Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

Придурочный Кривой делал вид, что читает, когда Кантлисс вышел из-за угла.

— Вставай, дубина!

Женщина, все еще связанная и беспомощная, сидела в клетке. Она смотрела вызывающе, спокойная и твердая, будто вместо того, чтобы дрожать, что-то задумала. Словно у нее созрел особый замысел и Грега был частью его.

— Куда ты пялишься, гребаная сука? — бросил он.

— На гребаного труса, — холодно и четко ответила она.

Он замер, моргнул, не в состоянии поверить собственным ушам. Даже эта тощая тварь его презирает? Та, которая должна молить о пощаде? Если вы не в состоянии внушить уважение женщине, даже связав и избив ее, как вы вообще можете заслужить гребаное уважение?

— Чего? — прошипел он, ощущая холодок вдоль спины.

Она подалась вперед, не отводя дерзкого взгляда, приподняла губу, прижала язык к щели между зубами и метко плюнула сквозь прутья решетки прямо на новую рубашку Кантлисса.

— Трусливая шмонька, — процедила она.

Одно дело стерпеть обиду от Папаши Кольца. Но не от нее же?

— Открывай клетку! — взревел он, задыхаясь от злости.

— Есть такое дело… — Кривой возился со связкой ключей, пытаясь подобрать нужный.

Там всего три и было! Кантлисс вырвал у него ключи, повернул один в замке, рванул дверь на себя. Она открылась, лязгнув краем о стену и отбив кусок штукатурки.

— Я преподам тебе гребаный урок! — кричал Грега, но женщина продолжала пялиться на него, тяжело дыша. На ее губах блестели капельки слюны.

Одной рукой он схватил ее за ворот рубахи — затрещали нитки. Дернул, едва не разорвав. Пальцами второй руки сжал щеки, сминая, сдавливая рот, желая раздавить, расплющить, превратить в кашу…

Боль пронзила внутреннюю сторону бедра. Грега ойкнул. Еще удар. Нога подломилась, ему пришлось опереться о стену.

— Ты чего… — начал Кривой, а потом до Кантлисса донеслись звуки возни и хрюканье.

Он повернулся, едва держась прямо от боли в паху.

Кривой с дурацким удивлением на лице стоял напротив клетки, а пленница, вцепившись в него одной рукой, била кулаком в живот, брызгая с каждым выдохом слюной. Сторож, скособочившись, булькал. Кантлисс разглядел нож в руке женщины. После каждого удара кровь брызгала на пол, выплескиваясь из раны. Только тогда Грега догадался, что его она тоже пырнула, и непроизвольно всхлипнул от обиды и боли. Он прыгнул на одной ноге, обрушившись на спину женщины, обхватил ее руками. Они откатились от клетки, ударившись о глинобитный пол, нож отлетел в сторону.

Скользкая, как форель, она вывернулась из захвата и оказалась сверху. Не успел он опомниться, как дважды сильно ткнула кулаком в зубы, схватила за волосы, ударила затылком об пол. Потянулась за ножом, но Грега дернул ее за рубашку, наполовину разорвав, потащил на себя. Они снова сцепились на грязном полу, плюясь и изрыгая проклятия. Очередной удар пришелся Кантлиссу по макушке, а он, поймав ее за волосы, потянул в сторону и, несмотря на визг и отчаянное сопротивление, бил головой о ножку стула, пока она не ослабела настолько, что Грека сумел навалиться сверху, охая от боли в раненой ноге, липкой и мокрой от крови.

Он слышал хриплое и тяжелое дыхание женщины, когда она попыталась подняться и даже встала на четвереньки. Но Грега просунул предплечье под ее подбородок, сдавливая изо всех сил, прижимая всей тяжестью, а другой рукой в то же время тянулся за ножом. Прикоснувшись пальцами к рукоятке, он не сдержал смеха — это была победа!

— Теперь пошмотрим, шука… — прошепелявил он кровоточащими и распухшими губами.

