Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

— Тереза… — Он запнулся, подыскивая слова. «Дорогая» звучало банально. «Любимая» — фальшиво. «Мой худший враг» — правдиво, но вряд ли подходило к сложившейся ситуации. — Чем я могу…

Она, как обычно, резко оборвала его, однако вместо привычной отповеди он услышал совсем другое.

— Прости меня… за то, что я так плохо с тобой обошлась. Прости за все, что я наговорила… Ты, наверное, думал, что я…

В ее глазах блеснули слезы. Настоящие слезы. Прежде Джезаль ни за что бы не поверил, что она способна плакать. Он подошел к ней, протянул руку, не зная, что делать дальше. Он не мог поверить, что Тереза пришла с извинениями — с самой настоящей, искренней попыткой примирения.

— Да, да, конечно… — сбивчиво начал он. — Тебе хотелось совсем другого мужа. Прости меня. Я, как и ты, заключен в этот дворец, как в тюрьму. Быть может, мы как-нибудь привыкнем друг к другу, а со временем научимся уважать… У нас ведь больше никого нет… Прошу тебя, скажи, что я должен сделать…

— Ш-ш-ш!

Она приложила палец к его губам, заглянула в глаза. Огонь камина освещал половину ее лица оранжевым сиянием, а половина скрывалась в черной тени. Тереза запустила пальцы в шевелюру Джезаля, притянула его к себе и нежно поцеловала, неловко прижав губы к его губам. Он обхватил ее шею, погладил за ухом, провел пальцем по нежной щеке. Их рты двигались словно машинально. Поцелуй сопровождался тихим, напряженным сопением, негромким причмокиванием и хлюпаньем слюны. Не самый страстный поцелуй на свете, но Джезаль и такого не ожидал. Он осторожно просунул язык в рот Терезе и ощутил приятное напряжение в паху.

Свободной рукой он погладил ее по спине, ощутил бугорки позвонков, провел по округлой ягодице, просунул пальцы между бедер. Подол ее сорочки обмотался вокруг запястья Джезаля. Тереза вздрогнула, отшатнулась и закусила губу. Кажется, от отвращения. Он быстро отдернул руку. Оба отступили друг от друга и смущенно потупили взоры.

— Прости… — шепнул Джезаль, проклиная свою торопливость. — Я…

— Нет, это ты меня прости… Я… У меня не было мужчин…

Джезаль недоуменно заморгал и тихонько вздохнул, едва не рассмеявшись от облегчения. Все встало на свои места. Тереза всегда держала себя так уверенно, с апломбом… Ему и в голову не пришло, что она девственница. Она дрожала от страха. Боялась его разочаровать. Его охватило сочувствие…

— Не волнуйся, — шепнул Джезаль и нежно обнял ее. Она испуганно напряглась, и он ласково пригладил ей волосы. — Я подожду… если ты не хочешь, мы можем…

— Нет, — решительно заявила она, глядя ему в глаза. — Ждать мы не будем.

Она сняла сорочку, бросила ее на пол. Подошла к Джезалю, взяла его за руку, вложила себе между бедер.

— А-а! — застонала она. Ее губы коснулись его щеки, жаркое дыхание обдавало ухо. — Да! Не останавливайся… Еще…

Она повела его к постели.

— Еще вопросы есть? — Глокта оглядел сидящих за столом старцев, но все молчали.

«Ждут, что я скажу».

Короля снова не было, поэтому Глокта мог заставить всех ждать сколько угодно.

«Пусть знают, кто здесь главный. Почему бы и нет? Власть дана не для того, чтобы любезничать».

— В таком случае, заседание закрытого совета окончено.

Все торопливо встали и потянулись к выходу — Торлихорм, Халлек, Крой и остальные. Глокта неуклюже поднялся со стула. В ноге все еще отдавались отголоски утренних судорог. Лорд-камергер задержался в зале.

«Как-то он недовольно выглядит».

Хофф дождался, пока за последним вельможей закрылась дверь.

— Представьте себе мое изумление, — отрывисто проговорил он, — когда я услышал о вашей недавней женитьбе.

