станет хуже, — услышала Мария материнский голос, — то я скормлю тебя твоей псине.
«Ей — это, стало быть, мне», — сделала логический вывод Саньковская, но дальше мыслить не стала, потому как в памяти всплыл сон. Реальный настолько, что она мысленно улыбнулась новому осознанию старого, как мир, выражения: «Вселенная есть Любовь». Сейчас впору было представить себя героиней будущего суперпопулярного шоу для жен космонавтов «Как далеко ты меня любишь?», где связь между любящими поддерживается исключительно
Впрочем, вскоре эйфория схлынула, и Мария попробовала все проанализировать. И по мере того, как она это делала, ее все больше охватывало смутное беспокойство.
Если мать с подругой напугали ее вначале, то страх перед сном начал проявляться только теперь и чем дальше Саньковская думала над чужой реальностью, вторгнувшейся к ней в сознание, тем больший ужас ее охватывал. Была некая ускользающая нестыковка во всем том, что на первый взгляд казалось почти обычным и по-своему, если верить Фрейду, логичным.
Да, она скучала за мужем, которому жарила в последний путь… — тут Мария себя одернула и мысленно перекрестилась, представив, что сплевывает через левое плечо, — …котлеты. И тем более не было ничего угрожающего семейному счастью в том, что в ее сне присутствовал Длинный — все-таки они полетели вместе, — подозрительным было другое. Он искал какую-то косточку, чтобы заказать котлеты по-киевски…
И тут Саньковскую осенило — загвоздка была в том, что Длинный обращался именно к ней, — а ведь она ему сниться не могла! — и к тому же на экране она видела Семена в таком виде, в каком он ей никогда на глаза не попадался…
От напряженной умственной работы едва наметившимися у эмбриона извилинами Мария окончательно выбилась из сил, но все же незрелый мозг не успел отключиться до того, как его погрузила в пучину меланхолии мысль о том, что никогда и ни при каких обстоятельствах человеку не может присниться то, чего не существует во Вселенной. Далее из этого следовало, что если такой сон ей таки приснился, то где-то под чужим небом в самом деле шляется пьяный муж, а Длинный обнаглел до того, что перебирает харчами. Вывод напрашивался только один — ей неоткуда ждать помощи…
Меланхолия сменилась едва ли не эмоциональным аналогом кровоизлияния, а сознание заметалось среди теней нахлынувшей жути. Затрещали и рухнули неумело запечатанные Фасилиясом шлюзы подсознания и оттуда, подобно жабе, возомнившей себя подводной лодкой, всплыла разная нечисть вплоть до комплекса Электры, таящемся в каждой женщине. Именно он вошел в резонанс с аналогичным комплексом ребенка, который у того был запрограммирован на генном уровне. А если быть точнее, у того в ДНК было запрограммировано вообще черт знает что, ведь не стоит доверять инопланетянам ковыряние в мозгах своих и мужа. В этом контексте гораздо безобиднее пустить козла в огород, нежели псевдоосьминога в святая святых…
Сознание Марии утонуло в разбушевавшемся хаосе нервных тканей ребенка, незамутненных душой, и спустя некоторое время было выплеснуто на берег — свой ли,
чужой ли?.. Она долго лежала, боясь открыть глаза.Длинный очень медленно направился к Семену, который хлопал квазидвойника по плечу, от чего тот приседал, шатался, но попыток уклониться не предпринимал. Со стороны это выглядело очень театрально и тошнотворно.
— Слышишь, — Длинный осторожно подергал друга за рукав, — тебе еще не надоело?
— Как может надоесть то, что делаешь первый раз в жизни! — в восторге Саньковского Длинному послышалась фальшь.
«Наверное, опять какое-то правило чертовой дипломатии», — с тоской подумалось ему, но вслух он произнес:
— Поговорить надо.
Семен хотел было послать его к черту, но тут же вспомнил, что в таком случае тот снова замолчит и разговаривать придется с двойником, притом исключительно о древностях Понго-Панча.
— Чего тебе?
— Иди сюда.
Саньковский нехотя оставил свою копию в покое, причем ему показалось, что в искусственных глазах той промелькнуло облегчение, и отошел к другу.
— Ну?
Длинный набрал полную грудь воздуха и с присвистом выдохнул продолжительную фразу, которая началась немного раньше, чем появились первые звуки:
— …жил здесь, то, значит, что-то пил, а если пил, то, выходит, есть вода, да и в водке компьютер ее определил, то быть не может такого, чтобы здесь ее не было в свободном состоянии, а следовательно, если есть хотя бы одна капля, то должно быть и море, где не могут не жить…
Воздух закончился.
Не успела с Семена схлынуть оторопелость, как друг снова вдохнул и победоносно рявкнул:
— Рыбки! Давай их наловим!
— Ты чего, недавно уху ел? Какие к черту рыбки?! Тут же нужна дипломатия, а ты сразу браконьерничать предлагаешь! Молись, чтобы… — Саньковский возвел очи горе и тут лицо его жутко перекосилось.
Длинный на всякий случай отпрыгнул в сторону и попытался проследить за направлением взгляда Семена, однако, вместо ожидаемого лика Господня, который мог бы вызвать у друга такую гримасу, на небе была лишь крохотная точка. Впрочем, она быстро снижалась, если не сказать, падала.
— Чего это? — шепотом спросил он у Саньковского.
— Ложись, идиот!
Друг моментально растянулся рядом, но предыдущий вопрос продолжал его беспокоить:
— Чего это?
— Летающий аквариум, — буркнул Семен, увидел, как радостно расширяются глаза Длинного, и поспешил его разочаровать. — Наверняка какой-то опаздывающий на праздник урод.
— Думаешь, он нас не заметит?
— Сейчас они ни хрена не замечают. В смысле, именно, кроме него… — тут мысли Саньковского, даже неожиданно для него самого, заработали в направлении того, как вернуть себя и Длинного на грешную Землю.
Между тем космический корабль медленно снижался и вскоре совершил мягкую посадку. Однако действия экипажа противоречили благополучному приземлению, и поэтому могло показаться, что первое впечатление, как всегда, ошибочно — пилоты вылетели из корабля на чем-то вроде летающей гантели и помчались как угорелые в сторону космопорта. Или в ту сторону, где он мог бы находиться.
— Сейчас ка-ак шарахнет… — пробормотал сквозь зубы Длинный и пополз, извиваясь всей протяженностью тела, под защиту «тарелки».