Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

Клевер беспомощно развел руками.

— Даже лучший пастух не всегда может совладать с упрямым бараном, вождь.

— Если так пойдет, он скоро станет бараниной! Как там говорил Столикус? «Никогда не бойся врага, но всегда питай к нему уважение». Эта тетка, дан Брок, совсем не дура, да и Ищейка, прямо скажем, вовсе не трус.

— Думаю, они просто выжидают удобного момента. — Клевер вздохнул. — Рано или поздно они расставят нам ло-вушку.

— И если так пойдет и дальше, эти два героя влезут прямиком в нее! — Кальдер еще сильнее насупил брови, глядя на сына. — Как получилось, что в нем так мало от меня?

— Ему никогда не доводилось встречаться с трудностями, — тихо проговорила Чудесница.

Клевер наставил на нее палец:

— Вот звучит суровый голос опыта! Поражения приносят человеку гораздо больше добра, чем победы. — Подняв руку, он осторожно почесал свой шрам. — Лучший подарок, какой мне когда-либо дарили. Он научил меня смирению.

— Смирению! — фыркнул Кальдер. — Я не знаю другого человека, который был бы о себе более высокого мнения, чем ты.

Клевер поднял свою кружку в сторону Магвира, который снова избрал его мишенью для своих гневных взглядов, пока Стурова героическая быль достигала своего апогея.

— В мире полно людей, которым не терпится меня опустить. Не вижу причин делать это за них.

— Ты вообще не видишь причин делать что-либо.

Это было трудно отрицать. К счастью для Клевера, король Севера избрал этот момент для того, чтобы с трудом подняться на ноги и воздеть железную длань, призывая к тишине.

— Услышьте глас мудрости, — пробормотал Черный Кальдер без особенной радости.

— Мой отец, Бетод! — заревел Скейл в лица собравшихся, покачиваясь от крепкого эля и слабости в коленях. — Сделал себя королем Севера! Построил города и соединил их дорогами! Заставил кланы объединиться и создал государство там, где его никогда не было!

Он не стал упоминать о тридцати годах кровопролития, которые для этого потребовались. Но в этом-то и прелесть того, чтобы оглядываться назад: ты всегда можешь выбрать те куски, которые подходят для твоей истории, а неудобную правду выбросить на помойку.

Скейл нахмурился и уставился в огонь.

— Моего отца предали. Моего отца убили! Его королевство разорвали на части, словно кусок мяса, брошенный псам. — Он возвел мутные очи вверх и указал здоровой рукой на Стура. — Но мы исправим ошибки прошлого. Мы покончим с Ищейкиным гребаным Протекторатом! Мы вышвырнем с Севера треклятый Союз! Стур Сумрак, мой племянник и наследник, будет верховным властителем всех земель от Белой до Кринны и за их пределами!

Он поднял свой кубок над головой, заливая элем весь перед своей одежды.

— Мечта Бетода продолжает жить в его внуке! За Большого Волка!

И все воздели свои чаши с питьем и принялись соревноваться, кто прокричит имя Стура громче остальных. Клевер с Чудесницей тоже подняли кружки не ниже прочих.

— И все же он мудак, — тихо буркнул Клевер, улыбаясь во весь рот.

— С каждым днем все больше и больше, — процедила Чудесница сквозь стиснутые зубы.

И они сдвинули кружки и сделали по щедрому глотку, поскольку Клевера никогда особенно не заботило, за что он пьет — главное, чтобы было что пить.

Кальдер не присоединился к тосту. Он только нахмурился, глядя на брата, ссутулился на своей скамье и заорал, чтобы ему принесли еще эля.

— Некоторые люди ничему не учатся, — пробормотал он.

— Мы все учимся, — отозвался Клевер. Он оглядел старых воинов, молодых воинов и осторожно почесал свой шрам. — Просто некоторым приходится учиться трудным путем.

Сделка

— Ты обещал, Гуннар! — За хлипкой стеной голос Лидди звучал глухо, но слова можно было с легкостью разобрать. — Ты обещал мне, что не станешь ни во что ввязываться!