— Краткая, скромная церемония, — пояснил Глокта, демонстрируя лорду-камергеру дыру от выбитых передних зубов. — Видите ли, юная любовь ждать не желает, и все такое. Приношу искренние извинения, если вас обидело отсутствие приглашения на свадьбу.

— Приглашение? — угрюмо процедил Хофф. — Нет! Мы с вами обсуждали не это!

— Обсуждали? По-моему, мы друг друга не так поняли. Наш общий друг… — Глокта многозначительно поглядел на пустующий тринадцатый стул в дальнем конце стола, — передал мне свои полномочия. Мне. И никому другому. Он считает, что мнение закрытого совета должен выражать единственный голос. И голос этот с недавних пор очень похож на мой собственный.

Румяные щеки Хоффа побледнели.

— Разумеется, но…

— Вам наверняка известно, что я пережил два года пыток. Провел два года в аду, а теперь стою перед вами. Точнее, горблюсь перед вами, скрученный, как жгут. Увечный, искалеченный, изуродованный — жуткая пародия на человека. Признаюсь честно, часто меня не слушается нога. И глаза не слушаются. И лицо. — Он фыркнул. — Если это можно назвать лицом. А кишечник вообще отказывается подчиняться. По утрам я просыпаюсь весь в говне. Боль не отпускает ни на миг, непрерывно напоминая о том, что я утратил. — Его левый глаз задергался.

«Пусть себе дергается».

— Надеюсь, вы понимаете, — продолжил Глокта, — что, несмотря на отчаянное стремление сохранить хорошее расположение духа и добросердечный нрав, мне не удается удержаться от ненависти — к миру, к окружающим и даже к самому себе. К сожалению, исправить положение не представляется возможным.

Лорд-камергер неуверенно облизнул губы.

— Я вам искренне сочувствую, но не понимаю, какое отношение это имеет к делу.

Глокта приблизился к Хоффу, не обращая внимания на очередную судорогу в ноге, и оттеснил его к столу.

— Ваше сочувствие значит для меня меньше, чем ничего. И к делу это имеет самое непосредственное отношение. Вы знаете, кто я такой, что я испытал, и что до сих пор испытываю ежесекундно. Как, по-вашему, существует ли нечто такое, что может меня испугать? Для меня не осталось ничего невозможного. Самые невыносимые страдания окружающих представляются мне… мелким раздражением. — Глокта склонился к лорду-камергеру, оскалил остатки зубов. По лицу пробегали судороги, глаз слезился. — И, зная все это… как, по-вашему, разумно ли вам, в вашей ситуации… угрожать. Угрожать моей жене? Угрожать моему будущему ребенку?

— Что вы, какие угрозы?! Я никогда бы не…

— Это совершенно недопустимо! Недопустимо. Малейший намек на возможную опасность, грозящую моим близким, вызовет непредсказуемую реакцию с моей стороны… Вы даже не представляете, как я могу быть бесчеловечен. — Он придвинулся еще ближе к Хоффу, обдавая брызгами слюны дрожащие щеки лорда-камергера. — Я не могу допустить никаких дальнейших обсуждений по этому поводу. Никаких слухов или намеков на его существование. В противном случае, лорд Хофф, на вашем месте за столом закрытого совета окажется безглазый и безъязыкий выхолощенный кусок мяса с обрубками пальцев. — Отступив на шаг, Глокта одарил Хоффа своей самой жуткой улыбкой. — Кто же тогда, досточтимый лорд-камергер, выпьет ваше вино?

В Адуе стоял восхитительный осенний день. Солнце сияло сквозь ветви благоухающих фруктовых деревьев, отбрасывающих пятнистую тень на траву. То и дело налетал ласковый ветерок, раздувая малиновую мантию короля, величественно вышагивавшего вокруг лужайки, и белоснежный плащ архилектора, опиравшегося на трость, и хромавшего сзади на почтительном расстоянии. На деревьях щебетали птицы, а под начищенными сапогами его величества был слышен скрип гравия, отражавшийся тихим благозвучным эхом между белых зданий дворца.