Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

— Зачем тогда им вообще быть, этим самым солдатом?

Танни не сразу нашелся что ответить. Пожал плечами:

— Ну как. Лучшее призвание на свете.

По тракту неторопливо вели лошадей; стучали по земле копыта, похлестывали пышные хвосты, сонно брели рядом солдаты. Один отделился и направился в их сторону, жуя по дороге яблоко. Сержант Форест, причем с улыбкой шире плеч.

— Эт ч-черт, — пробурчал под нос Танни, проворно сгребая улики и пряча под щит, внизу под гамаком.

— Чего это? — прошептал Желток.

— А того, что когда первый сержант Форест вот так улыбается, хороших новостей не жди, как пить дать.

— Так когда же их ждать?

А ведь действительно, вопрос не праздный.

— Капрал Танни! — Форест доел яблоко и отбросил огрызок. — Вы, я вижу, не спите.

— К сожалению, да, сержант. Какие новости от наших уважаемых командиров?

— Самые радужные. — Форест через плечо ткнул пальцем в сторону лошадей. — Вы будете в восторге: нам возвращают наших четвероногих подруг.

— Чудесно, — крякнул Танни. — Как раз вовремя, чтобы пуститься вскачь туда же, откуда пришли.

— При этом, как положено, его августейшее величество не снабдил своих преданных солдат решительно ничем, что им надлежит иметь. Отправляемся утром. Или, самое позднее, через день. Идем на Уфрис, а там нас ждет премилое теплое суденышко.

Танни и сам невольно заулыбался. Севера с него было предостаточно.

— Ага! Стало быть, домой? Мое любимое направление.

Форест, видя улыбку капрала, расширил свою еще на два зуба, по одному с каждой стороны.

— К сожалению, вынужден разочаровать. Отплываем в Стирию.

— Как в Стирию? — оторопело хлопнул себя по бокам Желток.

— В красавец Вестпорт! — Форест одной рукой обнял Желтка за плечи, а другой махнул вперед, как будто указывая вдаль на великолепную панораму города там, где на самом деле красовались лишь гнилые пни. — Перекрестки мира! Там мы должны будем встать плечом к плечу с нашими храбрыми союзниками в Сипано и вознести праведный меч над сущей дьяволицей Монзкарро Муркатто, Змеей Талина. По всем сведениям, она — чисто демон в человечьем обличии, душительница свобод и величайшая угроза из всех, когда-то существовавших!

— Понятно, после Черного Доу, — Танни потер переносицу, — с которым мы вчера замирились.

Форест хлопнул Желтка по плечу.

— Прелесть солдатской профессии, рядовой. По счастью, негодяи неистребимы. А маршал Миттерик как раз тот человек, который заставит их содрогнуться!

— Маршал… Миттерик? — непонимающе поглядел Желток. — А что у нас с Кроем?

— Крой, похоже, тю-тю, — хмыкнул Танни.

— Скольких ты пересидел? — спросил Форест.

— Сейчас, погоди… — Танни, закатив глаза, задумчиво загибал пальцы, — сразу и не сосчитаешь. Кажется, восьмерых. Френген, затем Альтмойер, затем этот, коротышка…

— Крепски.

— Во-во, Крепски. Потом еще один Френген.

— Френген, но уже другой, — фыркнул Форест.

— Ох и болван был, даже для главнокомандующего. Затем был Варуз. За ним Берр, дальше Вест…

— А вот Вест был хороший.

— Ушел слишком рано, как оно обычно с хорошими людьми. И вот теперь Крой…

— Лорд-маршалы преходящи по натуре, — пояснил Форест, — но капралы!

Он гордым жестом указал на Танни.

— Капралы вечны.

— Значит, Сипано? — Танни медленно откинулся в гамаке, одну ногу согнув в колене, а другой отталкиваясь от земли и плавно раскачиваясь. — А ведь я там еще не бывал. Упущение.

Теперь, вникнув, в предстоящем путешествии он начинал различать и определенные преимущества. Хороший солдат всегда рассчитывает на них.

— Там климат, говорят, неплохой?

— Климат отличный, — подтвердил Форест.

— И я слышал, там лучшие, черт их дери, шлюхи на всем свете?

— Прелести тамошних путан негласно упомянуты чуть ли не с приказом.

— Ну вот, есть уже две вещи, к которым стоит стремиться.

— Во всяком случае, те две, которых нет на Севере. — Улыбка Фореста все ширилась, да так, что шире некуда. — Ну а пока, ввиду печального убывания контингента, смею представить…

— О не-ет! — застонал Танни среди идущих ко дну видений со шлюхами под благодатным солнышком.

— О да! Сюда, ребята!

И они, язви их, объявились. Четверо. Новобранцы, свеженькие, с корабля — судя по виду, из Срединных земель. Еще накануне целованы в порту мамашами, зазнобами, а то и теми и другими вместе. Мундиры отглажены, ремни навощены, бляхи надраены — словом, все готово к доблестному солдатскому житью-бытью. Новенькие рекруты, открыв рты, глазели на Желтка, являющего собой вопиющую противоположность — щеки впалые, глаза шныряют, истрепанный мундир заляпан грязью, одна лямка у ранца лопнула и заменена веревкой.

Форест церемонно указал на Танни, как хозяин балагана — на любимого шута, и взялся за обычную вступительную тираду:

— Парни! Вот вам знаменитый капрал Танни, один из старейших унтеров в дивизии генерала Фелнигга.

Танни сокрушенно, из самого нутра вздохнул.

— За плечами у него Старикландское восстание, война с гурками, последняя Северная война, осада Адуи, нынешняя заваруха, да еще и служба в едва ли не более тяжкое мирное время, от которой возвышенный ум неминуемо пришел бы в упадок и запустение.

Танни вынул пробку из фляжки Желтка, задумчиво приложился, передал ее хозяину, который, пожав плечами, тоже глотнул.

— Но он, Танни, драпал и мчался вперед, гнил в распутице; его пронимали холода и охаживали северные ветры; он вынес испытание харчами, винными погребами и ласками южанок, тысячемильными переходами, многолетним суровым рационом его величества, и даже, пусть и без рвения, но борьбой за то, чтобы стоять — вернее, сидеть — здесь перед вами…

Танни скрестил загубленные — а еще недавно, казалось, такие новые — сапоги друг на друге, медленно ушел спиной обратно в гамак и смежил веки, сквозь которые розовато просвечивало солнце.

Старые руки

Пришел он предзакатной порой. Над болотистой речушкой клубилась мошкара, желтеющие листья бросали на тропинку пятнистые тени; ветви под легким ветерком колыхались низко, так что приходилось под них подныривать.

Домишко казался еще приземистей, чем он помнил. Маленький, но неизъяснимо красивый — настолько, что слезы наворачивались на глаза. Дверь протяжно заскрипела, почему-то напугав чуть ли не как тогда, в Осрунге. В доме никого не было. Только старый, пропахший дымом полумрак. Вон его топчан, отодвинутый к стенке из-за тесноты, а туда, где он стоял, падают из окошка полосы бледного света: день идет на убыль.