Кантлисс поднял клинок так, чтобы она сумела его разглядеть. Лицо женщины побагровело от удушья, волосы слиплись от крови, выпученные глаза следили за острием. Но сопротивлялась она все слабее и слабее. Грега сделал несколько обманных выпадов, наслаждаясь страхом, с каждым разом отражающимся на ее лице.

— А шейчаш я тебя… — Он размахнулся для последнего, настоящего удара.

Неожиданно что-то сдавило его запястье, дернуло и потащило. Он охнул, но едва раскрыл рот, как жестокий удар отправил его лететь кувырком. Грега потряс головой, слыша, как кашляет женщина, но где-то далеко. Потянулся за оброненным ножом.

Тяжелый сапог опустился, расплющив его кисть. Второй мелькнул, отбрасывая оружие. Кантлисс застонал и попытался вырвать руку, но безуспешно.

— Хочешь, чтобы я убил его? — спросил старик, глядя сверху вниз.

— Нет, — каркнула девчонка, нагибаясь за ножом. — Я сама хочу убить его.

Она шагнула к Кантлиссу и плюнула ему в лицо кровью.

— Нет… — заныл он, пытаясь отползти и волоча за собой непослушную ногу, но сапог старика по-прежнему пригвождал к полу его запястье. — Я вам пригожусь! Вы ведь хотите вернуть детей? Правда? — Он видел ее лицо и понял, что лазейка появилась. — Туда нелегко добраться! Но я могу показать вам дорогу! Я вам пригожусь! Я готов помогать! Я все исправлю! Я тут ни при чем — это все Кольцо! Он сказал, что убьет меня! У меня не было выбора! Я вам пригожусь! — Он болтал без умолку, всхлипывал и молил, но не чувствовал стыда — когда иного выбора нет, умному человеку не зазорно вести себя как последнему ублюдку.

— Что за тварь… — проворчал старик, презрительно скривив губы.

Женщина принесла из клетки веревку, которой прежде была связана она сама.

— Лучше всего не торопиться с наказанием.

— Ты хочешь взять его с собой?

Она присела на корточки, подарив Кантлиссу кровавую улыбку.

— Мы сможем убить его, когда захотим.

Абрам Маджуд глубоко задумался. Но не о результате боя, который больше не вызывал вопросов, а о том, что будет потом.

Глама слабел на глазах после каждого обмена ударами. Его лицо, распухшее и окровавленное, походило на ужасную маску. И как полная противоположность, улыбка Лэмба становилась все шире и шире с каждым нанесенным или пропущенным ударом. Она превратилась в безумный оскал пьяницы, умалишенного, демона, но не человека, с которым Маджуд шутил на равнинах. Его выражение стало настолько чудовищным, что зрители первых рядов вскакивали на лавки, когда Лэмб оказывался рядом.

Толпа становилась столь же неистовой, как и схватка. Маджуд боялся даже вообразить общую сумму заключенных в этот вечер пари, но видел, как среди зрителей, то здесь, то там, вспыхивали потасовки. Всеобщее безумие все сильнее и сильнее напоминало сражение — а ведь ему так не хотелось опять участвовать в сражениях, ведь там без жертв не обходится никогда.

Размашистым ударом Лэмб сбил Золотого с ног, но, прежде чем тот упал, поймал за щеку и, резко дернув, разорвал ее. Кровь брызнула на ближайших зрителей.

— О, Боже… — пробормотал Карнсбик, прикрывая глаза ладонью. — Надо уходить.

Но Маджуд не видел пути для отступления. Лэмб, взяв руку Гламы в захват, давил, вынуждая противника встать на колени. Свободная рука Золотого бессильно шарила по сторонам. Раздался прерывистый крик, громкий треск, и локоть Гламы вывернулся в обратную сторону, сломанный сустав натянул кожу пузырем.

Лэмб насел на него, как волк-убийца. Хохоча, схватил за подбородок, запрокинул голову и ударил лбом в лицо, разбивая его в кровь. Еще и еще раз. Толпа вопила от радости или от ужаса.