Земляки по разуму
Шрифт:
— Ты!!! — гневный и указующий перст десницы, стремящейся стать карающей, был направлен на осьминога. — Ты!!!
Фасилияс сжался в безликий комок и утонул.
— Выныривать! Строиться! Говорить! Ты так просто от меня не скроешься!
— Я, — согласившись с жуткой правдой ее слов, Фасилияс показался на поверхности.
— Что ты сделал с Семеном?!!
— То, что заказывали…
— Он же больше не мужчина! — всхлипнула Мария.
Глаза у Рынды полезли на лоб. Он моментально постиг всю глубину трагедии семьи Саньковских, финал которой разыгрывался на
— О, прими и передай Семену мои соболезнования…
— Ты должен все переделать! — твердо сказала Саньковская, переставшая нуждаться в утешениях три минуты назад.
— Ты, как честный осьминог, обязан все переделать! Иначе мне придется от тебя откреститься, — поддержал справедливое требование крестный отец, впрочем, не совсем представляя себе суть дела.
— Р-рецидивист! — не менее решительно заклеймил преступника Лорд.
Фасилияс посмотрел на них и вокруг себя. Внезапно, но как нельзя вовремя, у него проснулась тоска по родителю, даже тень которого перестала существовать в этом мире исключительно благодаря его стараниям. Тот никогда не позволял себе разговаривать с ним в подобном тоне. Даже выгоняя из дому, голос его звучал по-отечески.
«А ну вас всех к тхариузокам! — подумал инопланетянин. — Попробую сделать все, как было, и не нужна мне никакая сексуальная революция, а то у нас точно Конец Света наступит…»
— О, Васёк! — приветствовало соседа то, что осталось от Саньковского. — Привет, осьминожик!
Рында моментально побледнел, так как по наивности считал, что Семен стал просто импотентом. Ничего хуже его воображение технаря для мужика придумать не могло.
— Ты чего такой бледненький? — продолжал терзать ему нервы Семен-2. — Может, съел чего-то не то?
— Н-нет, все нормально, — Рында неожиданно для себя почувствовал, что при виде соседа к отвращению примешивается незнакомое ранее чувство, ничего общего с естественным не имеющее.
Спрятавшись на кухне, он без колебаний дал Марии согласие быть эталоном в опыте по восстановлению травмированной личности.
Тут же подмешав в кофе снотворного ему и то ли мужу, то ли гею, который вовсю кокетничал с соседом, Саньковская удалилась, дабы соблюсти чистоту эксперимента. Через некоторое время послышался характерный звук, с которым головы соприкоснулись со столешницей, а спустя еще несколько секунд звонок в дверь.
Мария ругнулась, но любопытство победило.
За дверью в белых халатах стояло два санитара. У них были одинаково каменные морды повидавших виды флегматиков.
— Фамилия? — синхронно и безразлично спросили они.
— Саньковская, — ответила она на святой в этом государстве вопрос.
— Он, — сказали друг другу белые халаты и вполне профессионально натянули на нее смирительную рубашку.
Мария только и смогла цапнуть зубами одного из них за предплечье, за что получила от второго короткий хук по челюсти. Очнулась она уже во дворе.
— Так это он или не он? — поинтересовался кто-то.
Саньковская открыла глаза,
но никого не увидела. Пристегнутая к вонючей каталке, она лежала на животе. Рассеянный дневной свет с трудом проникал сквозь стекла — мутные, как образы будущего в видениях пророка. Во рту был кляп. Это не только дополняло картину насилия над личностью, но и мешало поинтересоваться, что же, черт возьми, происходит.— Мм-м!..
— Посмотри еще раз и скажи точно. Переверните его!
Саньковскую перевернули, как недожаренного поросенка, и над ней нависли две карнавальные рожи в белых повязках, скрывающих как особые приметы, так и черные намерения.
— Ну?! — командовала всеми издалека старая карга с волосатой бородавкой на подбородке.
— Либо он изменился до неузнаваемости, либо это не он…
— Если ты с такой же уверенностью ставишь диагнозы, то я твоим пациентам не завидую, дура. Освободите здоровую!
Дюжие флегматики вернули Марии свободу с невозмутимостью молотков. Выскочив из салона машины и расширив ноздри, она обвела всех огненным взором, но выразить то, что думает как о санитарах, так и о карге вкупе со средних лет женщинкой, не решилась. Кажется, первый раз в жизни.
— У вас есть сожитель? — робко поинтересовалась младшая — явно вышеупомянутая дура, — и тут же представилась. — Я ваша участковая.
— Иди к черту, — стараясь не обидеть остальных, отреагировала Саньковская на интимный вопрос и с безрассудной храбростью повернулась спиной к «Скорой помощи».
— Он тяжело болен!
— Ты тоже, — процедила Мария, не оборачиваясь, и вошла в подъезд.
Соседские бабки тут же принялись оживленно шушукаться. До слуха оскорбленной женщины долетел театральный шепот Матвеевны:
— Куда смотрит Минздрав?..
Путь домой был бесконечным, но едва Саньковская успела остыть, как в дверь снова позвонили. Поискав глазами предмет потяжелее, женщина остановила выбор на историческом ботинке мужа и пошла открывать. Ее не грызли сомнения, что за дверью притаилась новая беда.
«На этот раз гороскоп, — и зачем я его только читала! — насчет тяжких испытаний не соврал. Сколько я еще смогу протянуть?..»
На пороге стоял Самохин. Оценив внешний вид хозяйки и по-своему правильно разгадав ее внутреннее состояние, он сообразил, что день в этом доме сегодня совсем не приемный. Швырнув к ногам Марии сумку, Димка скороговоркой пробормотал:
— Это его доля.
— Что? — не поняла Саньковская, но чудной друг ее странного мужа уже растаял в сумерках подъезда и вопрос остался без ответа.
Открыв в комнате сумку, она поняла, что и ее содержимое, и Самохин сиречь элементарные галлюцинации, по поводу которых и прилетали санитары. Столько денег в одном месте просто не могло быть!
Шаркая непослушными ногами, убегая от преследующей ее весь день прострации, Мария выбралась на балкон. К сожалению, «Скорая помощь», которую Бог в своей рассеянной, как склероз, мудрости послал ей несколько раньше, чем следовало, уже укатила. Всевышний оказался ничуть не лучше мужа. Тот тоже не всегда все делал до конца…