— Я пытался, Лидди. Я не напрашивался на проблемы, просто… они сами нас нашли.

— Так часто бывает с проблемами.

Савин посмотрела через маленькую комнатку на Май: уличный свет падал через щелястое окно, выхватывая ее лицо. Стиснув зубы, девушка отвернула голову прочь от доносящихся голосов, делая вид, будто ничего не слышит.

— Я просто пытаюсь протянуть от одного дня до другого, — снова послышался голос Гуннара. — Как-то свести концы с концами.

Сводить концы с концами в Вальбеке было непростой задачей. Хотя мятежи по большей части утихли, но жара, гнев и страх висели над городом густой пеленой, как некогда висел смог, пока не погасили печи. Страх перед насилием. Страх перед голодом. Страх перед тем, что будет, когда в город вернутся представители закона. Страх, что они могут никогда не вернуться. Ответ на вопрос, кто в городе главный, зависел от того, кого ты спрашивал, в какой части города ты при этом находился, день стоял или ночь. Если во всем этом безумии, во всем этом разрушении и был какой-то план, Савин не могла его разглядеть. Никто больше не был в безопасности в Вальбеке. Возможно, на самом деле вообще никто не бывает в безопасности. Возможно, безопасность — это ложь, которой люди утешают себя, чтобы иметь возможность жить дальше.

Савин прикрыла глаза и принялась думать о своих ощущениях, когда она проткнула клинком того косоглазого. А потом рубанула со спины второго, в кепке. Легкая отдача рукояти в ладонь. Легкое усилие, когда она вытаскивала клинок. Это оказалось так шокирующе просто — убить человека. Савин говорила себе, что они не оставили ей выбора. И тем не менее она видела их лица каждый раз, когда закрывала глаза, чувствовала, как у нее ускоряется дыхание, щекочет кожу выступающий пот, сердце начинает колотиться точно так же, как тогда; и она принималась снова и снова тереть кончиками пальцев свою грязную, зудящую шею.

— Так что, ты теперь ломатель? — донесся из-за стены голос Лидди.

— Малмер делает для людей все что может, так что я делаю все что могу для него. Стою на баррикадах. Раздаю людям еду. Я больше не солдат. И не пастух. Кем же мне теперь быть?

— Моим мужем. Отцом Май.

— Я знаю, это самое главное, но… что мне делать? — Было так странно слышать этот заискивающий, едва ли не слезливый тон в голосе того, кто, как хорошо знала Савин, мог быть настолько опасным. — Я не могу просто сидеть сложа руки и смотреть, как людей ломают, верно?

— Есть очень тонкая грань, Гуннар, между тем, чтобы помогать людям, и тем, чтобы их калечить. И ты постоянно переходишь эту грань.

В голосе Лидди не было ни намека на слабость. Сила этой женщины изумляла Савин — то, как она продолжала делать свое дело, работать, улыбаться, извлекать все что можно из этого кошмара.

— Я пытаюсь делать как лучше, просто… не всегда можно понять, как будет лучше…

Их голоса стали тише, превратившись в невнятное бормотание, потом их заглушили чьи-то крики снаружи. Возможно, там дрались. Савин забилась поглубже в угол, пережидая, пока голоса не удалились и не затихли в конце улицы.

Она облизнула губы. Молчание давило на нее. Говорить не хотелось, но это было лучше, чем снова видеть эти лица.

— Мои родители тоже иногда ссорились.

Май посмотрела ей в глаза.

— Из-за чего?

— Из-за отцовской работы. Из-за того, что мать пила. Из-за меня. Я всегда была их любимым предметом для разногласий.

Может быть, они ссорятся из-за нее и сейчас? Савин поглядела вниз, на дешевые доски пола, все в занозах и трещинах. Лучше не думать о прежней жизни. Лучше сделать вид, что она совершенно новый человек, место которого именно тут, где она находится. Который знает, как ей повезло находиться тут.